Решение вдруг пришло само собой. Тоскливую скуку как ветром сдуло, и на ее место пришла здоровая женская злость. Главное – определиться со своими желаниями, и чтобы они совпадали с твоими возможностями. А захотелось удрать отсюда как можно дальше и как можно быстрее. Конечно, хорошо бы сейчас прямым рейсом на Мальдивы, но нет возможности. Да и по большому счету: зачем ей эти Мальдивы? – жарища, всякие тропические насекомые, а в океане акулы – еще откусят что‑нибудь. «Хочу домой», – мелькнувшая и пропавшая было мысль вернулась, стала разрастаться, заполняя все ее существо. Приехать, устроить «романтический ужин» и потом уснуть, уткнувшись носом в мягкое, теплое, пусть не совсем надежное, но родное плечо такого вроде большого, все‑таки росточек – метр восемьдесят, и сто килограммов живого веса, и между тем такого еще маленького и беззащитного Вини. Она невольно улыбнулась, вспомнив, как иногда, если ему что‑нибудь было нужно, он смешно надувал щеки, делал серьезно-задумчивый чуть удивленный взгляд и становился похожим на мультяшного медвежонка. Это на нее действовало, как криптонит на Супермена, и она сдавалась без боя, идя на все мыслимые и немыслимые уступки. Катерина смяла лист с рисунком, при этом у чертика на сморщившейся мордочке появился злобный оскал, перешедший в насмешливо-сардоническую улыбку, вызвавшую в ее душе неприятное, тревожное чувство. Чертыхнувшись, она так толкнула Светлану локтем в бок, что та от неожиданности едва не выронила из рук телефон.
– В перерыве я исчезаю отсюда, – яростно зашептала Катя ей в ухо. – Мое седалище больше не выдерживает такого долгого нахождения в одном положении. Еще немного – и чтобы меня отсюда извлечь, понадобится домкрат. У тебя есть домкрат?
– Нет у меня никакого домкрата, Катерина Аркадьевна, но еще же завтра целый день доклады, фуршет… И потом, если начальство узнает… – нервозно попыталась возразить в ответ Света.
– Ну, это «если», а здесь ты меня прикроешь. Скажешь, что у меня дома ЧП, ну, там трубу прорвало, потолок рухнул, принц Чарльз в гости приехал, короче, придумай что‑нибудь. Если я к пяти попаду на вокзал, то к полуночи уже буду дома.
Не вникая в звучавшие предостережения и услышав объявление о перерыве, Катерина бодрой рысью, при этом едва не затоптав пару коллег, неосмотрительно оказавшихся на ее пути, ринулась из зала заседания.
Здание медицинской академии, где проходила конференция, находилось, по московским меркам, совсем недалеко от их грустного и печального трехзвездочного отеля для командировочных. В советское время это было общежитие «улучшенной планировки» для рабочих какого‑то там завода, что предполагало многоместные комнаты и «удобства», ну, пусть не на улице, но «где‑то там, на этаже». В лихие перестроечные годы завод тихо отдал Богу душу и был растащен «по винтикам, по кирпичикам». Саму же общагу за копейки выкупил у города «прогрессивно мыслящий» предприниматель. Не мудрствуя лукаво он что‑то чуть подлатал, что‑то чуть подкрасил, переименовал комнаты в «нумера» и продал новоиспеченный отель за баснословную сумму тому же городу. Эту историю дежурная по этажу рассказывала всем, кто более минуты задерживался возле ее «блокпоста», где она после обязательной проверки документов выдавала ключ от заветной двери. Катя даже не пыталась запомнить имя этой женщины, которая никак не могла выбраться из девяностых и всем своим видом демонстрировала, что страдает от дефицита внимания. Чтобы каждый раз не выслушивать одно и то же, Катерина при получении ключа с брелоком в виде увесистой деревянной груши, с выжженным на боку номером, дарила дежурной плитку недорогого шоколада, и уже вместо истории возникновения гостиницы ей в спину неслись слова искренней благодарности.
Ураганом сметя в дорожную сумку косметику, бытовую мелочовку, так необходимую в подобных поездках, она бросила сверху кое‑как сложенный спортивный костюм и уже на него с нежностью уложила бутылку итальянского (по утверждению продавца) сухого красного вина с серебристой этикеткой, на которой витиевато и совершенно нечитабельно было выведено название. Туда же последовали несколько вакуумных упаковок с московскими деликатесами (визуально ничем, кроме ценников, не отличающихся от таковых, продающихся в ее родном городе). Все было куплено накануне в небольшом магазинчике рядом с отелем. С удовольствием осмотрев «джентльменский» набор гостинцев и застегнув сумку, она, не сбавляя темпа, провожаемая удивленным взглядом коридорной, покинула «отель-ночлежку».
