Дмитрий Николаевич раздумывать не стал. Он молниеносно пересек разделяющее их с незнакомцем расстояние и сильным коротким ударом сбил его с ног.
Руднев, хотя и был субтилен да невысок ростом, отличался немалой силой и ловкостью. Способствовала тому привычка ежедневных тренировок с Белецким, коей он придерживался всю свою сознательную жизнь.
Падение должно было оглушить неизвестного, но он его, против ожидания, кажется, и вовсе не почувствовал. Ловко извернувшись, незнакомец вскочил на ноги. Уклонившись от встречного удара, Руднев перехватил руку, державшую фонарь, резким движением вырвал его из руки неизвестного и с силой ударил фонарем противника в голову. Удар получился скользящим из-за невероятной быстроты движений незнакомца. Казалось, он перемещался в пространстве незаметно взгляду, точно фантом. Дмитрий Николаевич снова метнулся на противника, ещё раз замахнулся, но ударить не успел. Резкая острая боль обожгла ему бок, заставив отшатнуться и на мгновенье утратить координацию. Этой секунды хватило неизвестному, чтобы кинуться в тень и раствориться в темноте проулка. Руднев понял, что в узком лабиринте домов, с учетом фантастической скорости движений незнакомца, преследование бессмысленно, да и не безопасно.
Переводя дыхание, Дмитрий Николаевич осмотрел себя. Одежда с левого боку на нём была порвана. Засунув руку под сюртук, он почувствовал, что жилет пропитывается кровью.
– Терентьев меня убьёт, – пробормотал он и, зажав рану, вернулся в прихожую доходного дома, где всё ещё плаксиво сетовал на судьбу услужливый дворник.
– Господи! Дмитрий Николаевич! – ахнул младший агент при появлении Руднева и метнулся вверх по лестнице. – Филипп Иванович! Анатолий Витальевич!
– Не вопите вы! – шикнул на него Дмитрий Николаевич, но было уже поздно, доктор и сыщик выскочили на лестницу.
– Что ещё случилось? – резко спросил Анатолий Витальевич, Дягилев же, поняв ситуацию быстрее, оттолкнул Терентьева и сбежал вниз с несвойственной ему прытью.
– Руднев, что с вами произошло?
– Я встретил вампира, – ответил Дмитрий Николаевич, и доктор заглянул ему в лицо с откровенной озабоченностью.
Терентьев и Дягилев завели Руднева в дворницкую, усадили на видавший виды стул и принялись снимать с него пальто и сюртук. Доктор послал младшего агента наверх за своим саквояжем.
– Что случилось? Кто вас ранил? Какого вампира вы встретили? – зачастил вопросами не на шутку встревоженный Анатолий Витальевич.
Руднев рассказал о своем приключении.
Тем временем Филипп Иванович разрезал на Дмитрии Николаевиче жилет и рубашку. На левом боку у Руднева была рваная рана.
– Вы совсем с ума сошли! – в сердцах кинулся на Дмитрия Николаевича сыскной надзиратель. – Какого чёрта вы на рожон сунулись?! А если бы он вас убил?
– Ну, не убил же…
– Почему вы ходите без оружия?!
– Анатолий Витальевич, я гражданское лицо и на службе не состою. Мне по закону не положено оружие при себе иметь.
– Вам и пытаться преступников задерживать не положено!
– Анатолий Витальевич, помилосердствуйте! Я же не из бравады! – оправдывался Руднев. – Ну, чтобы вы на моем месте сделали? Чем ругать меня, пошлите кого-нибудь в проулок, пусть посмотрят там внимательно. Он ведь там что-то искал, это точно!
– Вы меня ещё поучите!.. Я к вам буду охрану приставлять, если у вас, Руднев, своей головы на плечах нет!
– Так! Хватит! – вмешался в препирательства доктор. – Анатолий Витальевич, вы мне мешаете! Идите, своим делом займитесь! Потом будете господину Рудневу выговаривать!.. А вы, Дмитрий Николаевич, вообще помолчите! Я не привык к болтливым пациентам!
Спорщики подчинились.
Клокоча от праведного возмущения, Терентьев отправил в проулок околоточного с полицейским, а сам, прихватив с собой младшего агента, вернулся на место преступления.
Доктор протёр руки спиртом и принялся промывать рану, игнорируя оханье и шипенье своего пациента.
– Вы, Дмитрий Николаевич, – брюзгливо проговорил он, – пословицу мне напоминаете. Знаете какую?
– Amicus certus in re incerta cernitur (лат. Настоящий друг познается в настоящих делах), – высказал предположение Руднев, силясь улыбнуться.
