— Понял, — сказал Труитт.
— Папа! — Майло заплакал, в его голосе слышалось отчаяние.
Квинн встала между ними. Она протянула руки.
— Мелкий. Я здесь. Я пойду с тобой.
Майло практически бросился к ней. Труитт отпустил его. Майло вцепился в нее, как обезьяна.
Она обнимала его так же крепко, как он ее.
— Машина припаркована за банком через дорогу, — сказал Труитт. — Там быстро станет тепло, и у нас есть аптечка и несколько одеял для экстренных случаев.
Квинн повернулась и пошла за ним.
Ноа коснулся ее плеча.
— Квинн. То, что ты сделала для Майло… — Его грудь сдавило. Слезы навернулись на глаза. Он не мог произнести эти слова вслух. Они застряли у него в горле, как камни.
Она спасла жизнь Майло. Рисковала своей собственной жизнью, чтобы защитить его сына. Он обязан ей всем.
Она посмотрела на него, ее лицо выражало горечь и сожаление.
— Я не спасла девочек. Я не смогла их спасти.
У Ноа пересохло во рту.
— Ты сделала все, что было в твоих силах.
Лицо Квинн ожесточилось. Она выглядела как дикая королева викингов, только что вернувшаяся с поля боя. Как будто только что прошла через сам ад, чтобы вывести Майло с другой стороны.
— Просто поймай тех тварей, что это сделали, — сказала она. — Обещай мне.
Ноа пообещал:
— Мы их обязательно поймаем.
Глава 51
Ноа
День седьмой
Церковь Кроссвей превратилась в кровавую бойню. Ноа никогда не видел ничего подобного.
Это место походило на поле битвы. Но это не Сирия или Ирак. Это США. Это сельская местность на юго-западе Мичигана.
Слов не было. Не существовало человеческого языка, чтобы передать ужасы, обрушившиеся на него. В церкви царила полная тишина. Здесь воняло смертью. Кровью и трупами, телесными жидкостями, газами и человеческими экскрементами.
Телами, которые его разум не желал и не мог описать.
Ноа и Джулиан прокладывали себе путь через бойню, держа оружие наготове, медленно поводя тактическими фонариками туда-сюда, их желудки сводило, они оба испытывали сильнейшее потрясение.
Они знали этих людей. Махали им в ресторанах или на заправке, болтали на пятничных футбольных матчах и в парикмахерской. Тренировали их детей в Малой лиге. Останавливали их для оформления штрафов.
Слезы текли по лицу Ноа. Он едва осознавал, что плачет.
Лицо Джулиана исказилось от гнева. Его глаза покраснели и увлажнились.
Нет ничего постыдного в их слезах. Только чувство отчаяния.
— Лучше бы они позволили помочь им! — проговорил Джулиан, в его голосе звучали страдание и ярость. — Этого никогда бы не случилось, если бы мы были здесь!
Собственное чувство вины обрушилось на Ноа, удушающее и гнетущее.
— Мы не могли знать, что ситуация обострится до такой степени. Мы не знали.
Джулиан не ответил.
Они продолжали двигаться, мысленно фиксируя разрушения, словно это всего лишь очередное дело, очередная работа. Это единственное, что не давало им обоим развалиться на части.
Верхний свет был разбит. Витражные окна тоже, покрывала, закрывавшие их, изрешечены пулевыми отверстиями. Еще больше дыр зияло в гипсокартоне, скамьях, органе и кафедре. Тут и там тихо светились несколько опрокинутых фонарей.
Они уже обследовали все помещения вдоль длинного Г-образного крыла церкви. Они нашли секретаршу, лежащую на столе в луже застывшей крови. Обнаружили костюмерную с брызгами крови, которые рассказывали о жестокой истории, которую они еще не понимали.
Если здесь Квинн и оставила свою мать без сознания, то теперь ее уже не было. Рэй, должно быть, нашел ее и забрал с собой, когда они сбежали.
Пройдя длинное Г-образное крыло и святилище, они быстрым шагом направились в фойе. Они вернутся позже, чтобы описать преступления, совершенные над каждой бедной душой, провести расследование, позаботиться о мертвых и отдать дань уважения, оплакать их.
Жертвам уже никто не мог помочь. Но если в этом аду кто-то еще жив, Ноа и Джулиан его найдут.
