Выжившие авторы «Ойнег Шабес» всматривались в бездну в поисках слов, способных передать то, что они видели и чувствовали. В «Вещах» Шленгеля описано, как неумолимо затягивается удавка, как сжимается пространство, как неуклонно нищают некогда состоятельные евреи – и как едут в последний путь в вагоне для скота. Когда 275 000 евреев отправляли в Треблинку, Иешуа Перле оказался одним из «везунчиков», не подлежащих депортации, и получил номер 4580. Имена исчезли, остались лишь номера. Горькая ирония, самобичевание, яростный гнев на юденрат, возмущение поведением соплеменников – все это слилось воедино в беспощадном монологе: автор явно знает, что угодил в ловушку, из которой выхода нет. В «Изкор, 1943 год» Рахель Ауэрбах ищет точные слова, чтобы описать не только убитых евреев, но и убитый город. И ей остается лишь обратиться к молитве из детских воспоминаний.

Перле. Ауэрбах. Опочиньский. Шленгель. Почему же прошло столько лет, прежде чем их перевели и прочли?

Одна из причин заключается в том, что после войны коллективную память еврейской общины о Холокосте куда больше интересовали духоподъемные рассказы о вооруженном сопротивлении или горестные рассказы о массовом мученичестве, чем подлинная история. И было отнюдь не легко иметь дело со сложным, изобиловавшим нюансами архивным наследием, пытавшимся передать еврейскую жизнь во всех ее хитросплетениях – такой, какой она и была. Большинство материалов, собранных «Ойнег Шабес», в ретроспективе казались чересчур прозаическими, или чересчур спорными, или неприемлемыми. Интерес YIVO к еврейской повседневности почти не находил отклика в послевоенном Израиле или Америке. Кому интересны бесплатные столовые, шутки, дворы Варшавского гетто? Кто хотел знать о ненависти одних евреев к другим или прочесть постыдную историю еврейской полиции в Варшавском гетто?

И если в материалах военного времени отразились гнев и злость, которые одни евреи питали к другим, после войны евреи предпочли забыть об этом и сосредоточить внимание на борцах. В Израиле, новом еврейском государстве, сложилась сага о еврейском сопротивлении в лесах и гетто – эта сага спасала честь еврейского народа и восстанавливала значимое звено в исторической цепи событий, приведшей от изгнания к независимости.

Несправедливо было бы утверждать, будто бы мужчины и женщины, входившие в «Ойнег Шабес», отказались от вооруженного сопротивления. Вовсе нет. И гордость за первые выстрелы в нацистов в январе 1943 года, столь драматично описанные в «Контратаке» Шленгеля, совершенно искренна. Действительно, в период с сентября 1942-го по апрель 1943-го настрой уцелевших варшавских евреев существенно изменился, появилась готовность к сопротивлению, и Рингельблюм писал об этом. Варшавское гетто оказалось единственным (из крупных), где простые обитатели поддерживали борцов. В Вильно и Белостоке такого не было. Без семисот пятидесяти с лишним бункеров, выстроенных «простыми евреями» в Варшавском гетто, вооруженное восстание подавили бы за день. Рингельблюм в последние месяцы жизни отдал должное памяти Мордехая Анелевича, погибшего командира Еврейской боевой организации, равно как и доблести и отваге его заклятых политических врагов, ревизионистов из Еврейского воинского союза.

Тема сопротивления – лишь малая толика наследия «Ойнег Шабес». Если бы отыскался третий тайник, устроенный в апреле 1943 года, наверняка в нем обнаружились бы бесценные материалы о том, какие настроения владели евреями из Варшавского гетто, когда они готовились к решающему сражению. Но и несмотря на эту утрату, Рингельблюм и «Ойнег Шабес» помогают нам понять, сколько евреев на самом деле участвовало в вооруженном сопротивлении. Большинству евреев, даже признававших его героизм, этот путь представлялся неприемлемым, и не следует судить польских евреев лишь по тому, принимали они участие в боях или нет. Главное, о чем свидетельствует архив, – сопротивлением были и взаимопомощь, и бесплатные столовые, и нелегальные школы, и сам архив. И считать, что помнить следует только тех, кто участвовал в вооруженном сопротивлении – значит оказывать им медвежью услугу.

