- Это всё, - прошептал Антонов, - только ради мамы было!

- Ага, - кивнула я. – Конечно. Только ради мамы. Стала б я ещё просто так с тобой целоваться, гад паршивый!

И оба удалились на кухню, абсолютно довольные тем, как только что умело солгали друг другу в глаза.

- Ну что? Ты пообедал? – не скрывая язвительные нотки в голосе, поинтересовалась я. – Съел всё, что мама тебе в лоточек насыпала?

Судя по гневному взгляду, уже за этот вопрос Женя искренне был готов меня удушить. Но – сдерживался, потому что его мама вряд ли простила бы такое мерзкопакостное преступление, в ходе совершения которого пострадала её будущая невестка!

Потому что, хотели мы с Антоновым того или нет, а его мама, вот уж дней десять как жившая в Жениной квартире, была свято уверена, что мы совсем скоро поженимся. Что? Сын не имеет желания?

Сын, который не хочет вести возлюбленную под венец – это отвратительный сын!

Но не шутить над обедами в лоточках я не могла. В конце концов, весь офис хихикал, пока Женя с раздраженным видом ковырял очередную котлету, на которые уже даже смотреть не хотелось. Да, Алевтина Петровна готовила вкусно, но как на убой!

Конечно, я получала точно такие же лоточки, но меня они нисколечко не заботили. Еда как еда. Но Женя задыхался от маминой заботы. И, несомненно, он был в ужасе, когда его мать, узнав о том, что мы с Антоновым идем снимать интервью для другого канала и целый день проведем в студии, напаковала тех лотков столько, что можно было из них выстраивать стену и вести бои, отбиваясь от врагов котлетами-снарядами.

 - Ещё неделька её заботы, и ты поймешь, почему меня всё это настолько бесит, - пообещал Женя. – Мама умеет уничтожать всё самое хорошее, окружая человека своей любовью и лаской. Задыхаешься, но всё равно бежишь к ней, потому что вкусно же, тепло и уютно! Отец не зря не перезванивает!

- Ты так ворчишь только потому, что мы из-за неё всё ещё вместе, - мрачно ответила я.

Меня это на самом деле обижало. Он что, только из-за своей мамочки обнимает меня каждый вечер в постели и прижимает к себе?

Гадство какое!

А если мамочки не будет, выселит меня на диван или сам переберется на коврик, что ли?

Я не хотела узнавать правду, если уж быть предельно честной. Потому ни слова кривого не сказала за всё это время Алевтине Петровне, лишь бы она не уехала, увезя с собой не только три чемодана собственных вещей, а ещё и последний повод нам дома быть больше чем просто коллегами.

Хотя меньше, чем настоящей парой. Потому что настоящая пара иногда целуется и занимается любовью, а это, мягко говоря, трудно осуществить, когда совсем рядом мать мужчины читает какую-то мантру на ночь глядя, насоветованную лучшим экстрасенсом страны.

- Нет, у нас есть ещё несколько причин продолжать разыгрывать счастливых людей в не менее счастливых отношениях, - мрачно отметил Женя. – Это, например, наш начальник, который спит и видит, как заработает на нас миллиарды.

- Да? Ну что ж, хорошо, что эта причина – не твои чувства, которые ты так неумело скрываешь.

- Я так неумело скрывал их три года, что ты даже не заметила, что там что-то есть.

- Значит, такое оно было!

- Значит, такой кто-то внимательный!

Я надулась и отвернулась, рассчитывая на то, что Женя сейчас попросит прощения или скажет хоть что-то внимательное, но нет.

Он элементарно не успел. Прибежали гримеры, и я, запрятав лоток поглубже в сумку, сделала вид, что просто наслаждаюсь их попытками нанести макияж на мое лицо.

- Мне кажется, - проворковал Женя, не особенно тая вредные нотки в голосе, - моей прекрасной Мари не надо этот ваш лишний макияж. Вы только испортите ей лицо. Будет бледная как призрак.

- Камера полнит, - отозвалась гримерша. – Плюс десять килограммов тут, плюс десять тут, - она нагло тыкнула в меня пальцем.

- Да? И меня тоже? – язвительно поинтересовался Женя.

