Собирая образ матери, познавая ее как человека и то влияние, которое она оказала на дочь, важно рассматривать определенный временной контекст – этап, на котором происходило то или иное событие. Неверно оценивать материнское влияние на ваше становление по ее сегодняшнему отношению к вам. Ваша Внутренняя Мать как часть вашей психики – это в первую очередь мать из вашего прошлого, часто очень далекого прошлого: начиная с периода ее беременности, затем рождения и последующего детства вплоть до подросткового возраста. Многое из того, что вас сформировало, вы не помните, но это не уменьшает его влияния.

Несмотря на то что опыт младенчества и первые детские годы являются наиболее значимым периодом для становления психики, активное развитие личности и важнейшие изменения продолжают происходить вплоть до окончания подросткового возраста. В дальнейшем полученный опыт трансформируется: компенсируется, излечивается или закрепляется, человек движется вперед или зацикливается на произошедшем, замораживая себя в давних событиях, находя подтверждение выводов, сделанных много лет назад на совершенно других людях (что в психологии описывается через два феномена – проекцию и отыгрывание). Во взрослом возрасте мы, конечно, меняемся и расширяем свою идентичность (в той или иной степени), но все-таки базовое в нас формируется очень рано и закрепляется наиболее прочно. Как показывает практический опыт, очень ранние довербальные травмы (о которых мы в первую очередь знаем по рассказам, а не помним) – крайне мощные и способны на протяжении всей жизни пробивать взрослую осознанную личность, проявляясь в приступах сильнейшей, казалось бы, беспричинной тревоги, эмоциональных срывах, непонятных слезах. Такими довербальными травмами может быть раннее разлучение, пребывание в больницах и других учреждениях (где с нами не могли быть родители), физические болезни в младенческом возрасте и сопутствующие им страдания, насилие любого рода.

Если сегодня у вас гармоничные отношения с мамой и вы плохо помните (или предпочитаете не помнить) события детства, это не означает, что прошлое не влияет на вас. По этому поводу я вспоминаю одну из своих клиенток – молодую женщину, которая на первых сессиях рассказывала о своих отношениях с родителями исключительно благостно. Она говорила о том, какая дружная пара ее отец и мать, как долго они вместе, как умеют друг о друге заботиться, как много замечательного в родительской семье. И только спустя время, и то скорее случайно, она упомянула, что в первые семь лет ее жизни отец был алкогольно-зависимым, что дома царило постоянное напряжение и часто случались скандалы. С тех пор прошли годы, и поскольку семья теперь живет счастливо, моей клиентке не приходило в голову, что ранний опыт мог как-то влиять на ее сегодняшнюю личную жизнь, которой она не была удовлетворена. Например, на ее недоверие к мужчинам, стремление полагаться только на себя, низкую самооценку. Влияние детского опыта на близкие отношения во взрослом возрасте я подробно описываю в книге «Любовь и Невроз: путеводитель по вашей истории любви» (2021), а потому в данном случае не стану вдаваться в подробности этого вопроса.

Моя собственная история – противоположная. В детстве я получила достаточно любви и поддержки. Во всяком случае, на сегодняшнем этапе жизни я субъективно чувствую это именно так. Моя мама хотела ребенка, хотя и «предчувствовала», что у нее будет сын (особенности этой материнской фантазии я рассматриваю в одной из последующих глав). Она любила меня, гордилась и любовалась мною в детстве, вдохновляла на смелые поступки и формировала уверенность в собственных силах. В буквальном смысле меня, довольно опасливую малышку, она призывала забраться повыше на детской площадке, преодолевать препятствия (в том числе в буквальном смысле перелезать через заборы, с чем к школьному возрасту я уже отлично справлялась), выражать и отстаивать свое мнение даже в присутствии взрослых, имеющих противоположную точку зрения. И порицала она больше за конформизм, чем за спор. Она учила меня рисковать, без страха и с любопытством относиться к новому, иногда, правда, теряя в своем стремлении чувство меры. Так, однажды, отдыхая в Кавказских горах, мама увлеченно потащила меня, шестилетнюю, по ветхому веревочному мосту, натянутому над ущельем, о чем впоследствии сама вспоминала с ужасом. Ее отчаянность во многом была связана с собственной биографией и крайне тревожным отцом (моим дедушкой), который предельно строго ограничивал ее свободу вплоть до замужества (в которое моя мама сбежала, окончив институт).

Многие годы мама вела борьбу со своим отцом: сначала с реальным, а после – с Внутренним (той частью психики, которая была сформирована под его влиянием). Ее душа была, да и остается, на войне, где мир делится на своих и чужих. Или мы, или они. И даже девизы, созвучные ей, были не из мирной жизни, например: «Не верь, не бойся, не проси» – тюремная поговорка, о которой в частности писал Александр Солженицын в своем произведении «Архипелаг ГУЛАГ» (2021). Когда-то я была для мамы «мы», после – перешла в «они». Сможем ли мы снова повернуть наши отношения в сторону эмоциональной близости и совместности, жизнь покажет. Но прежде чем случился поворот от своего к чужому, от близкого к далекому, прошли годы моего детства, замечательность которого сводится для меня не к благоприятности определенных событий и безоблачности (идиллическим мое детство не было), но к внутреннему ощущению простой радости и звонкости бытия, предельно чуткому восприятию простых и прекрасных вещей. Ведь в конечном счете детство не исчерпывается отношениями с матерью или отцом. Детство шире и разнообразнее. И даже если родители совершали ошибки, оказываясь неправыми и нересурсными, мы не станем обкрадывать себя, забирая удивительное ощущение выпуклости жизни, которое бывает в ранние годы: ощущение волшебства, обнаженность запахов, чудо текущего момента, капели, шлепанья башмаков по первым лужам, сочности яблок из чужого сада, проказ, божьих коровок, отпускаемых с ладони вместе с желаниями, сладости бесцельного сидения на дереве и сока, высасываемого из клевера. К счастью, радость красоты мгновения я легко могла разделить со своей мамой, в молодости особой мечтательной и романтической.

Мама говорила о моих талантах и красоте, интересовалась моими чувствами и мечтами, разговаривала со мной, как со взрослой, избегая уменьшительных слов и упрощенной морали. Она рассказывала о собственной жизни, пожалуй, слишком откровенно для меня в том возрасте. В определенный момент я стала ее маленьким психотерапевтом, что имело плюсы и минусы для моей дальнейшей судьбы. Так происходило до моих двенадцати-тринадцати лет – подросткового возраста, который разыгрался классически, но оказался критическим для моей мамы. Она не принимала перемен во мне, желание действовать самостоятельно, проявлять критичность ни к кому-то другому, а теперь к ней самой: ее мнению, верованиям, ценностям. В конечном счете я действовала ровно так, как она учила – думала своей головой, отстаивала право на свободу и выбор, но теперь я подвергала сомнению ни чьи-то чужие, а ее собственные слова, спорила ни с кем-то другим, а с ней самой, отделялась не от кого-то иного, а от ее сильной и властной фигуры. Наши отношения стали портиться. Как бывает в сказках и жизни, на смену доброй маменьке своевременно пришла злая мачеха – нервная, воинственная и отвергающая. Такие изменения стали новым значимым этапом развития, на котором я смогла научиться отталкивать и отталкиваться в направлении собственной воли и самостоятельной жизни. Без умения противостоять значимым родителям – это едва ли возможно.