Джеффри поставил чашку с кофе на стол и сказал неожиданно холодно, если не зло:

– Чтобы ты на все жизни будущие запомнила, что нельзя так. А ты думаешь, почему некоторые люди так высоты боятся? Помнят.

– Логично. Я запомню.

Джеффри улыбнулся и сразу потеплел:

– Так, ну ладно, давай угощу тебя еще одним эклером, ты же Савелию все свои суточные отдала.

– Давай, Джеффри, а чего вы тут на суточных экономите-то?

– Вот не порти мне настроение, а!

Из больницы Савелий не вернулся.

Остался завхозом, потом дорос до начальника столовой и вскоре стал самым любимым человеком в этом так завязанном на любовь учреждении.

Врач-реаниматолог вышел в коридор, в котором сидела абсолютно безжизненная София Истомина, акционер крупного холдинга с состоянием в пару сотен миллионов долларов, которая была готова отдать их все за то, чтобы услышать от доктора нужные слова.

Услышала:

– Вытащили. Жить будет, Софья Алексеевна, но вы понимаете, что попытка суицида в тринадцать лет на ровном месте не происходит, надо разбираться.

Соня холодно сказала:

– Я разберусь. Аркадий Борисович, я вам пожизненно должна. Приеду на следующей неделе, и вы поймете, что это значит. Можно я к дочери зайду?

– Давайте через часа три, хорошо?

– Да, конечно, я пока разбираться начну и вернусь.

– Удачи вам, – сказал доктор.

Судя по всему, он понимал, что означало слово «разберусь».

Соня удивилась, что неимоверное счастье, которое водопадом обрушилось на нее после новости о живой дочери, так же мгновенно заместилось неумолимым желанием устроить ветхозаветную месть всем, кто довел Майю до этого шага. Энергия быстро меняет свой знак, оставаясь в том же потенциале.

Она вышла из больницы и села на скамейке рядом с зареванной девочкой, которая, боясь поднять глаза, дрожащими губами прошептала:

– Она будет жить?!

Еле сдерживая желание соврать и раздавить детскую психику, Соня спросила:

– А что бы ты делала, если бы нет? Вот что бы ты делала, Оль?

– Я не знаю… Простите, простите, пожалуйста… – потерянным голосом ответила Оля.

– Простите, простите… – Соня вздохнула: – Вот скажи мне, ты же ее подруга, ты же у нас дома сколько раз была, зачем… ты-то зачем?

Стыд выдается нам как предустановленная опция, но с возрастом мы достаточно редко обновляем это приложение и теряем его, а у детей он есть. Оле было стыдно, и она сказала правду, еле сдерживая слезы:

– Не хотела, чтобы меня, как ее… А у нас же в классе либо ты травишь, либо тебя.

– То есть не только Майю травили? – преображаясь в следователя по особо важным делам, акцентированно уточнила Соня.

– Нет, конечно, многих. Если ты попала, то все.

– А кто попасть может?

Оля наконец посмотрела матери своей подруги в глаза:

– Кто угодно. И не важно, красивая или уродина, богатая или бедная. Особенно если тебя парни наши некоторые не любят. Каждый день приходишь и не знаешь, что будет. Поэтому, когда сейчас Майю начали хейтить после «Клеветника» и меня спросили, чего я молчу, я… испугалась. Я просто испугалась.

– Понятно. А по Майе – все с «Клеветника» началось?

Соня предполагала, что школьники не сами запустили волну, и нашла теперь подтверждение. На популярном хейтерском ресурсе «Клеветник» ей уделяли особое внимание. Там были целые разделы, посвященные ее личной жизни, наследству отца и купленной дружбе с модными персонажами столицы. Оля тем временем продолжила давать показания:

– Да, все началось с тех блогов, в которых над Майиным видосом поиздевались… Кто-то из школы их запостил у себя, ну и все начали… и я… А для нее это, наверное, как последняя капля. Ее же с начала года травят. Кто-то ей даже сказал, что ей лучше сдохнуть по-тихому.

– Повтори.

– Сказали, ей лучше сдохнуть по-тихому.

У Сони свело лицо:

– Она мне ничего не говорила.

