— Какая красота! — ахнула Маша. — Как будто мы в заколдованном царстве очутились! Тут точно не водятся русалки?

— Русалок не встречал, а вот очарованные царевны за черникой сюда иногда заглядывают, — Юрий подмигнул ей.

Ягод было очень много. Маша с Лукой залипли на небольших холмиках, на которых вперемешку густо росли невысокие кустики черники и брусники. Собирали сначала себе в рот, и лишь потом, вдоволь наевшись и измазавшись в фиолетовом соке, начали наполнять небольшой бидончик. Юрий в это время вытащил Ваню из коляски и бродил с ним за ручку по тропинкам, впрочем, не уходя далеко. Пару раз он звал Луку к себе и показывал ему на очередной гриб, притаившийся где-нибудь под деревом и укрывшийся для маскировки листочком.

— Доволен я буквально всем!

На животе лежу и ем

Бруснику, спелую бруснику!

Пугаю ящериц на пне,

Потом валяюсь на спине,

Внимая жалобному крику

Болотной птицы…

Надо мной

Между березой и сосной

В своей печали бесконечной

Плывут, как мысли, облака,

Внизу волнуется река,

Как чувство радости беспечной…

Маша сидела на траве, прислонившись спиной к узловатой березе, и с абсолютно счастливым и безмятежным видом смотрела в небо. Лучик тут же подбежал к ней и плюхнулся рядом, подставив свою кудрявую макушку под мамину руку.

— Автор — Николай Рубцов, — Маша с любовью погладила своего мальчика по голове.

— Блин, а мы, а нас? Мы, разве, не заслужили? — полушутя-полусерьезно воскликнул Юрий и опустился с другой стороны, посадив Ваню себе на колени. И она, смущенно улыбнувшись, робко провела рукой по его седой голове. И потом еще раз, уже смелее.

— Маш, я так скучал без твоих стихов, — пробормотал он, закрыв глаза и мурлыча от удовольствия. — Ты перевоспитала закоренелого стихоненавистника. Не дай мне погибнуть от поэтического голода…

Лука смотрел на них и весело смеялся.

Нагулявшись, наевшись и заодно набрав небольшую корзинку грибов, они, наконец, начали собираться домой.

— Сфоткай меня с детьми, пожалуйста, на фоне озера, — попросила Маша Юрия, вручая ему свой телефон. — Здесь потрясающе.

Она начала пятиться к самому краю озера.

— Маш, осторожно, не подходи ближе, там вязко, — предостерег ее Макаров. И в тот же момент нога женщины провалилась в ил почти по колено. Она споткнулась и вскрикнула громко и отчаянно.

— Твою ж мать, Маша!!! — Юра мгновенно рванул к ней и вытащил из грязи. Резиновый сапог остался в озере. Маша закусила губу и сильно побледнела.

— Юра, я, кажется, ногу распорола… Там было что-то острое…

Рана оказалась неглубокой, но очень болезненной. Юрий снял с дрожащей женщины порванный носок и осторожно обтер испачканную кровью ступню.

— Мама!!! — у Луки задрожали губы.

— Тихо! Отставить истерику! — шикнул на него Юрий. — Машенька, маленькая, потерпи немного, ничего страшного. У тебя в машине аптечка есть?

Она кивнула головой.

— Сейчас доберемся до машины, и обработаем тебе ножку. Подожди минутку, — он посадил ее на траву, а сам быстро пристегнул Ивана в коляске. — Лука, ты как, сможешь повезти брата?

Тот без лишних слов взялся за ручки.

— Юра, я не могу на ногу наступать, мне больно… — тихонько простонала Маша.

Он наклонился и одним резким движением подхватил раненую на руки. Она вскрикнула от неожиданности.

— Не надо никуда наступать, тут недалеко, я тебя донесу. Лука, я буду дорогу показывать, кати коляску следом. Будешь отставать, кричи — я тебя подожду, — командовал он коротко и уверенно.

Маша испуганно обхватила Юру за шею руками.

— Я тяжелая, — в панике забормотала она.

— Шутишь? Маленькая и легкая как Дюймовочка. Хочешь, подброшу тебя и поймаю? Хочешь?

И, действительно, несколько раз слегка подбросил на ходу, перехватывая поудобней. Маша испуганно взвизгнула и вцепилась ему в плечи.

— Не надо, пожалуйста! Юрочка! Ай, не надо!

