– Шоколадном мороженом и мандаринах? – удивленно переспросил я.

– Ну, да. Шоколадном мороженом и мандаринах, – повторил Пи Ви. – Оказалась, что Джанин, её звали Джанин, для друзей и близких, просто Дакота Мэри, именно так, она отметилась в виртуальной истории своего инстаграма. Джанин, непреклонно любит шоколадное мороженое и мандарины. Ни ванильное, или клубничное, или еще, какое-нибудь, а именно шоколадное. По мне, так это даже мило, в каком-то роде. Еще, она пишет себе в твиттер сообщения, исключительно на корейском языке, подрабатывает моделью в стиле ню, в тайском журнале Мода. Любит ебашить лук, в туалетах ночных клубов. Любит свою маму..

– Ну, okay, а ты не уточнял, почему Дакота Мэри? – притормаживая свой интеллектуальный бег, застыл я свидетелем, рожденной на моих глазах истории интернациональной любви. Будем надеяться, ведь должно же, когда-то, ирландцу повезти.

– Нет, не уточнял, – по-военному вытянувшись, стальной струной идеального тела, прорастая, изгибом корней своего позвоночника, в огнедышащей земле Сканторпа, ментоловым вкусом завтрашнего дня, выдохнул пэдди. – Наверное потому, что снимается в полупорнографических фильмах. Протестировать бы ее в постели позой харивакрама.

– Что еще за поза такая?

– Ты точно, не целка, чувак? Харивакрама – это когда мужчина стоит на полу, обнимая за талию свою девчонку..

– Ладно! Ладно! Замолчи! – нервно перебил я ирландца, не желая обсуждать до таких мельчайших подробностей все многообразие секса, разумно посчитав, что мы непринужденно, сами того не осознавая, ступаем по скользкой тропе гомосексуализма.

– Трусишка Освальд, – подытожил Пи Ви, улыбкой самолюбования осветив пустое полотно улицы.

– Слушай, старый, а ты действительно разговаривал с Джанин о мороженом и мандаринах, я не ослышался? Она любит шоколадное мороженое и мандарины? – вдруг неожиданно уточнил я у пэдди, опасаясь, что мог, что-то упустить в нашем недавнем разговоре, то и дело разбитым на различные обстоятельства.

– Ну, да, – твердо и спокойно удовлетворял мое любопытство Пи Ви.

– Ну, это логично. Она девочка, и судя по твоим словам необычная. Девушки от того и нравятся нам, что в таких проявлениях собственной нежности и беззащитности, они открывают нам свою искренность. Кто-то любит шоколадное мороженое и мандарины. Кто-то носит трусы с Хелло Китти, кто-то читает Буковски..

– Ага, а кто-то отсасывает тебе на первом свидании, чуть позже, в красках, подробностях, рассказывая на своей странице в Реддит, о том, как ты ей жадно кончал в рот, под спайсом.

– Возможно.

– Но, я люблю мороженое, – задумчиво ответил пэдди. – В особенности, знаешь, банановый сплит с разными фруктовыми добавлениями, с апельсиновым, манго или киви, с обязательной дозой шоколадного соуса, ананасового сиропа и венесуэльских орехов, приготовленный по доброму рецепту миссис Мэри Илз. Примесь экзотических плодов дает некое ощущение близости рая, точно так же как и мараскиновая коктейльная вишня, украшающая лонг айленд.

– Понятно.

– Мы долго и интересно общались, делились забавными историями из своей жизни, заговорили о работе.

– Не совсем приятной для тебя темы, – перебил я Пи Ви. – Учитывая твой почти полувековой стаж безработного джанки.

– Почему? Я ей напиздил, что работаю в местном морге. Патологоанатомом. Решил заинтриговать. Я всегда мечтал разделывать тела отработанных Вавилоном людей, словно бройлерных цыплят. Прожить хотя бы несколько секунд в иной реальности своих фантазий.

– Хорошее начало для счастливых отношений.

– Да брось, невинная ложь, не более. Ложь во благо тоже имеет место быть, и не считается полноценным грехом, так мне говорил один знакомый баптист.

– Постой! Это не тот чувак, который играл в местной панк-группе, ходил на Воскресное служение под сильным воздействием бутирата, и имел глупую и безобразную привычку ссать везде, где ему только заблагорассудиться?

