– Скажите, Анатолий Витальевич, она упоминала некоего дядю Федота, который якобы прогнал смерть. Это кто? Сосед? – спросил Дмитрий Николаевич.
– Да, сосед. Он-то и вызвал полицию и доктора. Сказал, что услышал завывания Прасковьи, пришёл, а там бабка её мертвая.
– И больше ничего?
– Судя по протоколу, нет. А вы думаете, он что-то утаил?
– Давайте проверим!
Сосед Прасковьи, Федот Тюрин, был хмурым здоровенным мужиком лет тридцати пяти, работающим на Бахрушинском кожевенном заводе мастером в дубильном цеху. Был он порядком пьян и встретил посетителей ещё менее приветливо, чем сестра Агафия.
– Кто такие? Чё надо? – пробасил он, преграждая визитёрам путь дальше порога.
– Полиция, – сурово ответил Терентьев. – Вопросы к тебе, Тюрин, есть. А ну, давай в дом пройдём.
– Нет у меня времени с тобой болтать, ваше благородь, и в доме моем тебе делать нечего.
– Будешь дурить, Тюрин, в кутузку отправлю! – рявкнул Терентьев. – Так в дом войдем или при соседях объясняться будем?
Федот посторонился, пропуская посетителей в свою хибару.
– Чё надо? – повторил он ещё мрачнее.
– Кого ты у Хавронии Макаровны в доме видел, когда она преставилась? – резко спросил Терентьев.
У Тюрина забегали глаза.
– Никого, – ответил он сквозь зубы. – Внучку ейную только, болезную.
– Врёшь, Тюрин! – Анатолий Витальевич стукнул по столу кулаком. – Правду говори!
– Вот те крест, ваше благородь! – Федот пьяно и размашисто перекрестился.
– Врёшь! Знаю, что врёшь!
Федот набычился и сжал кулаки.
– А раз ты, ваше благородь, всё знаешь, чего спрашиваешь?
– От тебя услышать хочу. Что там произошло?
– Я всё околоточному рассказал. Нечего мне больше добавить.
– Кого вы так боитесь, Тюрин? – спросил молчавший до этого момента Руднев.
– Никого я не боюсь! И вас не боюсь! Вон пошли! – взревел дубильщик и попытался ухватить Дмитрия Николаевича за грудки.
Тот проворно отступил. Из-за его спины метнулся Белецкий, резким движением ткнул Федота кулаком под дых, а когда тот, охнув, согнулся пополам, с неожиданной для своей худощавой фигуры силой заломил ему руки и швырнул на скамью.
– Дёрнешься еще раз, руки переломаю, – с ледяным спокойствием предупредил Белецкий. – Я не из полиции, так что мне можно. Отвечай на вопросы, Тюрин!
Федот попытался вырваться.
– Я сказал, не дергайся, – хватка Белецкого стала жёстче.
– Отпусти, ваше благородь! – взвыл дубильщик. – Всё расскажу, как на духу!
Белецкий ослабил хватку, но рук не отпустил.
Руднев достал блокнот с недорисованным портретом убийцы и показал Тюрину.
– Вы этого человека там видели?
– Это не человек! – Федот замотал нечёсаной башкой. – Упырь!
– Ты мне тут сказки не рассказывай, – прикрикнул на Тюрина сыщик. – Какой такой упырь!
– А самый, что ни наесть, настоящий! Он бабку загрыз! Я сам видел!
– Что вы видели, Тюрин? – спросил Дмитрий Николаевич.
– Он над нею так прямо и стоял, а потом на убогую пошёл. Руку с когтями выставил!.. Тьфу ты, нечисть!.. Барин, отпусти, я же перекреститься не могу!
– Потом крестится будешь, – холодно возразил Белецкий. – Дальше что было?
– Так я как увидел, Богородице молиться начал, он окаянный от святых слов и замер весь.
– Как он выглядел? – спросил Руднев.
– Так, как на вашей картинке, так и выглядел. Только глаза мёртвые.
– Что значит мёртвые?
– Ну, того… Смотрят как не в тебя… И острые такие…
– Зрачки узкие?
– Это я вас, барин, не понял.
Руднев быстро нарисовал полуприкрытые глаза с узкими зрачками.
– Так?
Тюрин шумно сглотнул и кивнул.
– Вы сказали, рука с когтями. Это как? Ногти у него были длинные?
– Ага… Длинные и железные!
– Железные? Вы не ошибаетесь, Тюрин?
– Точно говорю. Я железу что ли не отличу!
