Вот он вошёл в гостиную. Странно, но выглядел он почему-то по-другому. Она закрыла глаза и раскрыла их мгновенно, давая ему знак, в котором было согласие на все его условия и уговоры. Они были лишь вдвоём, и никто не мог потревожить их уединения. Лили хотела поверить в чудо, и знала, что только он один способен показать ей полную палитру чувств и красок. Она шептала ему «Да», а он словно не понимал, чего от него хотят. Медленно передвигаясь по комнате, он оказался совсем рядом с ней, напротив, он смотрел так смело, и она не отводила от него взгляда. Лили снова влюблялась в него, и в какую-то секунду ей показалось, что он принадлежит ей. Ганс усмехнулся женщине, которая не понимала, почему он так холоден.

— Редмэйн, что за приколы? — произносит Ганс, считая себя Маттиасом, ему не хотелось верить в то, что его партнёр настолько заигрался, что поверил в женщину в себе и готов использовать её в полной мере.

— Кто такой Редмэйн? — не поняла Лили мужчину, который вёл себя не так, как в далёком детстве — не так влюблённо, не так чувственно.

— Эд, хватит! А то я не посмотрю на нашу дружбу, съезжу по твоему прекрасному лицу и даже не посочувствую, — насторожился Маттиас, не веря своим глазам, и ждал, когда Эдди, наконец, угомонит эту похотливую женщину и посмеётся вместе с ним.

— Я не понимаю тебя, Ганс, кто такой Эд? Как он связан со мной? — удивлённо спросила женщина о том, о чём и правда не знала, и продолжала смотреть на него, не решаясь отвести свои зелёные глаза.

— Я не Ганс! Я Маттиас. А этот парень лишь был моей ролью, не более. И что ты вообще здесь устроил? Во что ты на этот раз решил поиграть, Редмэйн? — стал злиться Мэтт и более грубо, чем стоило, буквально прорычал в ответ актёру.

— Что ты такое говоришь, Ганс? Ты же тот самый мальчик из Вайли, с которым мы сидели на берегу, и я рисовала твои портреты на камнях, и тогда я уже поняла как… — Лили стала подходить ближе к нему. Он не знал, что ему предпринять в этот момент: тело словно онемело, перестало слушаться его, и он не мог пошевелиться, он не знал, что его может спасти. — Прости, я не успела понять, когда поняла, что больна тобой. Я до сих пор не понимаю этого. Ты же простишь меня? — просит женщина искренне, пытаясь дотронуться до него. И у неё получается: она словно сияет перед ним. Он не верит своим ощущениям, но она явно пробуждает в нём животные инстинкты, которые, ещё немного, и он не сможет сдержать. Но это же Эдди, мать его, чёртов грёбаный сукин сын!

— Эдди, тебе лучше остановиться! — процедил он сквозь зубы, сжимая кулак, готовясь вмазать им по смазливому лицу партнёра.

— Я не хочу останавливаться. Я люблю тебя, кем бы ты ни был, — настаивала на своем рыжеволосая женщина, подходя ближе, трогая его лицо, пальцами пробегая по губам, по его щетине, по скулам. — Давай не будем сдерживать друг друга, — шепчет она, приближаясь к его губам всё ближе, уже совсем рядом. Его кулак ещё больше сжался и тут же расслабился, так как он не смог, чёрт, он не смог заехать по его лицу, сломать ему челюсть, позволяя почти целовать себя.

— Твою мать, Эд! Если ты не прекратишь, я врежу тебе. И пусть я потом буду навещать тебя в больнице, но я сделаю это, уж поверь! Ты меня знаешь, ты, грёбаный демон!

— Не врежешь, — твёрдо и с усмешкой заявляет она ему, растягивая накрашенные губы в улыбку, пальцами пробегая снова по его щетине, которая колола ей пальцы и возбуждала настолько сильно, что низ живота скручивало от томления.

— Я убью тебя! — резко заявил он в губы Лили, которая уже готова была слиться с ним в поцелуе, повторив тот поцелуй из детства.

— Не получится, ведь ты тоже любишь меня, — нагло заявляет она, насмехаясь над Маттиасом, который уже соображал слишком медленно для принятия следующего решения.

— Да пошёл ты к дьяволу! — послал он уже, скорее, бывшего друга, который делал с ним что-то сверхъестественное, необъяснимое.

