— Думаешь, будет лучше или проще, если я сейчас исчезну? И мы никогда больше не встретимся?

— Нет, с чего ты?.. Нет… — он растерянно улыбнулся. — Просто предупреждаю, чтобы ты хоть примерно понимала, с чем будешь иметь дело. Потому что хочу, чтобы у нас получилось. Правда, я сам не вполне представляю, — качнул головой. — Не умею. Никогда не… — замолчал. — Я клинически упрям, когда у меня есть цель. Но вот сейчас подумал… Наверное, по-настоящему не верил, что найду способ вернуть всем нам смертность, — он хмыкнул. — Хотя технически, не я нашёл, но это неважно. Просто всё очень неожиданно. Ты — неожиданно. Даже больше, — Ллэр сглотнул. Глаза вновь смотрели серьёзно, с какой-то совершенно новой теплотой. — Помнишь, я сказал, что знакомиться с тобой не входило в мои планы? Помнишь, конечно. Не самое приятное, что мог ляпнуть в подобной ситуации. И прости. Но я могу объяснить. Попытаться. Это — хорошо. Что не входило, что не было частью замысла. Потому что когда я что-то планирую, рассчитываю — всё, что существует — это цель и средства. Так было всегда. И если бы я сразу собирался через тебя подобраться к Таль, я никогда бы не увидел в тебе — тебя. И я бы… Ты в моей жизни — это свет. Яркий. Ошеломляющий. И я боюсь, что он исчезнет. Я — эгоист и не умею быть с кем-то. Очень, очень хочу научиться. Если бы вместе с продолжительностью жизни можно было подправить и характер, а?

Он говорил, а ей хотелось одного — заткнуть уши, чтобы не слышать. Исчезнуть, убраться подальше, спрятаться в какую-нибудь тёмную нору, где никто никогда не найдёт, сжаться в комок, зажмуриться, вдохнуть и разучиться дышать.

Он говорил, а она чувствовала, как разрастается в горле ком, как по спине ползёт холодный, липкий страх, как медленно, глухо и безнадёжно стучит её сердце, словно отмеряет оставшиеся им вместе минуты. И сил — на одно дыхание.

Когда Ллэр, наконец, замолчал, осознала, какая же она идиотка. О чём думала? На что надеялась? Уютный дом всё равно в каком мире?! Дура! Наивная дура!

Мира сумела сесть, отодвигаясь. Подтянула к груди согнутые колени, обхватила их руками, отвела взгляд — нагота неожиданно мешала, смущала. Она прикусила нижнюю губу, чувствуя, как из глаз готовы хлынуть слёзы. Понимала, что Ллэр, может быть, впервые в жизни так откровенен, так искренен. Что не стал бы никогда делиться страхами, обнажать душу, если бы она, Мира, не имела значения в его жизни. Но боль от его слов затмевала всё — все мысли, чувства, желания, логику. Правильно или неправильно — уже не важно, всё рухнуло, утратило смысл. Смешалось, горело, выжигая в сердце дыру.

Ллэр молчал, а в висках по-прежнему стучали его слова.

Она не хотела быть светом. Ни ярким, ни ошеломляющим. Тем более светом, который исчезнет. Просто хотела быть, рядом, в его жизни, с ним. Без определений, без правил. Без инструкций на будущее. Какой в них толк? Нельзя жить по составленным заранее правилам, опасаясь что-то сделать не так. Нельзя любить, мучаясь сомнениями и боясь однажды всё испортить. Уж лучше не любить вовсе. Ненавидеть. Уж лучше не жить. Уж лучше бы она подохла на Фахтэ или ещё раньше, в том проклятом таксилёте.

Ллэр молчал, видимо, ожидая ответа. А Мира не знала, что сказать. Отвернулась, до крови закусила губы, боясь разрыдаться или, наоборот, наговорить гадостей, сорвавшись и выплеснув на него всю обиду и разочарование, всю боль.

А ведь её предупреждали. Говорили. Но она упрямо не хотела видеть, не хотела знать. Цеплялась за нежные слова, за горячие губы, за ухмыляющиеся глаза, которым не всё равно, за ласковые руки, которые не лгали. И вот получила! Поделом!

И вместе с тем отказывалась признавать. Не понимала, как это возможно. Он не умеет с кем-то быть, но разве она — просто кто-то? Он хочет научиться, но что это меняет, если она не умеет учить? Если сама не знает — как? Если верила, что у них получится, потому что это они. Вот так, легко, само собой.

И даже сейчас продолжала на что-то надеяться.