В «Изкор, 1943 год», написанном через несколько месяцев после восстания, Рахель Ауэрбах не упоминает вооруженное сопротивление. Она начинает с образа разрушительного горного потока, который неудержимо уносит растерянных жертв, и заканчивает молитвой за усопших. Она с уважением и сочувствием описывает общину, прекрасную в своем величии. Десятилетия спустя эту мысль наконец-то готовы услышать.

1 сентября 1939 Германия нападает на Польшу, начинается Вторая мировая война.

1 октября 1939 Войска вермахта входят в Варшаву.

7 октября 1939 Адам Черняков назначен главой варшавского юденрата.

26 октября 1939 На территории Польши создано генерал-губернаторство под управлением Германии.

28 октября 1939 Согласно официальной переписи, проведенной юденратом, в Варшаве проживают 359 827 евреев.

14–19 ноября 1939 В Варшаву из Лодзи приезжает поэт и драматург Ицхок Каценельсон, пишущий на иврите и на идише.

Декабрь 1939 Все варшавские евреи старше 12 лет обязаны носить на правой руке белую повязку с голубой звездой Давида.

26 января 1940 Евреям в генерал-губернаторстве запрещено ездить по железной дороге.

1 апреля 1940 По приказу оккупационных властей варшавский юденрат начинает возводить стены вокруг «района, находящегося под угрозой эпидемии».

Май 1940 Эммануэль Рингельблюм начинает отбор участников для своего подпольного архива.

14 июня 1940 Париж сдается нацистам: немецкая армия без боя занимает город. Возле Освенцима организуют лагерь для польских политзаключенных.

23 июля 1940 В Кракове выходит первый выпуск Gazeta Żydowska, «Еврейской газеты», официальной газеты всех гетто в генерал-губернаторстве.

Конец сентября 1940 На улицах Варшавы появляются трамвайные вагоны только для евреев: на обоих бортах надпись Nur für Juden – «Только для евреев» – и желтая звезда Давида.

Октябрь 1940 Варшавским евреям запрещено покидать дома с 7 часов вечера до 8 часов утра.

16 ноября 1940 Варшавское гетто огорожено стеной. В 1483 домах теснятся почти 400 000 евреев.

Ноябрь 1940 Архив «Ойнег Шабес» начинает работу.

6 декабря 1940 В театре «Эльдорадо» на улице Дзельной, дом № 1, проходит премьера ревю на идише In redl («В кольце»).

15 января 1941 Варшавский юденрат принимает на себя доставку почтовых отправлений вместо немецкой почты.

Март 1941 Население Варшавского гетто достигает 460 000 человек.

14 и 19 апреля 1941 Проходят памятные вечера в честь 26-й годовщины со дня смерти И.-Л. Переца.

Май 1941 Празднование 100-летнего юбилея со дня рождения основателя театра на идише Аврома Гольдфадена.

15 мая 1941 Немецким комиссаром по делам Варшавского гетто назначен Хайнц Ауэрсвальд.

22 июня 1941 В рамках операции «Барбаросса» Германия нападает на Советский Союз; за регулярными войсками следуют айнзацгруппы – специальные части, которые начинают систематическое уничтожение евреев. Молодежное сионистское движение «Дрор» выпускает пьесу Ицхока Каценельсона «Иов: библейская трагедия в трех актах» тиражом около 150 экземпляров.

26 июля 1941 Памятное собрание, посвященное шестой годовщине смерти Хаима Нахмана Бялика, поэта, писавшего на иврите.

Июль – август 1941 В Варшавском гетто свирепствует эпидемия тифа, в месяц умирает около пяти тысяч человек.

Сентябрь 1941 В кинотеатре «Фемина» с большой помпой открывается первый «Месяц ребенка», организованный «Центральным обществом заботы о сиротах» (Centos, Centralne Towarzystwo Opieki nad Sierotami) под девизом «Дети – наша святыня».

13 сентября 1941 Собрание, посвященное третьей годовщине со дня смерти И. М. Вайсенберга, писавшего на идише и по-польски.