Я был не очень рад перспективе возвращения в Константинополь. И действительно: с борта французского лайнера «Амазон» город выглядел примерно так же, как тогда – весьма живописным. Мечети – такие, как Голубая мечеть и Сулеймание, выглядели такими же запущенными, как и в год моего первого визита. Разве что Святая София оказалась намного чище. Тут я увидел, что настоящий цвет ее стен – не серо-буро-малиновый, а именно красный. И на ее куполе вместо полумесяца гордо высился огромный православный крест, огненно-золотой под лучами осеннего полуденного солнца.
Еще одной приметой нового времени были большие военные корабли, стоявшие на якоре напротив бывшего султанского дворца Долмабахче, над которыми реяли белые флаги с синим косым крестом, указывая на их принадлежность к русскому военному флоту. Один из этих кораблей был огромным, странной конструкции, с высоким бортом, плоской, как поле для игры в гольф, палубой и загнутым вверх наподобие утиного клюва носом. Этот корабль был больше любого другого, существующего где-либо в мире. Он был больше даже знаменитого «Грейт-Истерна».
В прошлый раз мы переправились на берег на борту турецкой лодки – каика. Теперь таких каиков в порту не было, хотя кое-где по пути сюда они нам и попадались. В этот раз «Амазон» пристал прямо к новехонькому пирсу, блиставшему чистотой.
Пройдя мимо солдат европейской внешности, в пятнистой форме, с надвинутыми на одно ухо зелеными беретами, пассажиры «Амазона» и ваш покорный слуга попали на паспортно-таможенный контроль, пройдя его безо всяких проблем. Таможенник, взявший у меня документы (внешне похожий на турка, но одетый в чистую отглаженную форму, что совсем удивительно), не потребовал бакшиш. Разговаривая со мной, он был доброжелателен, а когда пролистал мой паспорт, вдруг сказал:
– Простите, сэр, но вы не тот ли знаменитый писатель Марк Твен? Мне так нравится ваш «Том Сойер»! Добро пожаловать в Константинополь!
Приятно, не скрою, когда тебя узнают даже на другом конце света. Я спросил у него, где мне лучше остановиться. Таможенник порекомендовал новый отель «Ибрагим-паша», и на прощанье взял под козырек.
Закончив с пограничными формальностями, я вышел на улицу и осмотрелся. При этом нанятый мною тут же на пирсе носильщик-грек вез за мной тележку с багажом. «Да, – подумал я, – теперь нужен глаз да глаз».
В тот раз невозможно было отбиться от нищих, которые постоянно хватали меня под руку и требовали бакшиш, а так же торговцев в грязных одеяниях, напропалую пытавшихся всучить мне свои товары. Да и воров тогда тоже было предостаточно. В прошлый раз мне очень повезло в том, что я ночевал на корабле, и у меня было нечего красть.
Теперь же на улице было чисто и аккуратно. Прохожие практически все были одеты по-европейски, а не в грязную и пеструю одежду, как в мой прошлый визит. На некоторых, правда, были костюмы в национальном стиле, но тоже чистые и не очень поношенные. Уже позже я узнал, что появление на городской улице в непотребном виде или другое нарушение общественного порядка карается тут десятью-пятнадцатью сутками общественных работ.
У стоянки извозчиков на столбе висел прейскурант с вполне разумными ценами. А рядом в небольшом банке пожилой грек менял деньги. С того моего визита я знал, что грекам верить нельзя. Но сумма, с учетом указанной комиссии, точно соответствовала тому количеству долларов, которые я менял.
И тут меня возникло подозрение, что люди, которые полгода назад захватили Стамбул и переименовали его обратно в Константинополь, просто подменили этот город. Тот, старый Константинополь был больше всего похож на цирк, по которому бегали толпы мошенников и стаи бродячих собак, и где у меня было лишь одно желание: поскорее вернуться на свой корабль и отплыть куда угодно – хоть в Россию, хоть в Италию…
Да, я совсем не хотел ехать в это путешествие. Но мне пришлось это сделать. Не всегда мы повелеваем обстоятельствами, иногда обстоятельства довлеют над нами.