Оля потихоньку приходила в себя – и поэтому отвечала уже с намеком на обвинения:

– А сейчас никто не рассказывает. А родители не спрашивают. Мы боимся, что вы устроите разборку и нас совсем захейтят за то, что стучим, да к тому же что вы можете сделать… Как вы нас защитите? Да вы поэтому и не задаете вопросы. Вы такие же тру́сы.

Через час Соня была в офисе у любовника юности Владислава, который выжил в нелегкие годы становления российского капитализма, – но выжил исключительно ценою того, что это не получилось сделать его противникам. В возрасте двадцати трех лет он принял нелегкое для сына хороших родителей решение – убивать тех, кто угрожает убить тебя, до того, как они начнут воплощать планы в жизнь. То есть не ждать, пока появится уголовно ненаказуемая причина для ответных действий. Ну а потом… он начал себя убеждать, что тот или иной конкурент ему опасен, а затем и вовсе перестал искать объяснения для решительных действий.

Владика Соня никогда не осуждала, но и к услугам не прибегала. Инстинктивно, наверное, продолжала дружить. Время бандитов в России не пройдет никогда. Разве что возьмет паузу.

– Владик, я тебя никогда ни о чем не просила, а сейчас прошу. Мне нужно людей наказать.

Владик сразу же оживился:

– Ох ты, не прошло и двадцати лет. А я всегда тебе говорил, что насилие в России – это вопрос ситуации, а не морали. Рассказывай.

– Майю затравили на одном сайте, она наглоталась таблеток. Еле откачали.

Владик выжил благодаря тому, что был лишен любых рефлексий. Поэтому, поняв, что ребенок цел, перешел к делу:

– Кто, как и за что затравил?

– Кто, не знаю. Анонимные какие-то скоты, знаю только ники. Как затравили? Толстая, страшная, тупая, мама все купила… Она выложила видео, как поет, ну и началось. А за что? Ну, думаю, за меня. А потом в школе подхватили. Непохоже на одноклассниц, слишком взрослые тексты в постах были, видимо, заказуха какая-то. Я хочу найти этих анонимов, вытрясти, кто заказчик, и наказать.

– Насколько серьезно наказать хочешь? – Вопрос он этот задал так, как официант интересуется у клиента о предпочитаемых винах.

– Жестоко.

– Обожаю тебя такой. – Владик с восхищением посмотрел на женщину, которую удержать он так и не смог. – Грех готова на душу взять?

Он не был религиозным, но решил, что Соня откажется, если он спросит прямым текстом, а ему не хотелось, чтобы она вдруг пошла на попятную. Большие войны временно поутихли, а охоты на оленей Владику было мало. Хотелось на людей, как в юности. Очень хотелось.

Соня это почувствовала: она и ушла от Владика потому, что в глубине души боялась его таким, с адским огнем в глазах. В какой-то момент ей показалось, что он постарел и стал веганом, но теперь, когда она увидела, как он с нетерпением смотрел на нее в ожидании санкции на высшие меры, поняла: есть мясо, вкус которого невозможно забыть. Ей даже самой вдруг захотелось его попробовать. Она ответила вопросом, из которого все стало ясно:

– Готова ли? А ты бы не был готов?

Владик улыбнулся:

– Как скажешь. Бюджет волнует?

Соня посмотрела на шиншиллу в маленьком вольере и ответила:

– Нет. Я тебе доверяю.

Скорее из любопытства Владик уточнил:

– Сонь, а почему ты раньше меня не дернула? Может, поприжали бы всех и Майю не довели бы?

– Потому что я дура. И херовая мать. Я просто не знала, что ее травят.

– Вот поэтому у меня дети на полной прослушке и просмотре.

– Ты серьезно?

– Конечно.

– А они в курсе?

– Нет, зачем? Потом на тридцатилетие подарю им архив их чатов. Мне кажется, крутой подарок.

Где-то через пару дней в «Вотсапе» состоялась такая переписка двух москвичек:

– Ты видела?!

– Что?

– На «Клеветнике» в блогах вот такое висит: «Кто хочет легко заработать? Нужны все личные данные про авторов, пишущих под никами: Мелисса007, MissAmerica, ZlayaSobaka, LasTvegas.