Её назвали потаскухой,
Она ей сроду не была!
Народ же… нет бы встать на лапы
Медвежьи и сломать лгунов,
По простодушью просто запил
Под шелест шмоток и гринов.
Продажная исчезла свита.
И вот уже который год
Идея – спита и избита -
В худом шалашике живёт…
Прапамять и память
Жизнь живу сто двадцать третью.
Тщетно прошлое скребя,
Кем я был в тысячелетьях
Не узнаю про себя.
Ни прозрением, ни пушкой
Эту бронь не раскрошить.
Здесь поставлена заглушка
Во спасение души.
Пусть блокирует прапамять -
Прежних тел огонь и дым –
Страж безжалостный… но память
Мы ему не отдадим!
Под чумные завыванья
Мастеров вранья и дрём
Мы урок незабыванья
В каждой школе проведём.
Не напоит сладкой новью
Душу западная тля,
Потому что НАШЕЙ кровью
Здесь удобрена земля.
Не смутит усмешкой злою
Толерантный эрудит:
Под крестом МОЁ былое,
МОЁ вечное живое,
МОЁ отчество лежит.
И прислушиваюсь чутко,
И веду беседу с ним…
Здесь любая незабудка
Дышит именем родным,
Пусть уже сто двадцать третью
Дух живёт в опале дрём.
Мы из незабудок этих
И прапамять соберём.
Какие нынче времена?
В кашне, ладонью заслонясь,
Сквозь фортку крикну детворе:
Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?
Б. Пастернак
Какие нынче времена?
Не понимаю ни хрена…
Они не греют, но – сгорают,
Не отдают, а забирают,
В рулетку русскую играют –
В них не живут, а умирают.
И меньше века длится день,
И не исчезла в полдень тень
Стал олигархом Мелкий бес,
И выгорает Русский лес,
И на развалинах страны
Всё Самгины да Шатуны.
Всё чаще в Темноте аллей
Хрипит сакральное «Налей!»,
Бежим замаливать грешки
Не в храм, а к Вене, в Петушки.
Там, где дымит за далью даль
Уже не закаляют сталь,
И вместо Красного угла –
Труба, которая Игла.
Устав от поворотов рек
Мы своротили в бездну век.
И в новое тысячелетье
Мы не идём. Нас гонят. Плетью.
Какие нынче времена?
Не понимаю ни хрена…
Что я – и дока Пастернак
Сообразить не мог никак,
О принадлежности плетей
Выспрашивая у детей…
Какие нынче времена?
Не понимаю ни хрена…
Хотя чего тут понимать –
Начать сначала: Горький. Мать.
Трухлявые
Бывает, отыщешь в лесу боровик –
Всего два вершка – а завял и поник,
Изъеден улиткой, червями изрыт
И ржавою плесенью сбоку покрыт.
Бывает и хуже – вся стать жениха:
Высок и красив… а коснёшься – труха.
И грустно бывает меж ёлок гулять,
Грибов полный лес, только нечего взять.
Присядешь в раздумье на старый пенёк
И смотришь, как вьётся от «примки» дымок…
Не так ли теперь из отдельных квартир
Трухлявые люди заполнили мир?
Без войн и вселенских напастей чуть живы,
Снаружи красивы, а в сути – червивы,
И ножка – чтоб прямо! – их держит не очень,
В душе и под шляпой узор червоточин.
Как слизь, друг на друга сливают вину
За то, что никто не идёт на войну.
А звали (вы ж помните сказку?): «Белянки!»
«Нет, мы не пойдём, мы ж былые дворянки».
«А ну-ка, волною накатим, волнушки!»
«Нам некогда, мы же играем в игрушки».
«Тогда выходите за правду опёнки!»
«Нет, наши души для войн слишком тонки!»
«Маслята! Хватай пулемётные ленты!»
«Нет, мы – либералы и иноагенты!»
«А вы, сыроежки, лисички, обабки!»
«Да мы бы пошли, только если за бабки».
«Эй, рыжики, встаньте хоть вы под ружьё!»
«Не для того мы копили рыжьё!»
Вот были бы грузди, они бы сразились,
Да в этом году как-то не уродились…
Давно не случалось подобной подлянки…
Хохочут из ведьмина круга поганки,
И осмелевшие вмиг мухоморы
Знай, сеют вокруг ядовитые споры…
Изломанным лекалом
Изломанным лекалом
Расхристанной культуры
Всё сопрягаем с алым
Щербато-чёрно-бурый.
Нужны ещё века нам –
Такое наказанье! –
Чтоб пить одним стаканом
Бордо и мукузани*.
Какой бы не был стимул
Для общего здоровья,
Но ведь несовместимы
Бывают группы крови.
Ни хороши, ни плохи,
Ни правы и ни левы
Собачьи перебрёхи
И птичьи перепевы
На два потока праны
Один запорный вентиль.
Но разные поляны
На мёбиусной ленте,
Вот этим – только б «якать»,
Едины те до спазма.
Ведь крест по сути – якорь,
Звезда по сути – плазма.
Одним – мошны и чина,
Другим – вина и хлеба.
Что – якорем в пучину?
Или – звездою в небо?
*Бордо –красное вино, мукузани – «чёрное» вино
Аввакум
Кубок судьбы не лаком,
Но до конца испит.
Из полымя Аввакум
На весь Пустозёрск хрипит:
«Никонская зараза
Люту беду несёт.
Нельзя уступить ни аза,
А то потеряем всё!»
Милости не просила
Эта святая рать.
Хоть велика Россия,
А некуда отступать!
Жёстче царей указов
Дым городов и сёл:
«Нельзя уступить ни аза,
А то потеряем всё!»
В бедности иль в достатке,
В грохоте и в тиши
Проникновенно краткий
Помните, мальчиши,
И пуще храните глаза
Этот завет – спасёт!
«Нельзя уступит ни аза,
А то потеряем всё!»
Август
Сытый год. Пшеница скошена.
Спасы выстроились в ряд.
Отчего б не быть всему хорошему?
«Август» – мне с опаской говорят.
Чу!.. беда с бедой круто месятся.
Не любимцы на своём веку,
Чем мы провинились перед месяцем
С дырочкою «8» на боку?
Иль Пророк не правит колесницею,
Перебрав на дембельском пиру?
Иль своей железною десницею
Мстит нам за предательство Перун?
Или за РОАнское трёхцветие
Пепел класса мёртвого стучит
В сердце месяца последнелетнего,
Вот он и корёжится, кричит?
Иль природа, чуя угасание,
Видит сон в калиновой кровИ.
Ведь она – теснейшее касание
Двух богов – убийства и любви.
Или – кто-то вспомнил – не сегодня ли
Мы Фавор сменили на Форос?
На пренебрежение господнее -
Свет господний. И за это – спрос!?
Не балованы небесной манною.
Всё же, Август, хватит – в глаз и в кость!..
Только звёзды загадожеланные
Так и падают – всё вкривь и вкось.
Небо, небо русское – с прорехами.
Спасу нет от наваждений. Но
