'О, да? Почему передумали?
'Тяжело сказать. Я чувствую, что кто-то разговаривал с ними.
'Как кто?'
«Кто-то на стороне британцев».
«МИ-6?»
— Так должно быть, тебе не кажется? Они уже были вовлечены, и, может быть, после того, как эту девушку убили, они решили, что должны сообщить нам, каков счет.
— Какой тогда счет? — спросил Бергер. Он не мог понять, почему Шестая обратилась в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли по поводу проблемы в офисе UCSO в Афинах. Казалось, не было ничего особенного в захвате кораблей UCSO или даже в убийстве Марии, чтобы заставить их бежать в Лэнгли. Не то чтобы он ожидал, что они будут что-то скрывать от американцев — в эти дни после 11 сентября шел постоянный трансатлантический поток разведданных. С другой стороны, он не мог себе представить, чтобы Шестая добровольно предоставила информацию, не имеющую ничего общего с ЦРУ. UCSO базировалась не в Америке — у нее даже не было там офиса.
— Я надеялся, что ты мне скажешь. Есть новости о девушке?
«Греческая полиция трижды допрашивала меня, они до сих пор обыскивают офис и квартиру Марии, но ничего не выдают». Стимкин поднял бровь, но Бергер покачал головой. — Наверное, потому, что им нечего отдавать. Они кажутся озадаченными. Узнал ли Лэнгли что-нибудь новое от британцев?
— Я думаю, что короткий ответ — нет. Мне только что сказали снова установить с вами контакт – и впредь делать это регулярно. Они хотят знать, что происходит».
Бергер кивнул, но все еще был озадачен. «Чего я не могу понять, так это почему Шестая пошла поговорить с Лэнгли».
«Они чего-то хотели — это была стандартная услуга за услугу».
— Чего они хотели?
— Подтверждение того, что в UCSO был оперативник Агентства — фактически бывший оперативник.
— Какой оперативник? Бармен оглянулся, и Бергер понял, что повысил голос.
Стимкин поднял свой стакан и повернулся к Бергеру с фальшивой, как трехдолларовая купюра, улыбкой. 'Тут присматривают за тобой, дитя.'
Рубашка Бергера промокла от пота, когда он вернулся в офис UCSO, но он чувствовал себя так, как будто его вывесили сушиться. Теперь он должен был держать Стимкина и Агентство «в курсе», когда они еще не обеспечили защиту, которую он искал после убийства Марии Галанос. И если МИ-6 знала, что он бывший сотрудник Агентства, то кто еще? Не было оснований предполагать, что британцы могли что-то слить, но он ненавидел свободно распространяемую информацию; вы никогда не знали, чем это закончится. Он пережил долгую карьеру под прикрытием в различных адских дырах и зонах боевых действий, но он всегда был чрезвычайно осторожен, кому доверял информацию. Мысль о том, что что-то о нем было где-то там, и он не мог это контролировать, очень беспокоила его. Если он попадет не в те руки, его жизни может угрожать опасность.
Ладно, сказал себе Бергер, значит, я не получил той помощи, которую хотел. Это не повод сидеть здесь, как простофиля, ожидая, что станет следующей жертвой. Ему придется действовать самому. Ему нужно было найти убийцу Марии — он не сомневался, что убийца был тем же человеком, который сливал информацию пиратам. Он не верил, что действует более крупный заговор — пиратам в Сомали нужен был только один человек, чтобы сказать им, какие корабли атаковать; не было причин привлекать кого-либо еще; это только увеличит риск заражения. Нет, он был уверен, что ищет одного человека.
Он сказал своему секретарю отложить все звонки, затем взял несколько чистых листов бумаги и принялся за работу.
Через два часа он в отчаянии посмотрел на несколько страниц заметок. Задача казалась достаточно простой — он начал с людей в офисе, у которых был самый легкий доступ к грузовым накладным. Первой была его собственная секретарша Елена, на которую он полагался и которой полностью доверял. Она знала все, что происходило в офисе, и могла видеть любые бумаги, которые выбирала. Но он был уверен, что она полностью ему верна, и был еще тот простой факт — он чувствовал себя виноватым, даже думая об этом, — что она была очень глупой.
Что все еще могло бы сделать ее чьей-то обманкой, за исключением того, что все в ее истории говорило о том, что она никогда не была бы разоблачена кем-либо, имеющим связи с бандой североафриканских мошенников. Она была из отдаленной части Верхнего Пелопоннеса и выросла почти в нищете на козьей ферме. Когда она закончила школу, Елена наскребла достаточно денег, чтобы записаться на заочные секретарские курсы, а затем села на автобус в Афины, чтобы найти работу. Она жила простой и благочестивой жизнью, питаемой преданностью Греческой православной церкви и своим долгом перед престарелыми родителями, которым она в обязательном порядке отправляла четверть своей месячной зарплаты. Бергер просто не мог этого видеть.
Среди других кандидатов, имевших доступ к манифестам, была Кэтрин Болл. Она была настолько англичанкой, что ему снова было трудно представить ее участие в африканском заговоре с целью ограбления UCSO, но, в отличие от Елены, она была очень умна и казалась бесчувственной. У них могли быть неловкие отношения — она работала на Блейки в Лондоне, а во время визита в Афины явно была его эмиссаром, — но она никогда не оспаривала авторитет Бергера. Она ему нравилась; она была сообразительна и забавна, и в любом случае она вернулась в Лондон, когда Мария была убита.
Из вероятных кандидатов остался Алекс Лимонидес, так как в качестве бухгалтера конторы именно он — до прибытия Марии Галанос — отвечал за составление манифеста каждой партии. Но тот факт, что он был очевидным подозреваемым, казалось, делал менее вероятным его причастность. И он был седейший из серых людей — настолько корректный в своем поведении, что невозможно было представить, чтобы он вел тайную жизнь. В нем тоже чувствовалась невыразимая грусть после смерти жены, которой он был предан. В целом, по оценке Бергера, вероятность того, что Лимонидес представляет угрозу, не сводится к нулю.
Были и другие сотрудники, которых нужно было учитывать, но ни у кого из них не было простого способа добраться до манифестов или хотя бы узнать, когда запланированы поставки. Выделялась только одна из них, француженка, Клод Рамо, и Берже должен был признаться себе, что она фигурировала в его расчетах главным образом потому, что он так ее не любил.
