Тетя Эва встретила меня на платформе в белом кружевном платье длиной до середины икр. Ее белокурые волосы, тогда еще длинные, до талии, были собраны на затылке в блестящие локоны.
Едва мы покинули вокзал, на котором было шумно из-за новобранцев и звуков музыки, я спросила ее:
– Ты, случайно, не виделась с семьей моего друга Стивена Эмберса, после того как переехала сюда?
– Виделась. – Она задела ногой мой покачивающийся чемодан, помочь нести который не предложила. – У Джулиуса теперь семейная фотостудия. Он фотограф-спиритуалист – на его снимках проявляются изображения умерших, которые вернулись, чтобы навестить своих близких.
– Я знаю, – кивнула я, щурясь от палящего солнца. – Стивен упоминал об этом в одном из писем. Мне показалось, он не в восторге от занятия брата. И с тех пор, как их отец скончался в январе, я получила от него только одно письмо. Я очень беспокоюсь за Стивена.
– Я позировала Джулиусу.
– Да ну?
– Пару раз. – Несмотря на отражавшееся в ее круглых очках солнце, я заметила странный огонек, заплясавший в ее карих глазах. – Я увидела его имя в газете, когда он организовал в феврале выставку своих работ, и была просто ошеломлена, увидев его фотографии. По моей просьбе он пытается вызвать твою мать и бабушку Эрнестину.
Я остановилась как вкопанная.
– Моя мама и бабушка Эрнестина проявились… на спиритуалистической фотографии?
– Ну да. – Она искоса взглянула на меня. – Во время трех сеансов Джулиусу удалось снять изображения двух светящихся фигур у меня за спиной, но их лица нам пока полностью не видны. Я сказала ему, что ты очень похожа на мать. Объяснила, что она назвала тебя в честь Мэри Шелли[4] из любви к науке, и он считает, что тебе, возможно, удастся склонить ее дух материализоваться.
– Что? Нет! – Я с грохотом опустила чемодан на землю. – Папе не понравилось бы, если бы я стала позировать для Джулиуса Эмберса. Джулиуса вечно ловили в школе за выпивкой и курением, и он то и дело ввязывался в драки и всякие переделки.
Тетя Эва шмыгнула носом.
– Он исправился. Теперь он настоящий джентльмен – высокий и красивый, с прекрасными черными волосами. Ему едва исполнилось двадцать два года, а он уже одаренный фотограф-спиритуалист.
От удивления я открыла рот.
– Послушать тебя, так ты в него влюблена!
– Не говори так, Мэри Шелли. Я замужняя женщина, и мой муж смертельно болен. Я просто восхищаюсь работой этого человека.
– Ты покраснела.
– Прекрати. – Она хлопнула меня по плечу затянутой в белую перчатку рукой. – Я записала тебя на сеанс в домашней студии Джулиуса через два дня, и если ты будешь хорошо себя вести, уверена, что сразу после этого ты сможешь увидеть его брата.
Я потерла плечо. При мысли о том, что я буду позировать распутному Джулиусу Эмберсу, находясь в непосредственной близости от него, мне стало противно.
И все же… У меня в руках был входной билет в дом Стивена – билет на допуск к самому Стивену, что полностью соответствовало моим намерениям, когда я выходила из поезда на платформу.
Через два дня мы с тетей Эвой пересекли бухту Сан-Диего, чтобы попасть в дом Эмберсов на острове Коронадо. В Портленде семья Стивена жила в точно таком же районе, как и мы, где дома были расположены очень близко друг к другу.
Однако их новое жилище – летний дом бабушки и дедушки Стивена, унаследованный его семьей в 1914 году, – представляло собой огромное строение на берегу океана, с большими окнами под крышей цвета какао. Рядом возвышалось чудовищное сооружение из кирпича, которое было похоже на Торнфилд-холл, сошедший со страниц романа «Джейн Эйр», или любой другой величественный особняк среди английских пустошей. Входя в этот новый роскошный мир, я чувствовала себя ничтожной песчинкой из бывшей жизни Стивена.