Ни мужчины, ни женщины в масках не выскочили с оружием наперевес. Ни один выживший не выскочил из укрытия. Только новые тела. Еще больше трупов.
Пара пистолетов валялись рядом с несколькими мужчинами и женщинами. Они, видимо, пытались отбиться, но нападавшие их одолели.
В коротком Г-крыле еще несколько тел лежали в коридоре или в зале общения, где они упали — большинство из них получили пули в спину, когда бежали от расправы.
Ноа узнал нескольких добровольцев: Джеймс МакДилл. Сандра Перкинс. Ральф Хендерсон-Смит и его жена Лорен. Учителя. Банковские кассиры. Менеджеры ресторанов. Матери и отцы. Сестры и братья, тети и дяди, друзья и наставники.
Это было бессмысленно. Непостижимо. Невозможно найти причину, которая могла бы объяснить такое зверство. То, что люди делали друг с другом. Зло, которое человечество способно причинить.
Кому нужно верить в дьявола, если люди и так достаточно злы?
Волна грубых, отвратительных эмоций обрушилась на него. Его горло сжалось. Ноги превратились в желе. Ноа привалился к стене рядом с большой фотографией в рамке, на которой прихожане Кроссвей выстроились в весенних платьях и костюмах возле церкви, улыбающиеся и счастливые.
Он согнулся, уперся предплечьями в бедра, сжимая дрожащими пальцами ружье и задыхаясь от нехватки воздуха. Его мутило от головокружения. В голове мелькали образы мертвых, один за другим, один за другим…
Джулиан встал рядом с ним, держа оружие наготове, готовый к опасности.
— Не сорвись, брат. Не здесь. Не сейчас.
— Майло… — Ноа выдавил из себя. — Он был здесь. .
— А теперь его здесь нет. — Черты лица Джулиана казались призрачными в тусклом свете. Его рот превратился в тонкую линию, глаза налились кровью и смотрели с тревогой. — Он выбрался. Он не один из них. Помни об этом.
— Я стараюсь.
— Держи себя в руках и делай свою работу. Делай свою чертову работу.
Ноа почувствовал, что Джулиан обращается не только к нему, но и к себе. Его плечи напряглись, шея затвердела. На лбу пульсировала вена.
Мысленно он затолкал все это вглубь — ужас и отвращение, страх и тревогу. Он знал, как это делать. Знал, как держать все чувства, слишком темные и болезненные для анализа, где-то в глубине, где не нужно их ощущать или думать о них.
Так он прожил последние пять лет без Ханны.
Ноа удалось кивнуть. Кто-то должен продолжать, кто-то должен исправить ситуацию. И этим кем-то должен стать он. Он и Джулиан.
— Ты прав.
— Мы — копы. Хорошие парни. Мы прижмем этих отморозков к стенке.
— Джулиан… — Момент неподходящий. Но здесь, в окружении всех этих смертей, он должен спросить. — Мы с тобой по-прежнему друзья? Ты и я?
Джулиан взглянул на него. Его глаза смягчились.
— Ты не сможешь потерять меня, даже если захочешь. Это ты и я. Так было всегда. Я прикрою тебя, Шеридан.
Ноа оттолкнулся от стены и заставил свои ноги выпрямиться. Он поправил рукоятку «Ремингтона», его руки вспотели, несмотря на прохладный воздух в церкви.
— Ты в порядке? — спросил Джулиан.
Он кивнул.
— Да.
Он совсем не в порядке. Далеко не так. Ничто из этого нельзя назвать порядком.
Но он встал на ноги. Этого должно быть достаточно.
Все чувства пришли в состояние повышенной готовности, Ноа последовал за Джулианом из зала общения по последнему коридору. Только четыре комнаты оставались не зачищенными. Три подсобки и главная кладовая для продуктов.
Четыре комнаты, где предстоит узнать судьбу его друга.
Они держали оружие наготове, постоянно мечась туда-сюда, тени вздрагивали и дрожали, тьма сгущалась прямо вне досягаемости лучей их фонариков.
Ужас был вполне осязаем. Живое, дышащее существо, притаившееся позади него, рыскало прямо за ним, его прогорклое жадное дыхание обжигало шею Ноа.
Он вздрогнул. Ощущение не рассеялось. Более того, оно усилилось.
Его внимание привлек какой-то шорох.