А началось все так. Восемнадцатого октября мне принесли письмо от Уайтлоу Рида, хозяина газет «Нью-Йорк Геральд» и «Нью-Йорк Трайбьюн». Он настоятельно просил меня прибыть к нему в Нью-Йорк, пообещав «предложение, от которого невозможно отказаться». В письмо был вложен билет первого класса на поезд Хартфорд – Нью-Йорк и несколько долларовых купюр на оплату кучера.
Я бы не поехал в Нью-Йорк, но содержать дом из двадцати восьми комнат, который я купил по настоянию моей Оливии, было весьма накладно. А мои последние инвестиции вполне могли бы послужить темой для пары моих рассказов – юмористических и с предсказуемо грустным концом.
Так что вместо того, чтобы гордо проигнорировать приглашение, на следующий день я уже сидел в кабинете у мистера Рида, имея на лице довольно-таки умильное выражение. После обычных в последнее время восторгов по поводу «Тома Сойера» он сказал:
– Мистер Клеменс, я хочу предложить вам небольшую поездку за границу. Полностью за счет газеты и за хороший гонорар. Я знаю, что вы неплохо зарабатываете в качестве литератора, но мы готовы предложить вам сумму, которая более чем компенсирует задержку с выходом вашей следующей книги.
Я не стал ему говорить, что в данный момент я никакой книги не пишу, и величественно (по крайней мере, так мне показалось) кивнул головой. Тем более что сумма, которую он мне назвал, была настолько внушительной, что гонорары от большинства моих книг удавились бы от зависти, если бы у них была шея.
– А что мне придется делать? – поинтересовался я.
– Вам следует отправиться в Константинополь, – ответил мистер Рид. – Читателей «Нью-Йорк Геральд» очень интересует таинственная Югороссия, и все, что с ней связано. Напишете цикл путевых заметок – и о городе, и о стране, и о ее новых правителях. Названную вам сумму мы заплатим за шесть газетных статей по две газетных полосы каждая. Если вы напишете еще и про дорогу туда, либо про посещение других стран по дороге домой, то это будет оплачено отдельно. – И он назвал мне цифру – хоть и меньшую, чем предыдущая, но тоже весьма и весьма привлекательную. – Только постарайтесь прибыть туда как можно скорее, ведь наши конкуренты не дремлют.
Да, мое предыдущее посещение Константинополя трудно было назвать приятным. Но последние вечерние туалеты, заказанные Оливией, вот-вот должны были пробить немалую брешь в семейном бюджете. И я дружески пожал руку мистера Рида, получил аванс, билет на пароход, и деньги на расходы на ближайшее время, и вернулся домой в Хартфорд.
Моя дорогая Оливия сначала приуныла, но когда она узнала про ту сумму, которые мне обещал Рид, быстро в уме посчитала и бросилась паковать мои чемоданы. На следующий день ранним утром она форменным образом вытолкнула меня за порог – чтобы я не опоздал на свой пароход, принадлежавший французским почтовым линиям.
Потом были Бордо, Марсель, Неаполь, Пирей, и, наконец, Константинополь, по которому я сейчас ехал на весьма удобной пролетке по недавно уложенной мостовой. По крайней мере, в прошлый мой визит тут была сплошная грязь. Когда я садился в пролетку, извозчик, тоже грек, рассыпался в комплиментах по поводу моего «Тома Сойера». Они что, все там сговорились?
И вдруг я увидел книжный магазин, на витрине которого красовались книги, а также портреты писателей, среди которых я узнал Александра Пушкина, Виктора Гюго и… вашего покорного слугу.
По дороге нам повсюду попадались расставленные на расстоянии прямой видимости одетые в чистую синюю форму полисмены, которых тут называли «gorodovie». Кроме формы, их отличали от всех прочих обывателей три непременных атрибута: свисток на шее, кобура с большом револьвером на поясе, а также дубинка литого каучука.
По дороге мы проехали мимо большого дома, возле которого бегали и играли дети самых разных возрастов в чистенькой одежде. Я спросил у извозчика:
– Что там находится?
– Школа, сэр, – ответил он. – До освобождения города там жил один купец – хоть и грек, но большой мерзавец. Он давал деньги в рост под большие проценты, причем своим же, и наживался на поставках в турецкую армию. Когда пришли русские, они сразу прижали его к ногтю, сказав, что он «vrag naroda». Купца судили и повесили, а все его имущество было конфисковано в казну. Так ему и надо, негодяю. Теперь в этом доме наши дети бесплатно учатся русскому языку, письму и арифметике.