Встретивший нас Джулиус пошутил о том, какой серьезной крошкой он меня запомнил. Он сфотографировал меня в своей ледяной студии в семейной гостиной, а после миссис Эмберс – крупная женщина с черными как смоль волосами, разделенными пробором надвое и уложенными на затылке, – пригласила нас с тетей Эвой на чай в залитой весенним солнцем столовой. Сквозь открытые окна до нас доносился шум бьющихся о берег волн Тихого океана. Тринадцать фотографий пляжей Коронадо украшали обшитые темным деревом стены.
– Где Стивен? – спросила я, не в силах даже притронуться к лимонному пирогу миссис Эмберс.
В предвкушении встречи с ним я потеряла аппетит.
– Я как раз задавалась этим вопросом. – Миссис Эмберс откинулась назад, скрипнув стулом, и позвала, обернувшись к открытой двери столовой: – Стивен! Прошу тебя, спустись и поздоровайся со своей подругой. Стивен!
Я напрягла слух, но ничего не услышала. У меня на затылке выступил пот. «Стивен меня избегает, – поняла я. – Он не писал мне с момента смерти отца, потому что я ему надоела».
Миссис Эмберс вздохнула и снова начала помешивать чай с бергамотом.
– Наверное, он наверху – собирается.
– Куда собирается?
– Разве он не рассказал тебе об этом в одном из своих писем?
– Не рассказал о чем?
– Завтра он уходит в армию.
Мне показалось, что кто-то с силой ударил меня в грудь. Я вцепилась в край стола.
Тетя Эва схватила меня за руку выше локтя:
– Мэри Шелли, ты в порядке?
Я смотрела в свою чашку с чаем и пыталась отдышаться. У меня в голове крутились слова миссис Эмберс.
Завтра он уходит в армию.
Как я знала, дядя одной из моих одноклассниц в Портленде лишился половины тела во время мощного взрыва на поле боя во Франции. Неделей раньше наш восемнадцатилетний сосед из Портленда Бен Лэнгли умер от воспаления легких в тренировочном лагере в Северной Калифорнии.
– Мэри Шелли?
Я откашлялась, снова обретая способность говорить.
– Я не знала, что Стивен идет в армию. Ему и восемнадцать-то исполнится только в июне. Зачем ему туда идти?
– Около месяца назад он сказал, что хочет уйти из дома. – Миссис Эмберс промокнула каплю чая, не позволив ей оставить пятно на скатерти. – Он будет проходить подготовку в Кэмп-Кирни, тут рядом, к северу от города, но он говорит, что не хочет даже приезжать домой, если его отпустят в увольнительную. Смерть отца стала для него тяжелым ударом.
– Как грустно, – кивнула тетя. – А Джулиус не пытался помочь Стивену справиться с горем? Возможно, если бы дух отца проявился на фотографии…
– Нет, этому никогда не бывать. – Миссис Эмберс улыбалась, но ее карие глаза увлажнились. – Мои мальчики – полные противоположности друг другу. Каждая их встреча напоминает извержение вулкана.
Мне не сиделось на месте. Я должна была найти Стивена.
– Миссис Эмберс, вы позволите воспользоваться вашей ванной комнатой?
– Разумеется. Проходи мимо лестницы, первая дверь справа перед кабинетом.
– И сними свои дурацкие очки, – произнесла тетя Эва, потянув за кожаный ремешок моих летных очков.
Миссис Эмберс усмехнулась.
– Я обратила внимание на эти очки. Помню, в детстве, Мэри Шелли, ты всегда носила с собой какую-нибудь новую штуковину.
– Я купила их ей вчера на Либерти-Лоун-драйв. – Тетя Эва кивнула в мою сторону. – Какой-то торговец с желтыми, как у мула, зубами пытался убедить ее, что в них она сможет видеть будущее, и мне кажется, она ему почти верит.
– Надеюсь, что они будут моим счастливым талисманом. – Я встала с грацией человека, пытающегося отстоять право на собственное мнение. – Ты же знаешь, что мне всегда нравились летные очки.
– Но незачем носить их, не снимая, – вздохнула тетя. – Парни посматривали на нее с удивлением, когда она ходила в них по парку Хортон-Плаза. Видели бы вы выражение их лиц!
– На Либерти-Лоун-драйв я не пыталась произвести впечатление на мальчиков. – Я крепко стиснула спинку своего стула. – Мне просто очень хотелось увидеть, есть ли в моем будущем что-нибудь, кроме войны. Спасибо за чай, миссис Эмберс.