***

Ллэр смотрел на неё и молчал. Тоже кусал губу, хмурился. Вдруг поднялся. Отряхнул ладони от песка, протянул руку.

— Вставай.

Мира послушно выпрямилась. Почти прикоснулась к его ладони, потом отдёрнула руку и всё же в последний момент сжала горячие пальцы. Встала, не решаясь посмотреть Ллэру в лицо.

Он не настаивал, развернул её руки ладонями вверх, мягко сдувая песчинки. Оглянулся по сторонам.

— Одеться бы. Там прохладно.

— Там?..

— Там, — абстрактно подтвердил Ллэр. — Ну да ладно. Всё равно ни твой шикарный пеньюар, ни мои супер-штаны не спасут от комаров.

Мира встретилась с ним взглядом. Думала, шутит или издевается. Оказалось, говорит на полном серьёзе.

— Каких ко… маров?

Он улыбнулся.

— Мелких кровососущих насекомых. Хорошо бы, им не понравилась фиолетовая кровь. Ну что, идём?

Ответа он не ждал.

Мир в единый миг преобразился.

Вместо низких туч — тёмное, почти чёрное чистое, без единого облачка, небо, россыпь сверкающих звёзд и серпик луны. Вместо солёного океана — огромное зеркало круглого озера, вместо бескрайних песчаных дюн — пушистый лес, дальше — пики гор, светлеющих к вершинам. Наверное, там лежит снег, но до него — бесконечность.

Пахло травой, свежей. Густая, она мягким ковром подступала к самой кромке воды. Пахло молодой хвоей и чем-то терпким, кисловатым, но приятным. Тишину нарушали сверчки и гортанное, раскатистое «пение» кого-то ещё.

— Это лягушки, — объяснил Ллэр. — Звук… Лягушки. Мелкие, в общем-то, скользкие и противные твари. Точнее, земноводные. У вас их, кажется, нет. И в Эннере тоже нет, наверное, потому что нет пресных водоёмов.

— Красиво, — буркнула Мира. — Нет, правда, — торопливо добавила, понимая, как прозвучало. — И лягушки… тоже.

— Ага, — Ллэр хмыкнул. Улыбнулся. — Но я привёл тебя сюда не для того, чтобы наслаждаться концертом. Ничего не чувствуешь? Попробуй прочитать мои мысли.

— Не буду. Хватило слов.

— Мне не хватило. Твоих.

Мира всё-таки прикоснулась к его сознанию и поняла — бесполезно. Вторая попытка тоже ничего не дала. Да и с остальными способностями ничего не вышло, как будто исчезли все разом. Только выход из мира легко ощущался, но по-другому. Словно она попала в комнату, где кроме одной единственной двери, через которую вошла, больше ничего не было — голые чёрные стены.

И тогда Мира разозлилась.

— Не хватило моих слов, да? Настолько, что привёл туда, где ничего не смогу тебе сделать? Молодец, очень предусмотрительно. Отличное место для расставаний.

— Ещё! — потребовал он, пристально глядя в глаза.

Это подстегнуло. Заставило выплеснуть эмоции.

— Я верила, что возможно… Что ты и я — это возможно, понимаешь? Верила! Не хотела взвешивать все «за» и «против». Думаешь, не понимала, что ничего не получится? Что рано или поздно разочарую или наскучу, и ты уйдёшь? Всё я понимала. Всегда знала. Ещё в самом начале. Такие, как я… Не важно, — она тряхнула головой. — Я не хотела слышать, что ничего не выйдет. Это больно. Ещё больнее — убеждать остаться, уверять, что получится, что сможем. И я не пыталась. Я не буду. Не хочу жить с мыслью, что однажды ты всё испортишь. Или я испорчу, что скорее всего. Потому что я тоже не подарок. Потому что тоже не умею, потому что всегда порчу. Ты же знаешь, как я жила. Видел мой дом… там, — Мира неопределённо махнула рукой. — В Миере. Я никогда… — она запнулась.

Сейчас с уверенностью могла сказать, что не любила. Никого. Никогда. Привязывалась, привыкала, увлекалась, но не любила. Не собиралась любить. Взбалмошная, непостоянная, упрямая, она не искала домашнего уюта и тепла, хотела свободы, упивалась ей. Ценила независимость, ни в ком не нуждалась и не собиралась нуждаться. Но Ллэр… Он случился и…

— Ты всё изменил. Меня изменил, — Мира посмотрела ему в глаза. — Не Таль, не кровь Адана, не Плешь. Ты. Я больше не умею без тебя, — она прерывисто вздохнула, но взгляд не отвела. — И это не повод, чтобы ты остался.