Она успела на вокзал, успела поменять билет, успела на нужный поезд и успела восстановить сбитое дыхание еще до того момента, как началось движение электропоезда. Все складывалось наилучшим образом, и через несколько часов – здравствуй, милый дом! Катя поудобнее устроилась в кресле, задумавшись, что столько везения – это не к добру. Но вроде поводов для глобальных неприятностей на горизонте не наблюдалось, и она, легко разогнав дурные мысли, задремала.
***
Он ехал в следующем от нее вагоне и, несмотря на удобства бизнес-класса, чувствовал себя некомфортно.
Он не любил поезда, но еще больше он не любил самолеты. Он их боялся. Однажды в одной из горячих точек, где пришлось проходить службу, подбили вертолет, в котором летела его группа. Они падали бесконечно долго, а потом был оглушительный взрыв. В том месиве из одиннадцати человек выжили трое… Прошло много лет, он давно ушел из армии, но почти каждую ночь ему снилась падающая с нарастающим свистом огромная машина… Никто из команды не кричал, они смотрели друг другу в лица, до последнего не веря, что это конец… И в этот момент он просыпался. Ничто не помогало забыть тот кошмар. Ни алкоголь, ни женщины, ни наркотики… и тогда он начал изматывать себя работой. Той работой, для которой, наверное, и был рожден, – он продолжил воевать, возглавив охрану человека, к которому испытывал двойственные чувства.
Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, кто есть кто. Хозяин не просто занимал место в высшем эшелоне криминалитета – если он и не был самим Зевсом на криминальном Олимпе, то уж точно его правой рукой. Но он старался об этом не думать, считая, что по большому счету его это не касается и он не вправе судить о моральных качествах своего работодателя. У шефа был ум, отточенный до уровня лазерного скальпеля, железный характер, ни с чем не сравнимая выдержка и еще огромное везение. Все это стало основой его несметных богатств и почти неограниченной власти. При устройстве на службу собеседование с ним проводил САМ, и тогда он сразу расставил приоритеты. Никаких темных дел и заказных убийств, только охрана, но охрана на самом высоком уровне – серьезнее, чем у президента, потому что у того врагов меньше. САМ согласился – у него для грязных дел существовала другая команда – «тайная канцелярия». Возглавив службу охраны, он не стал делать вид, что ничего не знает о существовании «канцелярии», приняв ее наличие как факт и максимально от этого дистанцировавшись – хватало своих забот.
За окном стремительно летящего сквозь густую темень поезда иногда прорывались полоски света мелькавших фонарей. В пустом вагоне бизнес-класса, где он был единственным пассажиром, сгустился полумрак, кто‑то предупредительно выключил верхний свет, и из углов, подрагивая, потянулись темные тени. Он нажал на одну из кнопок, расположенных на ручке кресла, и оно мягко приняло почти горизонтальное положение.
Через несколько часов он будет в Питере, и ему должно хватить этих пяти дней, что так «милостиво» дал хозяин в счет мифического отпуска. Информация питерской группы не радовала. Два дня пропали впустую. Вот уж действительно: хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам. Хотя кто мог подумать, что у этой девицы окажется столько прыти. Как ей удается так лихо скрываться от трех профессионалов? А в том, что эти мужики знают свое дело, у него не было никаких сомнений. Это он знал совершенно точно. Так что им мешало? И еще Матвей… К «тайной канцелярии» было не подступиться. Если кто‑нибудь попадал в их руки, то надежды увидеть или даже узнать, что стало с этим человеком, не было. Он сжал губы, на скулах невольно задвигались желваки, и в глазах заплясал ледяной огонь. Никто не знал, что они с Матвеем друзья… больше, чем друзья, больше чем братья… Матвей был вторым, кто выжил тогда… Он вздрогнул от удара памяти. Сейчас надо решить питерский вопрос, и если окажется, что кто‑то или даже все из этой «канцелярии» виновны в исчезновении Мотьки… они пожалеют, что родились на свет… даже если в этом замешан САМ… им ничего не поможет, их никто не спасет. А потом он возьмет под опеку сына Матвея, Матвея-младшего, и его мать. И невольно порадовался, что у него самого личная жизнь «почасовая». Блондинки и брюнетки, шатенки и рыжие, известные, с неприступным видом мелькающие почти на всех телеканалах, и не очень, стройные и пухленькие – всякие. И при этом ни забот, ни обязательств – только «цена вопроса». И это его устраивало. Прошлое возвращалось к нему только во сне, настоящее было выверено до минуты, а вот будущее – здесь возможны варианты. Вот это‑то ему и не нравилось. Когда «возможны варианты», то может произойти и такое, о чем меньше всего думаешь, а неожиданностей он не любил. В граде Петровом его ждали неотложные и весьма серьезные дела. Казалось, все проще простого. Адрес известен, фотографии во всех ракурсах, все данные вплоть до количества зубных пломб… и ничего. Ее нигде не могут найти. Может, у нее новый любовник и она сменила гнездо? Даже если она спряталась в аду, он знал, что все равно ее найдет, только на это понадобится больше времени. За окном замелькали знакомые пригороды. Поездка подходила к концу, и он с облегчением вздохнул.
