– Мне надо идти… Я, собственно, к Дмитрию Дмитриевичу…

Но Рита убежала на кухню. Музей неловко присел на краешек стула. С Ритой они учились на одном курсе, но были мало знакомы. Петр знал только, что она пользовалась в институте большим успехом, из-за нее постоянно происходили какие-то ссоры, недоразумения, конфликты. Училась она плохо. На первом курсе перед сессией она неожиданно заявилась к Петру в общежитие и попросила помочь ей подготовиться к экзамену по начертательной геометрии, так как в «этой начерталке» она «ни черта не смыслит». Петр согласился, хотя и с большой неохотой. Ему и без того не хватало времени, а тут еще возись с пустой девчонкой, которая «лето красное пропела». Но Рита удивила его: она оказалась внимательной слушательницей. Неделю, которую Петр с нею занимался, она не спускала глаз со своего учителя и на вопрос «понятно?» молча кивала в ответ. Когда они проштудировали весь курс, она сказала:

– Вы извините, но я не слышала ни одного слова. Я любовалась вашим профилем. У вас очень красивый профиль, как у артиста Петрушевича.

От изумления и негодования отличник онемел.

– Нельзя ли начать все с начала?

– Вы… – задохнулся Петр. – Вы бессовестный похититель… времени… Я не только помогать, я разговаривать с вами не буду!

– Подумаешь! – искренне обиделась Рита. – Тоже мне гений нашелся! Думаешь, правда у тебя профиль Петрушевича? У тебя профиль Пуговкина!

Они долго не здоровались. Потом Рита вышла замуж за Свирько. Тогда в институте было столько шума! Месяца три только и говорили об этом. Все началось с того, что Свирько решил исключить Риту за неуспеваемость. А кончил свадьбой. Тогда она ходила страшно гордая: на три метра – ближе и не подойдешь. Преподаватели и первокурсники именовали ее Маргаритой Николаевной. В столовой она обедала за столиком, где обычно обедают преподаватели. На лекции ходила, когда хотела.

– Какой ты молодец, что пришел! – Рита принесла шипящий чайник, масло, варенье, яичницу. – У нас уже сто лет нормальных людей не было. Одни старперы. Как сойдутся, и давай про ящур или про каких-нибудь блох спорить. А в воскресенье возьмут бутылку водки на десять человек – и на рыбалку. И думаешь, ловят? Опять спорят. Еще ни одной рыбешки не принес. Подай свой стакан.

– Я не хочу… Мне надо идти.

– Ну хватит ломаться. Наверняка не ужинал еще. Смотри, какое варенье, пальчики оближешь. Это моя мама готовила.

Петру пришла неожиданная мысль. А что, если все рассказать Рите? Она же может разобраться в этой истории, повлиять на мужа…

Музей пододвинул стакан. Рита хлестнула из чайника толстой струей кипятка.

Стакан тихо звякнул и распался на две части. Отличник не успел отскочить, вода залила ему колени.

– Господи! – закричала Рита. – Что же я наделала! Снимай скорей брюки! Я высушу их утюгом. Сейчас принесу тебе халат.

Рита принесла старомодный, с бархатными кистями мужской халат и, несмотря на сопротивление Петра Музея, вытолкнула его в коридор.

– Быстро! Утюг уже готов!

Петр, чувствуя себя ужасно неловко, снял брюки и облачился в халат. Рита быстро разложила гладильную доску.

– Ты пока ужинай!

– Да нет, спасибо…

– Вот еще! А то насильно буду кормить, как маленького.

Отличник послушно ткнул вилкой в яичницу.

– Выглажу тебе брюки, и мы удерем в кино. На Левый берег. Там никто не увидит. Или, может быть, какую-нибудь шкоду выкинуть? Так давно не шкодила. Давай пойдем в кино и пустим дымовую шашку. У меня есть дымовая шашка, Вот будет потеха! Ха-ха-ха!

– Собственно говоря… Я пришел по делу…

– Не сомневаюсь! Ты всегда ходишь только по делу, говоришь только по делу, ешь только по делу… Вот… почти готово… Один раз можно без дела? Взять и удрать в кино…

– Нет, я не могу… Получилась очень неприятная история… – Петр начал рассказывать, что произошло с ним сегодня, но в это время раздался звонок. Музей вскочил со стула и побледнел.

– Сиди, сиди, это, наверно, мама.