– Ага, именно он. В группе Депрессивный Психоз. Говорят, он однажды поссал на похоронах собственной бабушки. Представляешь, идет похоронная церемония, родственники друзья и близкие, провожают в последний путь тетушку Джесси, волынка вовсю разрывает свой воздушный резервуар трагической мелодией, а этот мудак стоит в сторонке и спокойно себе ссыт, на чью-ту неухоженную могилку, словно нью-йоркские сайкобилли на надгробие Джи Джи Аллина. Даже не пытается, как то укрыться, просто стоит, и тупо ссыт. И кстати, я не помню, чтобы видел его хотя бы раз трезвым, в здравом уме и сознании, постоянно, когда я его встречал, этот метадоновый панк был под кайфом. Удивительно! В нашем городе проживает около десяти тысяч баптистов, а мы знаем лишь одного.

– Да, – протянул я, – хорошие у тебя друзья, настоящие рок-н-рольщики. Хорошо, что он не онанировал, на похоронах своей бабушки, иначе бы эту лавочку под названием цивилизация пришлось бы срочно прикрывать, ко всем собачьим хуям!!! Никогда ни доверяй баптистам, чувак! Никогда! Ибо, Иисус ненавидит убогих мудаков!

– Мой друг ты, а он мой знакомый, не путай. Возвращаясь к Джанин, Дакоте Мэри. Мы разговорились о работе, я искренне восхищался ее татуировкой на шее, арийской девочкой в коротком воздушном платье, – размеренно продолжил Пи Ви. – Она делала лестные комплименты моим мужественным губам, специально акцентирую внимание на них, предложив проколоть мне уголок рта. Конечно, я не мог ей отказать, тем более процедура была бесплатной. Да и как я мог? Она бы подумала, что я трус, или просто беспонтовый позер, что еще хуже. После всех, томящихся в нашей симпатии разговоров, я пообещал ей завтрак у Тифанни. Представляешь, у нее на шее была вытатуированная маленькая немецкая девочка, из диснеевских мультипликационных фильмов двадцатых годов, держащая в своих слабых арийских руках неонацистскую свастику, ярко-красную.

– Так, что же с Джанин? С Дакотой Мэри? Будешь мутить с ней? – не имел права не поинтересоваться я, у задумчивого в этот момент ирландца.

– Не знаю, вряд ли, – грустно, немного опечаленно, произнес пэдди. – Мы позавтракали, или пообедали, я давно уже потерялся во времени. Выкурили джойнт на подземной парковке, послушали бродячую музыкальную банду сумасшедших буддистов, выступавших в парке, они перепивали песни Боба Дилана, гениальную поэзию миннесотского Элвиса, вдыхая в нее чистоту творческой неидеальности. В конце зимнего месяца чайтра, подпольная музыка кантри и вправду, немного, согревала. Представляешь, у одного из вероотступников, на уровне груди, висел старый, жутко хрипящий динамик, к которому, он подключил электрогитару и акустический микрофон. Звук, который он воспроизводил своей инопланетной аппаратурой, напоминал ностальгическое шипение с бабин катушечных магнитофонов, что предавало несанкционированному выступлению своеобразный сюр. Я предложил Джанин пойти ко мне, заглянуть в мою комнату в съемном хостеле, на пару стаканчиков бханга, под саундтрек Кохид энд Кэмбриа. Но, она отказалась. Сказала, что еще рано, да и на работу ей надо было возвращаться. Стандартный набор обычных отговорок придуманных на бегу электронных часов ее быстротечной жизни, и знаешь что, если бы, я был, к примеру, Оливером Сайксом, то, она сама бы, меня потащила к себе, лаская своими идеальными губами сутки напролет, сохраняя в себе свою нежность.

– Если бы, ты был Оливером Сайксом, старый, я бы сам тебе отсосал!

–Ты ебанутый? Надеюсь, вы шутите, сэр.

– Ох, Пи Ви, пэдди ты проживешь всю свою жизнь, пэдди и умрешь! Ты хотел трахнуть Джанин в первый день знакомства?

– Я не думал о сексе, правда, но, если бы он случился, я не стал бы сопротивляться. Знаешь, мы давно уже обесценили свои акции на Фондовой бирже мужей.

– Ну, еще бы, значит все же, ты определенно хотел ее трахнуть, иначе не позвал бы к себе домой, а ограничился резиновым ужином в макдаке, или в ближайшей турецкой кебабной, как это случалось не раз.

– Просто хотел уединиться, скрыться от посторонних глаз, пообщаться один на один. Куда мне было её еще звать? К тебе? Да и погода была дурацкой. Мокрой и ветреной. Не столько холодной, сколько простужено промозглой, чтобы бесконечно зависать на улице.