что если состарюсь,
я состарюсь с тобой.
улицы, по которым иду, листая
играет ночь соло на водосточной трубе.
так прекрасно мечтать, ведь я мечтаю
мечтаю только о тебе.
старый добрый рассветный холод,
на твоем крыльце снежная пудра.
я рад быть человеком, который прошел весь город,
чтобы пожелать тебе «доброго утра»*.
— Маша, выходи за меня замуж. Я обещаю, что больше никогда не оставлю тебя.
У нас с тобой обязательно будет Лето.
Настоящее лето, теплое, как рука.
Знаю, что счастье — сиреневые билеты.
Все силуэты уходят на берег Леты,
эти снега — превращаются в облака.
У нас обязательно будет большое Море.
Такое большое, — только оно кругом.
Будет много историй. Они в миноре,
мажоре, соре, сорри, задоре, вздоре,
разговоре, с волнами, чайками и песком.
И Северное сияние. И рассветы.
И радуга — среди загорелой тьмы.
Знаешь, я просто верю.
Я верю в это.
Верю не как в примету, — а словно Свету.
Верю, что верю.
И верю, что будем Мы**.
В коробочке лежало золотое кольцо. Маша от волнения и слез не смогла вымолвить ни слова, поэтому просто кивнула. Юра осторожно надел ей кольцо на пальчик и невинно прикоснулся губами к щеке. И почувствовал, как она напряглась даже от такой простой ласки.
— Т-ты правда меня любишь? — пискнула она срывающимся голосом, глядя на него огромными глазами.
— Очень люблю, Машенька. Никогда не сомневайся во мне.
— Я тебя люблю
и иду по непройденным тропам
иногда теряю сознание
я тебя люблю
наперекор гороскопам
как будто нет правил
и знаков препинания***.
— Не бойся меня, Машенька. Я тебя не обижу.
* Стихи Евгения Соя
** Стихи Арчета
*** Стихи Евгения Соя
Глава 22. Верь мне, Москва
Маша Малинкина выглядела как мечта. Его сбывшаяся мечта. Брюки, сапожки на каблуках и короткая утепленная куртка с пояском сделали из нее совсем другого человека. Одежда сидела на ней строго, элегантно и удивительным образом подчеркивала все достоинства фигуры Маши. Довершал образ яркий платок на шее, сдержанный макияж и сложное плетение на голове. Если бы Юрий встретил такую женщину, например, где-нибудь в транспорте, не факт, что он осмелился бы к ней подойти. Просто побоялся бы, подумал, что у такой шикарной красотки наверняка кто-то есть, и у обычных смертных шансов на ее внимание нет. Но это же была Маша, его любимая Машенька, и он, ослепнув на миг от ее красоты, ринулся в решительное наступление.
— Она вам откажет, — любезно «обрадовала» его Маргарита Сергеевна Малинкина, к которой он заявился накануне с букетом цветов и приветствием: «Здравствуйте, а я ваш будущий зять».
— Это исключено, — отрезал Юрий. — Во-первых, я точно знаю, что Машенька меня любит, во-вторых, я умею быть очень настойчивым, это у меня профессиональное. В-третьих, у меня хорошая память, и я выучу все стихи из сборника, который она у меня забыла. Почти уже выучил.
Маргарита Сергеевна взглянула на него с невольным уважением.
— Со стихами это вы хорошо придумали, это должно сработать. Но даже если она и согласится под влиянием момента, потом она струсит и попытается сбежать. Вы, наверное, заметили, что Маша очень болезненно относится к мужским прикосновениям. Честно говоря, я не знаю, что можно с этим сделать.
— С этим тоже разберемся, — без тени сомнений сказал Юрий.
Действительно, Маша даже попыталась оказать ему сопротивление, на потеху Люське, но против стихов не смогла устоять.
— Юрочка, я всю обратную дорогу за рулем плакала, — призналась она ему. — Думала, не увижу тебя больше.
— Прости меня, маленькая, обещаю тебе, больше никогда тебя не оставлю одну. И еще обещаю, что ты никогда больше не будешь из-за меня плакать. Даю тебе честное ментовское слово.
Она слабо улыбнулась.
Он опять потянулся к ней, внимательно наблюдая за выражением ее лица.
— Маш, ты же не боишься меня? Почему отстраняешься? Ты же не думаешь, что я сделаю тебе больно?
