Но ей хотелось верить, что он помнит о ней вовсе не потому, что она удобная, а потому что тоже любит. Пусть и своеобразно, нелепо и неочевидно, но любит.

Она даже шутила, что Драко все равно от нее никуда не денется, а брак его развалится.

Хотя, кого она обманывала.

Гермиона Грейнджер никогда не была глупой. И в этот раз она тоже прекрасно все осознавала, несмотря на те тонны самообмана, под которыми она ежедневно погребала себя.

Внутренний голос кричал ей: «спасайся». А Гермиона затыкала уши как непослушный ребенок, не желающий слушать наставления взрослого.

Она не могла сказать ему «нет». В отношении Драко это слово в лексиконе Гермионы отсутствовало. Кому-то не дано петь, кому-то — рисовать, а ей не дано произнести три буквы, которые бы, возможно, изменили ее жизнь.

Если бы ее попросили охарактеризовать себя одним словом, то Грейнджер, не задумываясь, ответила бы: мазохистка.

В отношениях всегда один любит, а второй позволяет себя любить. Мама еще в юности говорила Гермионе об этом, предупреждала, что нельзя терять себя, растворившись в другом человеке. Гермионе казалось, что это ее никогда в жизни не коснется. Она не такая. Она умная. Она не позволит себе такую слабость. Если когда-нибудь такое произойдет, она обещала поцеловать горного тролля.

Что ж, ведите сюда это чудовище. Грейнджер проиграла. Всухую.

Она даже праздновала дни рождения Драко. Гермиона любила задержаться на работе, но каждый год пятого июня она исправно покидала рабочее место ровно в шесть вечера, а в семь уже сидела на диване перед телевизором в обнимку с бутылкой вина. Заказывала себе огромную пиццу или любимые закуски из ближайшего ресторана. В общем, заедала и запивала свое горе.

Сегодняшний день не стал исключением. На часах почти десять, а Гермиона уже пьяна. Сегодня она не ограничилась одной бутылкой, и только что открыла вторую, потому что предыдущая не до конца помогла ей расслабиться.

В этот вечер ей хотелось напиться и забыться. Вычеркнуть из памяти встречу в Министерстве.

Какого черта она пошла к Тео сегодня утром? Ведь хотела же сделать это позже.

Мелодрама по телевизору, белое сухое — вот и весь ее досуг.

Под градусом наблюдать за сопливой историей на экране было даже не противно. Гермиона мечтала, что когда-нибудь она станет героиней сюжета со счастливым концом. Но пока счастливого конца и близко не было видно.

Звонок в дверь разрушил ее хрупкую идиллию, и она поплелась к двери, мысленно проклиная того, кто решил нарушить ее покой поздним вечером.

— Здравствуй.

Твою мать.

— Уже здоровались. Какими судьбами?

Гермиона сложила руки на груди, фокусируя взгляд на фигуре за порогом.

Драко выглядел небрежно. На нем была белая, расстегнутая на груди рубашка и черные брюки. Волосы растрепались на макушке, свидетельствуя о том, что он не единожды взлохмачивал шевелюру пятерней. Взгляд его был с поволокой. Он тоже был нетрезв.

— Может, впустишь? Или ты не одна? — он лениво окинул ее взглядом.

На Гермионе была атласная рубашка от одного пижамного комплекта, а свободные шорты — от другого. И это был ее далеко не самый неприглядный домашний облик.

Она нехотя сделала маленький шаг назад, разрешая Драко войти.

Малфой засунул руки в карманы и прошел в дом. Услышав звук телевизора, он заглянул в гостиную. На журнальном столике стояла початая бутылка вина и коробка с пиццей.

— Почему-то я не удивлен.

— А я почему-то удивлена. Что ты здесь делаешь? Как же твой праздник? — Грейнджер сделала ударение на последнем слове.

— Мне стало скучно. Я решил прогуляться. Вспомнил о тебе.

— Ммм, вспомнил. Надо же, — концентрация яда в интонации Гермионы могла бы убить пол-Англии.

— Ты долго будешь язвить? — на скулах Драко заходили желваки, а ладони он сжал в кулаки. Он всегда так делал, когда был недоволен.

Грейнджер была пьяна, это было видно невооруженным взглядом, и у нее развязался язык. Она была необычайно смелой в своих выражениях.