В коридоре раздалось чмоканье и мужской бас запел:

– Ри-та-ри-та-мар-га-ри-та! Ри-та-ри-та-ри-та-та! Я, Риточка, мотыля забыл. Ты чем занимаешься? Гладишь? Гм… что это за брюки…

– Понимаешь… – смущенно затараторила Рита. – У нас гости. К тебе студент пришел. Я стала угощать его чаем и облила.

– Ну-с, что там за студент?

Музей хотел метнуться в сторону, но не успел. В дверях появилась широкополая соломенная шляпа Свирько. Отличник машинально вытянул руки по швам. Дмитрий Дмитриевич растерялся. Видно, он ожидал чего угодно, но не такой картины: перед ним с маслеными губами, в его халате и тапках стоял отличник Петр Музей.

– Вы извините, Дмитрий Дмитриевич… – промямлил Петр, заливаясь краской. – Я приехал… поговорить, а вас нет… Я вам книгу привез. «Теорию трактора». Стал пить чай, и вот…

– Ничего… ничего, – сказал Свирько.

– Вот и готово. Петр, одевайся. Как же ты, папулька, забыл про этого… мотыля, а? Сколько раз тебе говорила: проверь все. Ты даже удочки забывал.

– Ничего… ничего… – повторил декан. – Бывает…

Свирько присел за стол и, не снимая шляпы, принялся отхлебывать из чашки Музея. Очевидно, он никак не мог прийти в себя.

– Я, Дмитрий Дмитриевич, другой раз зайду… – сказал Петр. – Сейчас вам некогда.

– Ага… заходи… заходи… ничего…

Отличник вышел в коридор и там переоделся.

– До свиданья, – вежливо попрощался он. – Книга, Дмитрий Дмитриевич, на столе.

– До свиданья, минуточку, я провожу…

Свирько вышел в коридор. Рита убирала со стола.

– Вы уж извините, – сказал Петр Музей.

– Ничего, ничего, о чем речь…

– До свиданья, Маргарита Николаевна!

– До свиданья, Петя. Заходи!

– Вы завтра в институте будете, Дмитрий Дмитриевич? Я к вам зайду…

– Заходи, заходи…

Музей открыл дверь и сделал шаг на лестничную клетку. Сильный удар обрушился ему на спину. Музей испуганно оглянулся. Сзади стоял Дмитрий Дмитриевич с огромным болотным сапогом.

– Что?.. – спросил Петр, ничего не понимая.

– Заходи, – сказал декан ласково и огрел Музея второй раз.

– Но…

Свирько замахнулся опять. Тут Петр наконец сориентировался и бросился вниз. Декан побежал следом. На втором этаже Свирько догнал отличника и еще раз ударил его сапогом по голове.

– Кот проклятый!

Отличник вылетел из подъезда. На улице мерцали звезды. Старушки со своими колясками еще сидели в синем свете фонаря. Они с любопытством уставились на взъерошенного человека, выбежавшего из дома. Музей остановился, тяжело дыша. В его груди стал медленно разгораться гнев.

– Ах, гад… Значит, так… Значит, вот ты какой…

Отличник выдернул из ограждения клумбы кусок кирпича, высчитал окно декана и запустил туда изо всей силы. Кирпич ударился в стену третьего этажа и рассыпался на мелкие осколки. Старушки всполошились.

– Ты что же это делаешь? – загалдели они. – Хулиган! Залил глазищи! Савелич! Савелич!

Из-за угла выдвинулся дворник с метлой.

– Савелич! Это что ж он делает, а? Вытаращил свои пьяные зенки, схватил кирпич да как ахнет в дом. А тут малышата!

– Выпил – так иди себе, иди, – заговорил дворник, напирая на Музея метлой. – Иди себе, а не буянь. А то дружина набежит, заберут, бумагу составят, пятнадцать суток начислят. Иди себе, гражданин, иди!

Музей побрел со двора.

– Какой гад, а? – шептал он. – Драться сапогом… Котом обозвал… А еще декан… Вот пойду к ректору и пожалуюсь… Или лучше я его подстерегу на рыбалке… Надо узнать, куда он ездит… Надеть маску да палкой по шляпе… палкой…

Отличник стал строить планы мести, и ему немного полегчало. Однако вскоре его мысли перешли на проваленный экзамен. Музей снова впал в отчаяние. Еще вчера все было так хорошо… А сегодня «неуд» по механизации сельскохозяйственных ферм, декан избил его сапогом… И главное, все это совершенно неожиданно, нелепо и необъяснимо. Может, он рехнулся?

Петр Музей брел по тротуару, бормоча и потирая ушибленный сапогом затылок. Через несколько дней Петру предстояло сдавать второй экзамен, а идти готовиться у него не было сил.