- Вас – нисколечко, - расплылась в улыбке девица. – У вас такая сильная, мужественная фигура, что никакая камера…

- Меня некуда полнить, - мрачно отозвалась я.

Гад!

Специально провоцирует, чтобы эта гримерша ему комплименты делала, а меня аж на стуле подбрасывало от желания уцепиться ей в глаза.

- Не вертитесь, - девица, кажется, поняла, что в сторону Жени лучше не смотреть. – Съемка через десять минут, а нам ещё надо всё подготовить.

Я послушно замерла.

За долгое время грим стал привычным делом. У нас на канале этим не так заморачивались, да и я терпеть не могла косметику, если уж говорить честно, но всё равно ею пользовалась, чтобы на камеру попросту не сливаться с фоном.

Знала, что без помады-туши-пудры буду похожа на какого-то расплывчатого призрака, который способен вызвать у зрителей отторжение, а не интерес.

У Жени и так предостаточно фанаток, которые уговаривают его меня бросить и отыскать их на просторах столицы, не хватало ещё, чтобы он в самом деле последовал этому великолепному совету!

Антонов может!

Абы только меня позлить.

Убедив себя в том, что всё в порядке, не следует думать о всякий ерунде, я даже расслабилась и дождалась того момента, пока последние штрихи макияжа были сделаны. Антонов, очевидно, потому, что за нами наблюдали посторонние люди, галантно подал мне руку и повел туда, где должны были проходить съемки, сопровождаемый внимательным и отчасти завистливым взглядом гримерши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Я нормально выгляжу? – спросила я, когда мы отошли чуть дальше, а я вспомнила, что не успела в последнюю минуту посмотреть в зеркало и увидеть там финальный вариант своего мейка.

- Нормально.

- Точно? Или говоришь так нарочно, чтобы меня подставить?

- Ты меня совсем уже за последнего придурка принимаешь?

- Ну мало ли, - нахмурилась я. – Тебе коза эта так глазки строила, а ты, кажется, был не особо-то и против. Или нет?

- Ну уж точно не млел так, как ты, когда тебе твой сосед звонит.

- Женя!

- Видел я его фотку, - проворчал Антонов. – Мне на всю жизнь хватило. Странно, как это ты строишь на всю страну отношения с Евгением Антоновым, а не с этим… Как его там?

- Алекс Вольский.

- А не с Алексом Вольским, - послушно повторил он. – Тьфу, гадость какая.

- Это ты – гадость! – возмутилась я. – Сколько можно говорить, что Алекс женат, и он меня как мужчина совершенно не интересует! А я не интересую его как женщина! Мы работаем вместе. Он продвигает мой блог, подбрасывает рекламодателей. Все!

- То-то ты так мило с ним разговариваешь, что аж моя мама уши навострила.

Я хмыкнула.

- Разве ж тебе не всё равно?

- Не всё равно! – огрызнулся Женя.

И тут же притих, потому что мы наконец-то зашли на съемочную площадку.

Выглядело здесь всё, конечно, круче, чем у нас в студии. Диванчик для гостей, небольшой журнальный столик для дистанции, на котором в четко продуманном беспорядке лежали яркие бумаги. Интервьюер – привлекательная женщина лет тридцати – сидела в кресле напротив, закинув ногу на ногу.

Мы заняли предложенные нам места, Женя по привычке обнял меня за плечи, как будто показывая, что эта девушка принадлежит ему, и внимательно взглянул на интервьюера.

- Приятно посмотреть на мастер-класс от профессионала? – убедившись, что камера ещё не снимает, произнесла женщина.

В её исполнении даже эта колкая фраза звучала красиво, можно было узнать и ровную, мягкую речь, и понять, насколько долго отрабатывалась эта улыбка и умный, бросаемый на нас из-под ресниц взгляд.

- Да, в какой-то мере, - подтвердил Женя. - Но…

- Но мы предпочитаем живое общение и прямой эфир, - улыбнулась я, скользя по женщине взглядом, идентичным её собственному. – Нельзя смонтировать что-то так, как тебе удобно.

- Зато всегда можно сыграть, - отметила она.

- Актерская игра для кого-то считается неприемлемой, а для кого-то является смыслом жизни. Не вижу повода негативно относиться к этому. Только зря испортим нервы.