Он довольно засмеялся. Шепнул ей на ухо:

— Будешь от меня и дальше бегать — буду поднимать тебя, как неразумную девчонку, на руки и подбрасывать, пока не вытрясу из твоей головы всякие глупости. Быстро назови меня еще раз Юрочкой, а то сейчас в муравейник тебя кину.

Она засмущалась, заулыбалась, уткнулась носом ему в грудь и глухо зашептала:

— Юрочка. Юрочка. Юрочка.

Он оглянулся — Лука, пытаясь не отстать, бодро и ловко катил коляску с Ваней в нескольких метрах позади него.

— Маш, а я только что вспомнил еще один стих про лес. Хочешь, расскажу? Эй, ты там уснула, что ли? — Юрий опять легко встряхнул ее.

Маша отлепилась от его камуфляжной куртки и глянула блестящими от слез глазами снизу вверх.

— Маленькая, сильно больно? — встревожился он.

— Нет, — она покачала головой. — Сильно хорошо…

И он, не удержавшись, расплылся в счастливой идиотской улыбке.

— Так как насчет стиха? Хочешь послушать? Вот прям совсем в тему.

— Хочу…

— Буду сильно разочарован, если не узнаешь автора, — и зашептал ей на ухо:

— Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,

Пусть дождем опадают сирени –

Все равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света.

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,

Пусть луна с небом пасмурным в ссоре, –

Все равно я отсюда тебя заберу

В светлый терем с балконом на море.

В какой день недели, в котором часу

Ты выйдешь ко мне осторожно?

Когда я тебя на руках унесу

Туда, где найти невозможно?

Украду, если кража тебе по душе, –

Зря ли я столько сил разбазарил?

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто-то занял!*

* Стихи Владимира Семеновича Высоцкого.

Глава 18. Тайны Мадридского двора

Ваня заболел внезапно. Утром Маша заметила, что мальчик подкашливает и капризничает. Померяла температуру — небольшое повышение, 37 и 3. Наварила ему свежего компота из смородины, напоила и вынесла в сад, лежать в тенечке в гамаке и читать детские книжки. Иван быстро утомился и уснул — видно было, что он плохо себя чувствует. Маша осталась рядом с ним, обняла его и прижала к себе. Открыла было свой любимый поэтический сборник, но тут же его отложила. В последнюю неделю все в ее жизни пошло наперекосяк. Стихи больше не помогали ей, не увлекали ее, не вносили ясность и гармонию в ее ум и душу.

Маша Малинкина не была наивной девочкой. Она жила на свете тридцать семь лет, и поэтому прекрасно понимала, что за несчастье приключилось с ней в мордовской глуши. Она влюбилась. Неожиданно, скоропостижно и очень сильно. Это было странно, Маша никогда не считала себя влюбчивой. Все эти годы жила себе уютно и спокойно, совершенно не тяготясь своим одиночеством. Хотя уже любила однажды, много лет назад. Но закончилось все тогда просто ужасно. И она больше не хотела повторения.

Сейчас Маша была матерью и несла ответственность перед своими детьми. Она должна заботиться о Луке, Зине и Ване. Она взяла на себя обязательства, став им мамой. Должна в первую очередь думать об их безопасности, душевном комфорте, о воспитании и развитии. А вместо этого ей грезилось о другом. Маша не знала, что ей делать, как избавиться от наваждения, которое имело вполне конкретные имя и фамилию — Юрий Макаров.

Женщина не обольщалась на свой счет. Встреться они в городе, Москве или Питере, неважно, Юрий никогда не стал бы поддерживать с ней общение. Город не дает времени на глубокое погружение в знакомство. Он быстро сводит и быстро разводит людей, позволяя им оценить лишь то, что лежит на поверхности. А что у Маши на поверхности? Странное увлечение поэзией, внешняя нестандартность и старомодность, а еще паническая боязнь мужских прикосновений. Кто из мужчин мог бы заинтересоваться этим блестящим набором ее качеств? Уж явно не майор полиции Макаров Юрий Владимирович. Люська крайне редко в разговорах упоминала своего брата. Но из того, что слышала Маша, у нее сложилось впечатление о нем как о закрытом и сложном человеке. Если бы они встретились в городе, он бы удивился ее чудаковатости, она бы мысленно повздыхала по поводу его красоты и мужественности, а вслух поругалась бы с ним из-за его хамства. А потом они бы разошлись и через какое-то время забыли друг о друге.