— А я имею право, — развела руками она. — Ты заявился ко мне почти ночью, потому что, видите ли, «стало скучно». Мне вот совсем не скучно. Так что можешь идти и прогуливаться дальше.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Гермиона поймала его испытующий взгляд. Как же она ненавидела такие вопросы. «Ты не хочешь больше видеться?», «Ты не скучала по мне?», «Я тебе не нужен?». Малфой всегда знал, куда бить. Знал, что Гермиона никогда не ответит «нет».

— Что тебе от меня нужно? — вопросом на вопрос. Вполне безобидно.

— Нужен честный ответ, — просто сказал он.

Гермиона обреченно вздохнула. Этот вздох был красноречивее слов.

— Нет. Я не хочу, чтобы ты ушел, — сдалась она. Снова. — Но я не понимаю, что ты здесь делаешь. В мэноре тебя ждет жена. И еще куча гостей.

Малфой усмехнулся, но в этой усмешке не было яда. Там отчетливо осадком виднелась горечь, которую он даже не пытался скрыть. Удивительно.

Он подошел к журнальному столику у дивана и налил вина в ее почти пустой бокал. Глотнул, перекатил жидкость во рту. Окинул взглядом гостиную и снова посмотрел на Гермиону.

— Им не до меня.

Грейнджер не знала, что на это сказать. Драко умел отвечать на вопросы так, чтобы ни черта не было понятно. В такие моменты Гермиону начинало съедать ее женское любопытство. Лучше бы он вообще молчал.

— Пиццу будешь? — спросила она и кивнула на коробку на столике.

— Нет, спасибо, — Драко поставил бокал на стол. — Как прошло твое свидание?

— Какое свидание? — Гермиона нахмурилась, но вскоре спохватилась: — Ах, да. Свидание. Оно прошло замечательно.

Малфой осмотрелся, слегка прищурившись, словно ища что-то.

— И кто же этот счастливчик?

Счастливчик. Гермиона не сразу уловила смысл сказанного, но когда до нее все же дошло, сердце забилось в новом темпе. Драко считал счастливчиком ее несуществующего парня. Значит, он считал Гермиону достойной девушкой. С которой кому-то повезло.

— Какая разница? Ты его не знаешь, — хмыкнула Грейнджер.

— А может, его просто-напросто не существует?

Его наглая ухмылка, которую Гермиона ненавидела всей душой, украсила его лицо. Он снова занимался тем, что у него всегда получалось лучше всего — издевался.

— Чего действительно не существует, так это твоей совести, Малфой.

Он улыбнулся, наблюдая за закипающей от злости Гермионой. Она сжала кулачки, тяжело задышала, подавляя то ли рвущийся наружу поток ругательств, то ли предательские слезы. Эта девчонка умела чувствовать, как никто. Она отдавалась эмоциям с такой легкостью, что Драко даже иногда ей завидовал. Он так не умел.

— Скажи мне, Грейнджер. Ты, случайно, не опоила меня амортенцией однажды?

— Чего-о? — протянула Гермиона. — Ты что, спятил? Что за вопросы? Вот уж не думала, что ты считаешь меня настолько сумасшедшей.

Она обошла диван с другой стороны, намереваясь убрать коробку с остатками пиццы, но отвлеклась на телевизор. На экране двое молодых людей в душевой кабине избавляли друг друга от одежды и жарко целовались. Гермиона приоткрыла губы, не отрываясь от зрелища. Малфой проследил за ее взглядом и тоже посмотрел на экран.

— Помнишь, мы делали так же? — Драко внимательно наблюдал за ней, чувствуя, как растет ее возбуждение. — Мне понравилось.

Гермиона резко посмотрела на него, а перед глазами замелькали картинки с той встречи, когда они занимались тем, что не покажут по телевизору.

— Да, было неплохо.

— Неплохо? — брови Малфоя приподнялись. — Мне казалось, тебе было слишком хорошо.

— Раз ты и так все знаешь, зачем переспрашиваешь?

Она взяла-таки коробку и направилась на кухню. Кинув картонную упаковку на стол, она увидела, что Драко проследовал за ней, и попятилась назад, упираясь копчиком в столешницу кухонного гарнитура. Малфой остановился в дверях.

— Какие планы на вечер? — он облокотился о дверной косяк и сложил руки на груди.

Гермиона неосознанно повторила его движение.