– Ладно, допустим… Так, что дальше было? Вы молитву начали читать, и что…?
Глаза у Федота снова забегали.
– Отвечай давай, Тюрин! – приказал Терентьев. – И не смей врать! Я тебя насквозь вижу. Что твой упырь? Растворился? В окно вылетел?
– Зачем в окно? Он в дверь вышел.
– И ушел?
Дубильщик снова сглотнул.
– Не ушёл. Он на карете уехал.
Терентьев, Руднев и Белецкий переглянулись.
– На какой такой карете, Тюрин? – спросил Анатолий Витальевич. – Что ты несёшь?
– А вот знал, что не поверите! Да только я вам правду говорю!.. Барин, да отпусти же ты меня! Не буду бузить!
Белецкий отпустил Федота, но остался стоять за его спиной.
– Мы вам верим, Тюрин, – примирительно сказал Руднев. – Рассказывайте. Что была за карета?
– Знамо дело, карета как карета! С двумя лошадьми, – Федот уставился в пол, потирая локти и запястья.
– Опять чего-то ты юлишь, Тюрин! – сердито проговорил Анатолий Витальевич. – Правду говори!
Дубильщик поднял глаза на Терентьева, взгляд его, и без того пьяный, сделался совсем ошалелым.
– В карете той, ваше благородь, – прошептал он, – барыня сидела, красоты неземной. Что твой ангел!
Глава 3
Руднев, не глядя, смёл аккуратно разложенные Белецким конверты в ящик стола, положил перед собой несколько листов писчей бумаги и каждый надписал: «Жертвы», «Травмы», «Свидетели», «Место убийства», «Убийца», «Орудие убийства», «Улики», «Странности».
– Так, Белецкий, что у нас есть? – спросил Дмитрий Николаевич.
Белецкий, примостившийся на краю подоконника со скрещенными на груди руками, скрипнул зубами на предмет корреспонденции, но отвлекать внимание Руднева на неё не стал.
– С чего вы бы хотели начать, Дмитрий Николаевич?
– Давай со свидетелей. Итак, у нас есть двое…
– …Одна полоумная, а второй напуганный и пьяный…
– Другими словами, ты хочешь сказать, что ни один из них не заслуживает доверия?
– А вы считаете иначе?
– Я лишь могу утверждать, что их показания сходятся…
Руднев записал на листе с заголовком «Свидетели» имена и поставил под ними большой знак вопроса.
– Теперь про орудие убийства, – сказал он.
– Перчатка с железными когтями? – предположил Белецкий. – Надеюсь, вы же не предполагаете, что он и впрямь впивается в жертв зубами?
– Зубы, конечно, совсем уж дикость, но и перчатка мне кажется сомнительной, – проговорил Дмитрий Николаевич.
– Отчего же?
Руднев постучал пальцем по фотографиям старухи и коллежского регистратора.
– Расстояния между отметинами в обоих случаях абсолютно одинаковые. Маловероятное совпадение, если наносить удар просто рукой.
– То есть вы предполагаете какое-то орудие, имитирующее укус клыков?
Руднев не ответил и отложил лист с подписью «Орудие убийства» в сторону без каких-либо записей.
– Давай про травмы, – сказал он и вписал на соответствующий лист: «Klaffenden Vampirbisse» и «Обескровливание». – Что ещё?
– У последний жертвы были следы падения. Это, по-вашему, важно?
Руднев задумался.
– Это может не иметь никакого отношения к убийству, – сказал он наконец. – Но если имеет… Допустим, коллежский регистратор пытался убежать от убийцы, споткнулся и упал, но тогда вряд ли он бы падал на спину. Другой вариант, это убийца сбивает его с ног, чтобы убить уже на земле… И ведь остальные жертвы, скорее всего, тоже лежали, когда он их убивал? Старуха. Пьяный нищий, – Руднев ещё раз сравнил фотографии. – Он точно наносил удар старухе и молодому человеку из одного положения. Раны расположены идентично.
Белецкий пожал плечами.
– Злодей убивает лежачих? С чего бы это? Нанести колющий удар в шею проще тому, кто стоит, если только вы не бьёте чем-то вроде трости.
– Думаю, дело не в этом, – ответил Руднев, поднимаясь и выходя из-за стола. – Вот я стою. Как бы ты меня ударил? Покажи.
Белецкий оторвался от подоконника.
– С какой стороны? С лица? Со спины?
– Да все равно. Допустим, ты нападаешь сзади.