Они все так же сидели в его машине перед школой, в замкнутом пространстве, близко друг к другу. И Юрий не хотел никуда уезжать, пока не получит от нее настоящий отклик души и тела, а не механический кивок головой.
— Мы же уже целовались с тобой в деревне, когда ты делала вид, что спишь, помнишь? Может, попробуем еще раз? Просто закрой глаза и попытайся расслабиться. Ну что ты, маленькая, — нежно и серьезно, как ребенка, уговаривал ее Юра. — Давай пока просто будем целоваться. Я тебя не обижу.
И она и в этот раз уступила — судорожно вздохнула, зажмурилась и приоткрыла губы. Юрий медлил с поцелуем, засмотревшись на ее такое милое, такое взволнованное лицо. Маша подождала какое-то время и открыла глаза. В них читался вопрос и что-то похожее на разочарование. Он ласково погладил ее щеку пальцами.
— Маш, ты такая красивая, я говорил уже тебе это? Смотрю на тебя и не могу налюбоваться. Даже твои дурацкие балахоны не смогли скрыть твою красоту. Я с первого дня на тебе залип.
— Ты тоже очень красивый, — тихо прошептала Маша. — Когда я разглядывала тебя в ту, самую первую ночь, спящего, я подумала: как жаль, что ты не можешь быть моим.
— Смотри-ка, прошло всего несколько месяцев, а я уже весь целиком твой, Машенька. Ты только не бойся меня.
И они еще что-то шептали друг другу, какие-то нежности, а потом Юра наконец прикоснулся к ее губам своими губами, медленно и очень осторожно, а Маша закрыла глаза и задержала дыхание, словно прислушиваясь к своим ощущениям. А потом начала отвечать, неловко, несмело. Подняла руки и запустила их ему в волосы, и уже Юре пришлось сделать над собой усилие и прервать поцелуй.
— Так, Машенька, давай притормозим, что-то у меня подгорать начинает. Не хочу заниматься этим в машине. Поедем лучше домой.
Она вся раскраснелась и засмущалась от его горячих взглядов.
— Сначала в садик за Ванечкой, — сказала Маша. — Юра, а что мы будем делать с детьми?
— А что с ними можно сделать? — усмехнулся он, заводя машину. — Если они уже есть, и все твои! Усыновлю их всех, и Зинку твою злобную тоже, если она, конечно, согласится. Слишком много фамилий на одну семью. Будем все Макаровыми. Ты как, согласна?
— Юра, я ведь не смогу тебе родить…
— Так, маленькая, давай с тобой договоримся сразу: мне не надо, чтобы ты мне рожала. Мы с тобой и так уже многодетные. Ванька совсем еще малыш, а мы с тобой уже не очень молодые родители. Другое дело, если ты сама захочешь родить, а я подозреваю, что ты захочешь, мы с тобой проконсультируемся у лучших врачей. Сколько захочешь, столько и родишь. За десять лет наверняка появились какие-то новые лекарства и новые методики лечения твоей болячки. Но только если ты этого захочешь. Заставлять я тебя не буду, и таблетками пичкать тоже. Маш, мне ты нужна, безотносительно того, будут у нас совместные дети или нет. Может, мы еще кого-нибудь потом усыновим.
— И ты не будешь меня потом попрекать? — расплакалась от переживаний Маша. — Что я тебе не родила?
— Маленькая, ну ты что. Я же не мальчик, я прекрасно понимаю, на что подписываюсь. Чем мне тебя попрекать, ты же сама мне все про себя честно рассказала. У меня вон сестра расмножилась за нас двоих. Не плачь, все будет хорошо. Давай я твои глазки поцелую, чтобы они больше не плакали. Ну, что ты, я тебе предложение сделал, а ты совсем расклеилась, машину слезами затопила. Машенька, перестань плакать, слышишь?
Он опять целовал ее, и она все равно вздрагивала.
— Я думала, ты забыл про меня, — горько пожаловалась она.
— Машенька, я бы не смог тебя забыть, даже если бы захотел…
Вот так, слово за слово, поцелуй за поцелуем, исцелял он ее от страхов и внутренних терзаний.
Они съездили и забрали Ваню из садика, причем Юра вместе с Машей поднялся в группу и представился удивленной воспитательнице: «Я отец». Малыш, как ни странно, вспомнил его, потянулся к нему и с удовольствием пошел на ручки.