— Я и так у него! Расслабься, милый! Твои глаза — словно небо, такие же глубокие и бездонные, — промолвила она и уже была настолько близко, что практически ощущала его нежную кожу губ на своих.

— Ты ещё и смеёшься надо мной?! — рявкнул Маттиас, руки которого перестали слушаться и начали буквально лапать женщину перед собой, тело не подчинялось ему, он был взбешён и действовал словно под гипнозом.

— Ни в коем случае, — снова слова срываются с её уст, которые уже совсем плотно сомкнулись с его губами. — Никто не сумеет любить тебя сильнее, чем я. Мне не хватает тебя.

— Сука! — вскрикнул Маттиас, открывая глаза и подпрыгивая на пассажирском сидении машины, за рулём которой был сам Эдди, но уже в мужском обличии. Поняв, что он задремал и ему это всё привиделось, он стал приходить в себя, стараясь не смотреть на Редмэйна, который улыбнулся вскрику друга.

— Кошмары снятся? — поинтересовался Эд, продолжая улыбаться.

— Меня уже напрягает наше с тобой общение, — заявляет Маттиас, пытаясь быстрее отогнать присутствие сна и того, что в нём происходило.

— У нас это взаимно! Ты меня тоже бесишь, — засмеялся ещё больше Эдди, продолжая гнать машину по трассе, чтобы побыстрее очутиться в павильоне, где снимали «Девушку из Дании».

Остальное время актёры ехали молча, каждый думая о своём. Эд знал о маленьком секрете Лу, о том, что она является дочерью его работодателя. Теперь ему нужно как-то посмотреть в глаза Тому, уже не как режиссёру, а как отцу той, с которой разделял постель каждую ночь, когда предоставлялась такая возможность. В реальной жизни это уже было гораздо сложнее, и тут не сыграешь какую-то там роль, здесь нужно было быть собой.

«Знаешь, это тело только для тебя», — сказала Лу однажды, явно заигрывая с ним и выводя взрослого мужчину на определённые эмоции ещё в подростковом возрасте, не подозревая о том, что он запомнит её слова, воплотив их в реальность. Со времён «Отверженных», он увидел её семнадцатилетней девчонкой и, не решаясь лишить её невинности, пообещал себе дождаться, когда она станет взрослее. Но уже тогда Эдди решил для себя, что не отступит, преодолеет любые преграды, что встанут на его пути к этому юному телу. Эд слишком сильно погрузился в свои роли, увлечённо отыгрывал каждую сцену, стараясь понравиться её отцу, чтобы продолжать карьеру в его фильмах. В Лу всё изменилось, она встретила его уже повзрослевшей, и он не устоял, решил, наконец, взять своё настойчивостью и даже где-то силой, которой она, кажется, не замечала.

Увидев его в первый раз на съёмочной площадке, девушка смутилась и, не подавая вида, что они уже знакомы, старалась скрыться. Но Эдди редко упускал своё, а если даже упускал, значит, ему это не было нужно настолько сильно. Они оба жили в Лондоне, и ему не составляло особого труда следить за ней, отгоняя потенциальных сексуальных партнёров. Он действовал словно маньяк, скрываясь от неё, искусно проводил беседу с её ухажёрами, и те моментально испарялись из окружения Лу. Он знал, что она впадала в этот момент в депрессию, не понимая, почему все её бросают, задаваясь вопросами, что с ней не так? Чтобы не заморачиваться, отец и стал возить её за собой, делая своей помощницей, чтобы занять её голову работой.

Эд мысленно поблагодарил Тома за то, что тот произвёл на свет такую потрясающую женщину. Маттиас сидел молча, стараясь больше не засыпать, чтобы не было таких недоразумений в виде соблазнительной Лили. Доехав наконец-то до того самого места, где и свершились две истории на глазах у многих, они остановились. Эд не знал, как смотреть теперь в глаза Тому, как он отреагирует на то, что его дочь уже не так невинна, как он считал, хотя и знал, что Лу ночует у него.

***

Маттиас вышел из машины и быстро устремился к трейлеру своей партнёрши по фильму, махнув рукой Эдди, мол, ещё увидимся. Эд поставил машину на сигнализацию и пошел искать Лу с её отцом. Проходясь по павильону, он натыкался на всё ещё присутствующих там ассистентов и актёров массовки, которые уже собирались уезжать.