— «Так вот значит, где его держат". Ох, бедный папенька. У него же слабое здоровье, да и сердце. Вот же ироды проклятые. Он просто загнётся в этих нечеловеческих условиях. В этих мрачных пристанищах боли и смерти. Как же им удалось сломать печать, кажется она была повязана на сильной магии. Это пугало ещё больше.

Когда меня подвели ко входу, я сразу почувствовала дикий пронизывающий плоть холод. Здесь стоял жуткий запах, смерти и гниющей плоти. Железная дверь камеры противно скрипнула, сняв с меня повязку, меня грубо втолкнули в помещение. Я огляделась, пытаясь хоть что-то увидеть, в камере было довольно темно. Через время, зрение адаптировалось я увидела силуэт сгорбившегося старика. Сидевшего на куче прогнившей соломы.

О Великие Боги, я с трудом смогла распознать в этом оборванце, своего отца. Он сильно исхудал, зарос бородой и сгорбился. Только глаза, небесно-голубого цвета, так же искрились. Напоминая о том грозном правителе королевства Трёх Великих озер, Сантариусе.

Складывалось ощущение, что за эти, всего несколько лунных оборотов. Пока наш замок находился в осади диких варваров. Он сильно сдала, постарел и осунулся на пять вёсен вперед. Что совершенно не было похоже на короля.

Ведь хоть папенька и небыл молод, но он всегда выглядел младше своего возраста. Был поджар, прекрасно справлялся с мечем и держался в седле. Многие молодые парни, могли бы позавидовать его прыти и ловкости, во время тренировок. Которыми он никогда не брезговал, на пару с обычными солдатами.

Да и я любила проводить время, наблюдая за военной подготовкой. Мне даже иногда разрешали стрелять из лука или оседлать вороного. Я любила пуститься вскачь, улепётывая от охранявших меня солдат. Тогда меня никто не мог догнать. Я обожала это ощущение свободы. Чувствовать под собой взмыленную спину коня, свист ветра в ушах и запах травы.

Старик тяжело приподнялся с нар и прихрамывая приблизился ко мне.

​​​​ — Ясмина, ты ли это доченька! — услышала я слабый, на треснутый голос.

— Я паренька, — туже ответила. Чувствуя как счастливые слёзы брызнули из глаз.

И я в порыве бросились в объятья отцу. О Боги, сколько же я его не видела. Казалось, что за это время прошла целая вечность.

Я бы была впервые за всё это время действительно счастлива. Ведь так надеясь увидеть отца, и наконец поговорить. Я и не догадывалась, каким будет разговор. И насколько тяжёлой окажется для меня эта встреча.

— Ясочька, — после минутного молчания и объятий, отстранившись, хрипло позвал отец. — Послушай меня детка, я ведь не просто так попросил тебя ко мне привести.

Я слушала его, ловя каждое слово. И даже не догадывалась какую просьбу озвучит мне отец. Я досихпор наивно верю, что для него, так же тяжело было это говорить, как и для меня, слушать.

— Ты помнишь, я тебе всегда говорил, что ты у меня особенная девочка.

— Помню паренька, — я из последних сил сдерживалась, чтоб не разрыдаться.

— Но я тебе не говорил, что ты очень сильная и смелая девочка. И я знаю многое можешь выдержать на своих хрупких плечах. Я в это верю.

— Отец, — слезы жгли глаза, и я сцепив зубы слушала старого короля. Пока не понимая к чему он ведёт. — Что вы хотите этим сказать?

— Я ведь говорил тебе когда-то, что ты очень похожа на свою матушку.

— Да, отец — тихо ответила.

— Каюсь перед тобой кровиночка моя, — взвыл отец падая на колени. — После ее смерти, я приказал уничтожить все её портреты и вообще любое напоминание о ней. Ты понимаешь почему ребенок? Я просто не мог смириться с ее смертью. Мне, невыносимо больно было, любое воспоминание о любимой мной женщине, которую я больше никогда не смогу увидеть.

— Да, паренька — повторяла я как мантру. Только согласно кивая и внимательно вслушиваясь в каждое слово.

