– Я не… он… Я, он… – речь так же была нема к сознанию. – Он… шантажировал меня.

– Та-а-а-к… – кивнул Пак, вспомнив знакомые слова.

– Хотел, чтобы я для него… шпионил. Чтобы я босса предал.

«Собирает компромат, – подумал Пак. – Вооружается рычагами давления».

– Что ещё?

– Я больше ничего не знаю…

Пак на какое-то время застыл, глядя в лицо контуженого собеседника…

– Я… тебе верю.

– Отпусти меня… Прошу.

– Что-ж… ты хорошо себя вёл. Но этим ты ту девочку не воскресишь… Я дам тебе шанс. Точно такой же шанс, который был и у неё против верзилы насильника.

Двое в противогазах вновь вцепились в него: один за плечи, другой за нетронутую руку, на которую затем была нацеплена перчатка. Она была металлической с хорошо просматриваемыми механизмами, штырями и поршнями внутри.

Устройство щёлкнуло на его руке и отпало…

Кости остались нетронутыми, однако всё что их обволакивало вскоре отлегло как кожура от банана. Страшный вопль был столь продолжительным и бесконтрольным, что Пак прождал его, а уже потом заговорил:

– Теперь правила: одна твоя рука подверглась «Тёрке». Другая – «Обананиванию». Ну, у тебя есть ровно полчаса, чтобы этими ручищами раскопать себе могилу. Можно не глубокую, главное, чтобы ты сам туда мог поместиться… Эй, ты меня вообще слышишь? – Далее Пак отдал Нексусам новый приказ: – Приведите его в чувства!

В шею истерзанного был введён препарат, что будто дал ему вторую жизнь: тот подскочил, потерянно осматриваясь по сторонам. Следом, с задержкой пришло яркое осознание, где он находился и что ему предстоит сделать:

– Аааааа! – жалобно простонал насильник, улицезрев свои руки-тряпки.

– Вперёд. Не теряй и секунды.

Нексус 41 вынул из нутра своей длинной дублёнки складной стульчик, раскрыл и поставил на землю. Пак присел на него скрестил ноги и откинулся назад, внимательно наблюдая…

Насильник рыскал в поисках более мягкого участка земли. Обноски из кожи и мяса, приводились в движение ветром и шагом, болезненно тормозя его и заставляя перемещаться осторожнее как по минному полю. Руки он держал перед собой, казалось, будто тот нёс дохлого осьминога с короткими щупальцами.

Участок был выбран, но стоило ему лишь коснуться грязной поверхности своими лоскутами и оголённым костями, как пронзающая боль прошла через эти конечности и столь же сильно ударила в голову. Руки сразу отдернулись, давая понять, что данная задача причинит гораздо большие страдания, чем тот представил изначально.

После второй попытки грязь уже казалась ему раскалённой магмой, которую нужно раскопать голыми руками…

– Ааааа! – выкрикнул насильник с хорошо читаемым акцентом обречённого зверя, и после он вогнал свои «щупальца» в жидкую массу.

Грязь чёрными червями вгрызалась под кожу, под мясо и начала проноситься вдоль самих костей. Она плотно вдавливалась в основания фаланг, становясь твёрдой глиной, и оставаясь там. Крики уже стали походить на мычание полоумного, но он всё продолжал грести и грести своими мягкими водорослями.

Пак внимательно смотрел на это всё – не как на театральное представление, а скорее, как учитель на ученика. Его лицо, по бледности своей не уступающее самой луне выражало серьезность, а в глазах, даже под влиянием синего света поблёскивали красные блики.

– Время! – воскликнул он, после того как взглянул на свои наручные часы. Но разъярённый копатель не останавливался. Нексусу даже пришлось оттаскивать его силой. – И так посмотрим?..

Поднявшись со стула, Пак подошел и внимательно осмотрел рукодельную яму…

– Какая досада, и половины не раскопал. Убить его! Метод «Общипывания».

Двое в противогазах пригвоздили насильника к земле.

– Ты так упорно старался, не умереть. Так сопротивлялся… Тебе это ничего не напоминает?

