Все действующие лица в книге выдуманы, совпадения с реальными историческими персонажами и событиями случайны.

– Ну что ж, товарищ Павлов, нами принято решение отправить вас в Берлин, так сказать, для приема опыта от наших немецких товарищей. Есть возражения? – уполномоченный с малиновыми петлицами, ехидно, как показалось Павлову, посмотрел на него, явно не веря, что могут быть у того хоть какие-то возражения.

– Нет, товарищ оперуполномоченный, партия приказала, комсомол ответил: «есть!» – с нарочитой суровостью сказал Николай.

– Вашего научного руководителя, профессора Васнецова, мы отправить не можем – сбежит, – малиновый хмыкнул, – хотя от нас не сбежишь. Вы меня поняли, товарищ?

– Так точно! Хотелось бы уточнить насчет ассистента, время уже поджимает.

– Ах, да, ассистента!

Опер встал из-за казенного стола, оббитого зеленым сукном, одернул гимнастерку и, заложив большие пальцы рук за ремень, стал прохаживаться по кабинету. Николай напряженно следил за ним.

– А кого вы предлагаете, товарищ Павлов?

Вопрос был лишний и неуместный, Николай давно уже подал список, еще когда делегацию должен был возглавлять не он, а профессор Васнецов. Перечень лиц был короткий: Кольцов, Егорушкин и Иванова. И ему даже показалось, что под папкой с его, Николая, личным делом, лежали такие же серо-коричневые папки личных дел лаборантов. Но раз «малиновый» играет в эту игру, а Николай, как и большинство граждан в стране, хорошо понимает ее правила, то, что ж, придется отбивать мяч:

– Предлагаю своих товарищей: Егорушкина, Иванову и Кольцова. Все работали над этой проблемой, комсомольцы, как и я, и любой достоин представить нашу Родину.

– А вы не на выставку едете! – опер вдруг сурово посмотрел на него. – Представлять нашу родину не надо! Вам следует в Германии работать и учиться, чтобы в кратчайшие сроки, так сказать, овладеть знаниями.

– Извиняюсь! Виноват, товарищ оперуполномоченный! Неправильно выразился.

– Ну-ну, ладно, неужели я не понимаю, хочешь же, как лучше, – опять осклабился опер, – понятно, что и представлять тоже будете, без этого никак. Ты мне другое скажи, Павлов, – вдруг он перешел на доверительное «ты», – так уж все они твои товарищи?

– Коллега – буржуазное слово, но суть наших отношений передает лучше, – согласился Николай. – Конечно, в первую очередь они мне коллеги. Близко мы не общаемся, только по работе, а по работе ко всем трем никаких нареканий у меня нет. С любым готов ехать.

– Хорошо, товарищ Павлов, ваши пожелания мы учтем, возвращайтесь на свое рабочее место, завтра я вас вызову, – сказал опер снова официальным тоном.

На следующий день, когда Зина была в лаборатории одна, за ней прибежал посыльный от директора:

– Иванова! Вызывают!

Зина встала и сняла синий мешковатый халат, в котором обычно работала. Она не носила ни красную косынку, ни другие атрибуты революции, как некоторые девушки в их институте, одевалась скромно, но красиво, хотя, конечно, как могла на свое копеечное жалование. От бабы Дуси остался «Зингер», на котором она научилась шить, и теперь это умение очень ей пригодилось, особенно после того, как она вышла на службу в такое солидное учреждение. Грубый халат надевался, чтобы не испортить одежду: белую блузку с глухим воротом и синюю юбку ниже колен. Проходя мимо стеклянной двери, Зина мельком окинула себя взглядом в отражении, подумала, вернулась, сняла с вешалки халат и надела его снова. Ей показалось, что так будет правильнее.

В комнате за столом сидел мелкий клоп с кустистыми неряшливыми бровями в форме НКВД и барабанил пальцами с обгрызенными ногтями по грязному сукну стола.

– Вот что, Зинаида Алексеевна, есть предложение командировать вас на учебу в Берлин к нашим немецким товарищам. Чтобы, значит, вернувшись, вы с коллегами смогли обучить наших инженеров и рабочих на заводах и фабриках.

«Что он несет? – подумала Зина. – Какие заводы и фабрики?» Изобретение, которым они тут занимаются, пока не имеет никакого прикладного применения.

Клоп продолжал разглагольствовать, не вставая из-за стола. Зинаида стояла, сесть он ей не предложил, да и стула перед его столом не было, все стулья стояли вдоль стены. На одном из них безучастно сидел Павлов и делал вид, что это все его не касается.

