– У Сергея девушка недавно погибла. Нелепая авария… он в себя никак прийти не может, любит ее очень! – огорошила меня Эра.

Я сочувственно вздохнул: – Любит?

Эра странно посмотрел на меня и я сразу пожалел о том, что сказал, но мне иногда нужно задавать такие вопросы, чтобы докопаться до сути.

– Он любит ее еще сильнее, чем прежде. Потеря любимого человека обостряет чувства к нему.

Она сказала это с болью, я поймал ее пытливый взгляд, смутился и посмотрел на часы.

– Ты права! – сказал я. – Невозможно резко перестать любить. Любовь остается даже тогда, когда человек уходит.

Мне показалось, что вечер кругом особенный, деревья стоят неподвижные, а машины передвигаются беззвучно, как лодки. Странное фальшивое чувство посетило меня, я вдруг понял, что не прав и оттого мне стало мучительно стыдно. Я вдруг понял, что любовь сильнее смерти и это простое открытие показалось мне столь очевидным, что только усилило стыд. Эра прочитала это на моем лице, коснулась моей руки и ушла. Я проследил, как секундная стрелка часов сделала полный круг и пошел на остановку. Если бы меня спросили в этот момент, который сейчас час, я бы не знал что ответить.

Что касается статьи, то тут надо пояснить, что Тимофеев, главный редактор газеты «Добрый вечер» уже несколько раз в последнее время делал прозрачные намеки. Говорил, что нужно повышать рейтинг и привлекать нового читателя, что материал должен быть содержательным и передовым. При этом уверенности в его интонации не было, а в многозначительном взгляде проглядывала какая-то слабая еле тлеющая надежда. Про задуманную мною резонансную статью о зомби он ничего не знал. Надо отдать ему должное, он не подгонял меня, намекал, что пора бы всех удивить, сам уже не верил, хмурился, отводил глаза, опускал плечи. Одним своим видом он выражал мнение большинства читателей, олицетворял устоявшуюся печальную тенденцию нашего издания. Надо сказать, что я иногда удивлял всех остротой пера, но в последнее время ситуация испортилась. Острые статьи получались у меня редко. В прошлый раз мне удалась статья: «Один день из жизни Водоканала». Писал про воду, про аварийные бригады, про сложности в работе, живо так, по настоящему. И лозунг такой придумал: «Работают в воде и под землей. Кто снабжает нас водой». Затем снова наступила пустота… может исписался? Я скис и выдавал, как бы это поточнее сказать не очень качественные плоды своего труда, размытые и безликие. Это меня угнетало. Мы оба знали, что мои последние статьи высосаны из пальца. А ведь текст для меня не просто набор предложений. Он должен идти изнутри, не от логики, от вдохновения. Предложения должны перемешиваться с чувствами, должны созреть. Тогда текст выходил живым, настоящим, передающим всю гамму моих собственных впечатлений.

Что касается моих личных наработок, то для меня важно как подан материал с самого начала. Как выстроена интрига, в каких тональностях. От удачного начала зависело все остальное содержание статьи, ее звучание. Сколько раз так бывало, что все шло от одного предложения. Вот как это вышло на примере статьи про зомби. Первая моя попытка вышла сухой и фальшивой. Стоило только набросать несколько предложений, как сразу стала видна вымученность каждой фразы: «Что нам дают современные технические возможности? Они передают все в мельчайших подробностях, можно увеличить кадр, остановить его, отмотать назад. Может сцены насилися и жестокости потому так популярны сегодня? Просто потому, что они доступны? Тут, конечно, надо принять во внимане внутреннюю потребность человека созерцать, видеть саму смерть во всех отвратительных подробностях. И если бы люди сами могли управлять этой средой, не существовало бы законодательных ограничений, то возможно, они смотрели бы на смерть неотрывно. Как же может так сильно привлекать жестокость на экране и созерцание смерти, явление противоестественное самой биологической целесообразности? Тут для размышления уместно привести исторические примеры – прилюдные казни на городских площадях в средние века, как одно из самых притягательных зрелищ. Человеческие жертвоприношения, как глубинную психологическую потребность первобытного общества… откуда это в нас? Потребность наблюдать смерть себе подобных? Наблюдать сам процесс? Может это простое желание пощекотать себе нервы, сидя на диване?»

Все написанное я сразу удалил, но в то же время почувствовал, что во мне зародилось живое семя будущей статьи. Я расхаживал по квартире, читал самые разные материалы про зомби и ближе к полуночи присев к ноутбуку вдруг почувствовал, как это семя внутри меня проросло и начало приобретать форму. Первые фразы пришли изнутри, пришли сами и как это часто бывает, тут же вылились в текст вордовского документа. Пальцы сами забегали по клавиатуре. Забегая вперед скажу, что статья вышла столь удачной, что Тимофеев не только ничего из нее не вычеркнул и не поставил над строчками ни одного вопросительного знака, он даже ни разу не нахмурился, а, напротив, по мере чтения круглое лицо его разглажвалось, а глаза светились удовольствием. Вот что получилось в итоге: «Если вы когда-нибудь смотрели пристально на мертвеца, если у вас была такая возможность, то вы меня поймете. Поймете наверняка, даже если не смотрели, это можно себе представить. Вполне логично, что ощущения, которые живой человек испытывает в непосредственной близости от мертвого тела проще и правильнее назвать страхом. Отойдем от темы смерти, от устоявшегося шаблона… что сначала бросается в глаза? Мы ищем ужасные признаки мертвого – цвет кожи, синие пятна, запавшие глаза, заострившийся нос. По мере разглядывания страх неминуемым образом вселяется в нас. Но более всего из всех ужасных подтверждений смерти нас смущает полная окоченелая неподвижность мертвеца и ожидание какого-то шевеления. Нам кажется, что где-то шевельнулся восковидный палец, где-то дрогнули или приподнялись веки или едва заметно повернулась мертвая голова. Мы страшимся долго задерживать взгляд на неподвижном лице. И если не отбросить это навязчивое ощущение сразу и не отвернуться, то появляется кого-то третий, невидимый, подходит и становится рядом. Этот третий сразу вселяет в нас ужас. Он и есть зомби, его дух. Он ждет своего часа. Он ждет когда в эфир выйдут новости ТВН. Да, в наше время этот дух витает в новостях. Соврменные новостные форматы вещания в погоней за впечатлением на зрителя в своем побочном действии способны оживить мертвеца!.. Кажется невозможным?.. Давайте на примерах из реальной жизни посмотрим как все это происходит».

На следующий день мне позвонили в одиннадцать, сначала Эра, потом я услышал в трубке голоса, смех, потом громкий голос Дмитрия сказал: «Хочешь увидеть все сам, мчи на проспект к пединституту! Мы выезжаем!» Редакция нашей газеты находится в центре города, недалеко от главного корпуса пединститута и через десять минут я был в условленном месте. Микроавтобус с большими синими буквами ТВН притормозил сразу за перекрестком, дверь отъехала в сторону, я заскочил внутрь, свалившись в свободное кресло.

– У нас прыгун! – Дмитрий подмигнул мне с переднего сиденья. – В Запрудном!

– Что, что? – переспросил я, растерявшись.

Эра дернула меня за рукав. Я понял, что сейчас не нужно задавать лишние вопросы. В салоне громко играла музыка, мелодичный рок, похоже это была композиция Dire Straits.

– Прыгун! – повторил Дмитрий.

– Можно на самом деле не спешить! – спокойно сказал Вадим, убавив звук. – Этот малый не прыгнет раньше двенадцати.