— Но прошло время Ясочка, ты начала взрослеть. И я увидел, главное напоминание о ней, это ты, мое ненаглядное Солнышко. Такие же тонкие черты, такая же хрупкая фигура, фарфорово-бледная кожа, усыпанная веснушками. И самое главное, глаза. Таких глаз не найти и во всей Вселенной, во всех мирах высших и низших не сыскать. Чистый янтарь, казалось очи поглотили солнце ясное. Навеки поселив его в свем плену. Когда она смеялась, они переливались солнечными бликами.

Когда он это говорил, я явственно рисовала себе образ своей давно умершей матушки. Я никогда её не видела, но я любила слушать про неё. А папенька редко меня баловал такими откровениями. Поэтому я внемлила каждому его слову.

— И у тебя Ясочка, они такие же. Когда ты заливаешься своим звонким смехом, они переливаются. Не иначе магия в них плещется, Черная. Ты должна знать дитя моё, ты самое дорогое, что у меня есть. Осталось, — при этих словах, отец опустил голову и скупая слеза, скатившись по щеке, затерялась в седой бороде, давно не стриженных волос. — Я сейчас попрошу тебя кое-что для меня сделать. Пообещай, что выполнишь мою просьбу. Ты слышишь ребенок, пообещай, — с нажимом потребовал папенька.

Теперь я узнаю его прежний образ, жесткий и не принципый.

— Да, да все что угодно! — поспешила его заверить. Боясь что он опять начнет ругать меня, как это он делал прежде.

— Хорошо моя девочка, — с этими словами он встал с колен. Тогда согласись выйти замуж за варвара.

— Что?!

Мне казалось я ослышалась. Ну не может родной отец просить такое у меня.

— Если согласишься спасёшь, всех нас. Наше королевство, замок, людей. Всех, понимаешь, меня. Доченька, спаси нас! — истирично заорал мужчина и вцепившись в подол моего платья, начал медленно сползать вниз. Рыдая и всхлипывая.

Я в панике отдернула его руки и отшатнулась. С минуту вглядываясь в мужчину и пытаясь рассмотреть в нем, того, кого я знала все свои восемнадцать лет. И не узнавала, это был чужой мне человек.

Ничего не ответив, я резко развернулась и поспешила выйти из жуткого помещения.

После его слов, у меня потемнело в глазах, зашумело в висках. Мне казалось я вот-вот упаду в обморок. Ноша которую взгромоздил на меня отец, казалась не подъёмной моей слабой психике. Как может просить о таком. Отдать меня в лапы, этому чудовищу. Просто на растерзание, в жертву и ради чего!

Для меня это было предательство, самого родного и близкого для человека. Все мои надежды на спасение, рухнули в одночасье. И я явственно осознала неизбежность происходящего.

За дверью, меня ожидали те же конвоиры. Мне надели повязку и повели вверх по лестнице. С каждой ступеней, во мне начинала подниматься удушающая и клокочущая ярость. Казалось ещё чуть-чуть и она прожжет дыру в моей истерзанной и измученной душе.

В один момент, мне нужно было принять нелегкое и практически убийственное для меня решение. И я решила. У меня просто не было другого выхода, мне нужно было согласиться на свадьбу с Гаргом.

Когда меня довели до моих покоев и сняли повязку, я резко развернувшись, к конвоирам и гордо подняв голову заговорила:

— Пусть немедленно же передадут Гаргу, о том что я согласна на брак.

Мужчины встретили эту новость, довольно сдержанным поклоном. При этом ничего не ответив.

Войдя в опочивальню, обессиленно рухнула на кровать. Мыслей больше не было, я была опустошена и разрушена. Измучена постоянным голодом, нервным потрясением в ожидании неизбежного и страхом. Постоянным страхом за свою жизнь и близких мне людей.

С того самого дня, как я согласилась на замужество. Каждый новый день для меня был пыткой, потму что я начала ждать. И само ожидание было самой настоящей пыткой, для меня. Медленной и тягучей.

Но время шло, а ничего не происходило. Кажется, что про меня даже забыли. Или зверь просто затаился только на время, чтоб в самый неожиданный момент, выбить из меня оставшиеся силы.

Семми тоже молчала, все мои попытки заговорить и что-то выяснить. Натыкались на стену отрешённости и безразличия.

И только когда я начала немного приходить в себя и надеется, что всё ещё обойдется, день моей казни настал.