– Нет, Дмитрий Николаевич, другую: «Дуракам везёт», – отозвался ворчливый доктор. – Вам очень повезло, должен я вам сказать. Рана поверхностная. Задень он вас сильнее, вы вполне бы могли стать моим пациентом в полной мере!
– Почёл бы за честь! – отшутился Руднев.
– Смешного в этом мало, молодой человек!.. Рана рваная. Такие скверно заживают.
– Как думаете, чем он это сделал?
– Чем-то, имеющим остриё, но не имеющим лезвия. Заостренным штырём, например… Мне придется наложить вам швы.
Филипп Иванович стянул края раны. Руднев взвыл от боли.
– Доктор, полегче!.. Я начинаю понимать, почему вы только с мертвецами дело имеете!
Дягилев достал из своего саквояжа флягу и протянул Дмитрию Николаевичу.
– Глотните-ка, – приказал он. – Это коньяк. Приходится иметь для нервных свидетелей и не в меру чувствительных консультантов.
Руднев послушно отхлебнул.
– Готовы?
Дмитрий Николаевич вытерпел экзекуцию стоически.
– Красота! – похвалил свою работу Дягилев. – Швы у меня всегда хорошо получались, ещё в университете… Может, вам еще коньяку?
Руднев отказываться не стал.
Пока доктор его перевязывал, вернулись околоточный с полицейским. В проулке они нашли склянку с каким-то белым порошком.
– Как думаете, доктор, что это? – спросил спустившийся вниз и уже остывший Анатолий Витальевич.
– Я не цыганка, чтобы угадывать, – раздраженно ответил Дягилев. – Проведу анализ, отвечу.
В течение следующего часа из доходного дома увезли тело погибшего коммерсанта, младший агент и околоточный опросили всех жильцов, а Терентьев с Рудневым облазили всё место преступления в поисках хоть каких-нибудь улик. Усилия их были тщетны, ничего кроме подсохших и полузатоптанных влажных следов на полу они не нашли, да и те уже раскисли настолько, что ни размер обуви, ни её особенностей понять было невозможно.
– Опять мы с пустыми руками, – констатировал Анатолий Витальевич.
– Ну, не совсем, – возразил ему Руднев. – Мы нашли склянку с порошком, и мне удалось увидеть преступника. Кстати, Прасковья описала его довольно точно. Только это был грим.
– Грим?! – изумился сыщик. – С чего вы это взяли?
– Ну, Анатолий Витальевич, я лица вижу профессионально и точно различаю, когда лицо живое, а когда загримировано… Не знаю, как вам объяснить…
– Ладно, верю вам на слово. Значит получается, мы и лица его не знаем?
– Я попробую нарисовать, как бы он мог выглядеть без грима, но это будет гипотеза.
– Анатолий Витальевич! – окликнул сыскного надзирателя вошедший в квартиру убитого околоточный.
– Этот день когда-нибудь кончится? – тихо простонал Терентьев. – Что там ещё?
– К вам вестовой от обер-полицмейстера.
В тот же момент в дверь вошел бравый адъютант, гладкий да румяный, и одетый словно с картинки.
– Ваше высокоблагородие! – звонко отчеканил он. – Вам пакет от их превосходительства…
Терентьев выдернул из рук рафинированного адъютанта конверт, распечатал и прочёл.
– Мне предписано явиться через два часа на экстренное совещание к обер-полицмейстеру, – произнёс Анатолий Витальевич. – Вам, Дмитрий Николаевич, велено прийти вместе со мной… Передайте его превосходительству, что мы будем! – сыскной надзиратель так свирепо свернул глазами на адъютанта, что того как ветром сдуло.
– Мне нужно заехать домой и переодеться, – заметил Руднев с неожиданной сговорчивостью. – Я же не могу в таком виде к обер-полицмейстеру явиться.
Ему отчаянно никуда не хотелось ехать, но, чтобы хоть как-то поддержать Терентьева, подавать виду он не смел.
Они заехали на Пречистенку. Белецкий, к счастью, ещё не возвращался, так что необходимости в лишних объяснениях у Дмитрия Николаевич не возникло.
Когда часы отмерили наконец наступление нового дня, оба они – Руднев и Терентьев – сидели в душном, жарко натопленном и накуренном кабинете Дмитрия Фёдоровича Трепова, августейшей милостью обер-полицмейстера Москвы. Помимо них тут же были и Лебедев, и глава жандармерии, и старший отделения филёров и еще с полдюжины чинов, дёрганых и усталых.
