– Как приметила Зима?
– Точно! В дедушку она.
Славна верная супруга
помогала молодцу́
и пока снега стояли
с Ваней билась за страну.
Неотложных дел завал
их бывало заставал
не в перинах, а в пути…
Знай, опять в санях лети,
сквозь мороз, метель и ночь,
чтобы бедному помочь,
и, бывало, уж Ивана
в сон дремота укладёт,
сил уж нет… Да-к тут Снегурка
с лаской к милому скользнёт,
так прижмётся нежно, крепко,
поцелует горячо,
что под шубой, да кафтаном
жаром вспыхнет прямо всё…
Тут уж сон, брат, не возьмёт,
коль Снегурка колданёт.
И-эх, и сладкая любовь
в санках стылых… Страсть метёт!..
Промелькнуло… Не заметил наш Иван такой зимы,
март к концу, апрель уж светит, снег топя́ на куличи.
Бодрый стук капелей частых
и весёлый свист скворца,
вдруг напомнили Ивану,
как на свадьбе, их любя,
вместе с буйным поздравленьем
Солнце с Месяцем, чудя,
тост закончили вопросом:
«Что же будет, как Весна
вдруг нагрянет с плюсом жарким
и Снегурочка твоя
миражом на полюс хладный
улетит, Ванюша, а?»
И Иван вдруг вспомнил ясно,
как недавние враги,
царь Стобед с Каратом гласным
забубнили: «До весны?!
До весны здесь быть Снегурке?!
Ай, светила, хороши!
Солнце с Месяцем, голубы,
жарят, аж до глубины».
– Что, Иван, запьёшься с горя,
коль пройдёт пора Зимы?
– Расплывётся по землице,
лужей стылой красоты
твоя чудная Снегурка,
«царь мой, Ванечка, прости…»
И Иван тут вспомнил ясно,
как Снегурочка тогда,
взяв его за руку, встала
и сказала: «Никогда.
Никогда с любимым Ваней
ни расстанусь я, друзья.
И на Солнышко сердиться
грех, Весна – любви пора.
Всё весною оживает,
просыпается земля,
воздух полон ожиданье
и любви… Не всё-ж зима?!»
– Как придёт пора мне таять и оставить жениха,
Я вернусь к тебе Алёнкой, милый Ванечка, тогда,
Возвращусь, мой Сокол верный, и клянусь уже навсегда,
Потому, как я из плоти буду, Ваня, не из льда.
Появлюсь под звук капели,
Не узнаешь ты меня, но полюбишь, обещаю,
В том поможет мне Весна.
Летних дней горячих, знойных выпьем озорной настой,
А когда наступит снова праздник стужи ледяной,
Я вернусь к тебе Снегуркой, милый Ваня мой, родной.
Вот ответ! Опять по русский!
Был готов загоревать,
но опять, лишь только радость
Русь смогла из горя взять!
Утерев слезу скупую,
вспомнил Ванька, как потом
свадьба вся заголосила:
«Сколько-ж русским можно жён?!»
Вот же вредные создания,
не корми – дай уколоть,
объяснили-ж всё понятно,
не бузи, не колобродь,
так ведь нет, испортить надо,
царь с Каратом – тут как тут:
«Что-то всё здесь, как в тумане
и про свадьбу тут нам врут».
– Это что же здесь выходит?
– Ставим мы вопрос ребром!
– Пусть Снегурка нам ответит…
– Сколько русским можно жён?
Понеслась по кочкам свадьба,
теме странной дав добро.
Рот открыл? Пожалуй, в свалку.
Где там лишнее ребро?
Слава Богу Дед Мороз,
не страшась прямых угроз,
взял своим авторитетом,
снял с повестки сей вопрос.
Все тогда забыли разом
про Снегурочки слова,
свадьбу дальше отыграли –
песни, танцы до утра…
…А теперь, Иван забытый,
как весною весь разбитый
снеговик, всё понял вдруг,
не услышав милый стук
каблучков в палатах гулких.
Пусто в древних переулках…
Весь обмяк он и раскис,
как нашёл заветный лист
и знакомый подчерк-бисер
пробежал глазами вниз:
«Милый, Ваня, дорогой, расстаёмся мы с тобой.
Сердце рвётся от тоски, но разлучница любви,
Так юна, и так свежа, так проворна и светла,
Что, мой сокол удалой, я склоняюсь пред Весной.
Ах, печальная судьба…
Верный друг, сама Зима, строго чтя глас Бытия,
Уступает место ей. Я ж лишь следую за ней…
Как любовь моя светла, как та первая свеча, что горела у тебя
В час, когда ты весь дрожа, Рубль серебряный достал
И меня к себе позвал, в домик свой, как в царский зал…
Жарко, Ваня, ухожу… как же я тебя люблю…
Я на "Пасху" напекла куличей – всё для тебя.
Кушай, Ваня, не худей, да не часто "колу" пей.
Сей напиток не живой и состав в нём очень злой.
Лучше чисти им ковры от бактерий, да углы.
Солнца яркий диск встаёт, горизонт Весну зовёт!
И Снегурочка твоя, плача, в торжестве добра, таит…
Таит без следа…
Здравствуй, первая Заря, без любимого!
Твоя – навсегда!
О, Витязь мой, как же я люблю тебя… На "Покров" встречай меня…»
Хутора, станицы, грады,
вся страны рыдать пошла,
как узнали в государстве,
что Снегурочка одна
от любимого супруга,
от Ванюши, от царя, улетела…
Улетела…
Вот же вредная судьба.
Не блестят теперь по небу
санки с милою четой,
не балу́ется наш Ваня
в них с супругой молодой.
Всё забросил:
государство, и столицу, и казну,
и поездки за границу,
взял, на всё махнул: «Уйду».
Сел на санки и умчался
в направлении зимы,
там, где хлад от океанов,
где арктические льды.
Прилетел на самый полюс,
ледяной меридиан,
чтоб вернуть к себе Снегурку,
или в айсберг вмёрзнуть там.
Ночь там целую бродил,
в небо звёздное молил,
звал с рублём и без рубля,
но Снегурочка нема́,
ни ответа, ни привета,
уж пронзён лучом рассвета лёд,
а мо́лодец один,
как в снегу аквамарин,
весь продрог, весь околел,
будто зомби посинел.
Но упрямством наделила
Ваньку Русь и в этом сила,
всё-ж добился своего
и на небе для него
появился облик милой,
им Снегурочки любимой.
Парень ахнул: «Хороша…
От меня зачем ушла?»
И упал на лёд звенящий
он без чувств, как йог молящий,
что, увидев вдруг Того,
кто отдал звезда́м тепло
в мире вечной темноты,
запустив кольцо Судьбы,
и Кого так йог искал,
сотни жизней расплескал
на осколочки судьбы…
– Вот конец любой любви…
АЛЁНКА
…Как очнулся наш герой снова в санках над страной,
я сказать вам не смогу, сам в прострации слежу…
Но Ивана я заметил вновь,
когда легко паря
над апрельскою дубравой,
санки, слушаясь себя,
и его судьбу решая,
принесли богатыря в лес,
к полянке не большой
с покосившейся избой.
Санки, вытряхнув героя
на подснежники – глазки,