Павлов в понимании Зинаиды был типичный карьерист – первым у них из молодежи стал кандидатом в ВКП(б). Из старых кадров никто не вступал в партию, хватало им партийного контроля из неграмотного мужичья с заводов да вот таких малиновых клопов. Но не дурак. Профессор привел его после учебы к ним в лабораторию, всячески опекал и протежировал. Павлов относился ко всем ровно, в склоки не вступал, на собраниях не клеймил, но по служебной лестнице двигался бойко – уже старший в отделе, а еще не так давно был, как Зина, простой лаборант.

– Так что скажете, товарищ Иванова? – на Зину пялились «кустистые» глаза, ожидая ответа.

– Я согласна ехать, куда пошлет партия и правительство!

– Ну и отлично! Биографию вашу я изучил: отец погиб в империалистическую, мать умерла от тифа в гражданскую, жили с бабкой, окончили школу с инженерно-техническим уклоном, бабка померла, пошли работать. Вот у нас тут в комсомол вступили, а почему не учитесь? На вечерний был летом набор.

– Не успела подать документы, товарищ. Была в трехмесячной командировке в Орле, вернулась – прием окончен.

– Это не беда, подавайте сейчас! Надо было сразу к нам обратиться! Мы бы помогли. Мы всегда нашим товарищам помогаем. Вы же наш товарищ? – «малиновый» опять вопросительно посмотрел на Зину.

– Конечно ваш! – отозвалась она в тон ему.

– Со всеми вопросами ко мне приходите, мы всегда поможем, – повторил зачем-то опер многозначительно.

Отпустив ее, он обернулся к Павлову и велел ему остаться:

– Вот, товарищ Павлов, мы с вами всех посмотрели, и раз у вас никаких предпочтений нет, то решать придется мне.

Николай предусмотрительно предложил Кольцова и Егорушкина, будучи абсолютно уверенным, что они оба не пройдут. Егорушкин был одной ногой на вылет из ВЛКСМ, имея взыскание, умудрился примкнуть к оппозиции. Такой без шансов. А вот с Кольцовым был риск. Он идейный, происхождение – хоть в палату мер и весов: отец и братья – члены ВКП(б), отец вообще с 1905 года, мать из семьи революционеров, о которых в школьных учебниках написано. Идеальный кандидат. Именно на этом и хотел сыграть Николай. Слишком идеальный. Общение с оперуполномоченным Шмайковым кое-чему его научило. Сам Шмайков в партии недавно, пришел в органы из школы рабочей молодежи, нигде еще не работал и не служил, кроме органов, и должен, нет, просто обязан был недолюбливать таких, как Кольцов, у которых отец был знаком с самим Лениным.

Все так и вышло, как планировал Николай. Шмайков грязно намекал, похотливо подмигивал, но подписал документы на Иванову.

Зина медленно шла по коридору к лаборатории. Она, конечно, знала, что едет делегация от их института в Берлин, шли проверки, шерстили всех, выгнали академика Померанцева и тех ребят из лаборатории, у кого происхождение подкачало. Пришли на их место какие-то идиоты с рабфака, но все как один комсомольцы и горлопаны. Все это тянулось уже несколько месяцев, а недавно Зина услышала, что ее любимый профессор Васнецов не едет, а делегацию возглавит кто-то из людей, близких к власти. Так значит, Павлов. Ожидаемо. Но что Зину предлагают к нему ассистентом, это было совершенно неожиданно. Понятно, что это не из-за языка. Зина нигде и никогда, ни в одной анкете не писала, что знает немецкий, как, впрочем, и французский. Да и не нужен там язык, дадут переводчика из органов. Язык там как раз был бы лишним и опасным. Она подумала, что логичнее было бы выбрать Кольцова, а вот Егорушкина – нет. Она не вникала, но краем уха слышала, что тот выступил на каком-то собрании еще до ее вступления в комсомол и наговорил там лишнего, за что получил взыскание. Зина в комсомол вступать не хотела. Но их лаборатория теперь с особым статусом, и было объявлено, что все должны быть комсомольцами. А не комсомольцы – это она и Аркадий Эмблат. И потому месяц назад их обоих приняли по ускоренной процедуре. Зина вызубрила все, что было написано в брошюрке, которую ей выдали на бюро, но в результате ее только и спросили, почему отказались от НЭПа и сколько республик в Союзе Советских Социалистических.