Один из Нексусов тремя пальцами буквально отщипнул кусок плоти. Другой отщипнул ещё кусок и так снова и снова. Пак начал ходить вокруг и рассказывать:

– Перед тобой возникло непреодолимое препятствие, которое казалось тебе шансом на спасение! – ему пришлось повысить тон, чтобы пересилить крики. – Но у тебя изначально не было никаких шансов! Та девочка сопротивлялась, будь здоров, несмотря на отсутствие возможности тебя победить! И ты убил её, чтобы беспрепятственно заняться своим звериным делом – неосознанно, рефлекторно! Ты… грёбанный механизм, который стоит разобрать на запчасти!

Нексусы отщипывали куски плоти один за другим подобно стаи обезумевших ворон. Фрагменты были небольшими; некоторые не превышали и трёх сантиметров в диаметре, что наоборот даровало очень медленную и мучительную смерть. Его боль уже затмила тряпочные руки. Кровь сочилась из тела насильника как сжатая в руке губка. А вскоре кровожадные клювы добрались и до глаз, ушей, внутренних органов и головы.

– Достаточно, он уже давно сдох!.. – спиной остановил их Пак, уже внимательно рассматривая газету с именами. – Священник?! Да вы прикалываетесь?!

Кабинка для исповеди…

– Простите отец, ибо я согрешил… – раскаянно произнёс Пак. – Я столь грешен, что тяжело мне по миру ходить.

– Что же тебя гнетёт, сын мой? – ответил священник, смотря куда-то вверх. Сторона его кабинки была укрыта темнотой.

– Все грехи человечества собрались во мне, я всеобщий их концентрат.

– Поведай же о своих грехах сын мой, и пусть Господь даст тебе смелость.

– Во время войны, на нас испытали одну из новых бомб. Она рванула рядом с мои товарищем и снесла ему пол головы… Но он всё стоял и стоял, весь трясся, и фонтанировал борщом, при этом смотря прямо на меня, хоть и глаз давно не было, только нижний ряд зубов. Потом его язык вывалился и упал на землю, и это было так… «отдельно» как нечто уже не нужное. Не знаю, он был похож на использованный презерватив розового цвета…

– И в чём же ты считаешь себя повинным сын мой? – ответил тот спустя томление.

– Да я просто начал ржать над ним как сумасшедший.

– Каждый переживает потрясение по-своему. Твой товарищ внезапно погиб. Не многим под силу бесследно пронести это мимо своего разума и сердца.

– Вы говорите не как священник. Обычно вы считаете исповедь вторым крещением, а не сеансом психологии… Ладно, а как вам такое?.. Был один грудной ребенок, который в будущем стал бы террористом, и он унёс бы с собой жизни пятнадцати человек. Нууу… я вынул его из коляски и футбольнул с горы как мячик. И когда он коснулся крутой поверхности, то стал скатываться с неё и подскакивать как невнятно огранённый булыжник.

– Грешны все. Поэтому мы не вправе указывать на грехи других или осуждать их. Но не все способны осудить грехи внутри себя: увидеть своего внутреннего монстра, а публично исповедаться тем более, так как гордыня – самый сильный грех.

– «Ад пуст, все дьяволы сюда слетелись», да отец?.. Это сказал Шекспир. Наверное, он сам не понимал, насколько был прав… А вы неплохо сочетаете психологию с религией. Эта комбинация помогла вам добраться до Надсущинатурного Виденья. Но надолго ли вас хватит на фоне мирских испытаний?

– Мирских испытаний?.. Таких испытаний хватило в моей жизни с достатком, – священник сжал в руке трость, а его белённый, слепой взгляд обратился в воспоминания…

– Дааа… война – это лучшее испытание, которое можно только придумать. Лично я считаю религиозный люд, богомолов: слепым стадом баранов. Да, именно: «слепым» и именно: «стадом баранов». Вы слепы отец, но ваши глаза видят куда больше, чем глаза зрячих. Перед миром чистый человек более оскверняемый: его мирской багаж не тронут. Это может опрокинуть его на самое дно, но тот, кто уже вылез оттуда не провалиться в бездну снова. Убийца, который стал праведником, куда лучше праведника, ставшего убийцей… Даже не знаю отец, за что и зацепиться?.. Раш навещал лжеца, убийцу и насильника – он явно кормится, но что ему потребовалось от вас отец?

– Ааа… тот молодой человек… Помощи и совета хотел он…

– Совета?! От вас? Хм, как любопытно… Интересно, какой?