Брови Норимова приподнялись, губы приоткрылись, но он потянулся за бумажником.
— Оставь хорошие чаевые, — сказал Виктор.
* * *
Переулок лежал в стороне от улицы позади бара. Это была неровная извилистая щель между двумя высокими зданиями. Повсюду валялись мешки с мусором. Виктор стоял с Норимовым в тени в его центре. Даже в темноте Норимов выглядел усталым и испуганным. Виктор не привык видеть его таким. Ему это не нравилось, но это напомнило ему, почему в его жизни никого не было. Он никогда не будет выглядеть так, как сейчас Норимов.
«Тот, кто жаждет моей крови, может взять ее, мне все равно. Всю свою жизнь я был преступником. Работал ли я на мошенников, управляющих этой страной, или на себя. Мой список преступлений слишком длинный, чтобы его запомнить. Я был и всегда был злым человеком. Когда придет моя смерть, какой бы она ни была, я с полной уверенностью буду знать, что заслуживаю ее. Но не Жизель. За всю свою жизнь она не сделала ничего плохого. Когда она была молода, когда я впервые познакомился с ее матерью, я скрывал от нее свое дело. Но дети любопытны, и в конце концов она поняла, как отчим может позволить себе покупать ей все, что она пожелает. Потом она меня ненавидела. Она никогда не переставала ненавидеть меня.
— Если ты не знаешь, кто хочет твоей смерти, зачем связываться со мной?
— Я хочу, чтобы ты защитил ее.
— Как я могу защитить ее, если ты не знаешь, откуда исходит угроза?
— Потому что ты убийца. Потому что каждый раз, когда ты идешь на работу, ты танцуешь на косе Смерти. Потому что твои враги повсюду, а твоих союзников не существует, и все же ты стоишь передо мной. Правда, я не знаю, кто придет за Жизель и мной, но я знаю, что когда они придут, ты сможешь убить их, прежде чем они убьют ее.
— У вас много людей, работающих на вас. Зачем я тебе нужен?
— Когда вы в последний раз работали на меня, у меня было более тридцати хороших людей в этом городе и за его пределами. Люди, которые рисковали своей жизнью ради меня не только потому, что я им заплатил, но и из уважения. Когда вы пришли навестить меня на моей железнодорожной станции, там было не более двадцати человек, которые все еще проявляли бы ко мне такую преданность. Теперь у меня есть десять, всего десять человек, на которых я могу положиться в выполнении моих приказов. Из них только двум я доверяю достаточно, чтобы остаться наедине. Когда-то я был генералом в армии. Теперь я головорез в костюме, пытающийся убедить других головорезов, что меня все еще стоит защищать. Меня уже узурпировали те, у кого большие яйца и крепкие желудки. Александр Норимов, которого вы когда-то знали, посмеялся бы над тем, кем я стал. Слишком стар, слишком слаб, чтобы править. Теперь стервятники, кружащие над головой, не настолько терпеливы, чтобы ждать, пока я умру, прежде чем они налетят, чтобы полакомиться моими останками».
— Ты просишь не того человека пожалеть тебя.
— Просить тебя о жалости — все равно, что просить лису охранять кур. Я не прошу об этом. Я прошу о помощи.
— Тогда продай все, что сможешь, возьми Жизель и уходи. Уехать из Петербурга. Оставьте Россию далеко позади. Они не найдут вас, если вы знаете, что делаете; Я скажу вам, как. И они не будут пытаться, если вы не дадите им повода.
Норимов покачал головой еще до того, как Виктор закончил. 'Нет. Я должен остаться здесь. Я должен узнать, кто инициировал эту вендетту, иначе Жизель никогда не будет в безопасности. Ты мне не нравишься. Я не могу жить жизнью беглеца и не буду просить об этом Жизель. И если бы я решил бежать, она бы никогда не пошла со мной. Она не хотела видеть дальше своей ненависти ко мне, чтобы убедиться в необходимости, пока не уставилась в дуло пистолета, направленного ей в голову».
— Тогда вы рискуете обеими жизнями.
— Нет, если ты сделаешь, как я прошу. Норимов уставился на Виктора. — Нет, если ты будешь защищать ее, пока я буду делать то, что должен. Я был ублюдком всю свою жизнь. Когда я впервые влюбился в Элеонору, я сделал это, несмотря на ее дочь. Мне никогда не нравилась Жизель. Меня никогда не волновало, что она возненавидела меня. Но если бы я мог что-то изменить, я был бы для нее лучшим отцом. Я бы… — Он вздохнул, чтобы прийти в себя. «Я не могу изменить прошлое. Но я могу попытаться изменить будущее. Как только эта угроза будет устранена, я уйду из этой жизни навсегда. Я уеду куда-нибудь подальше и никогда больше не буду подвергать Жизель риску.
«Нет никакой гарантии, что вы узнаете, кто идет за вами, или что вы сможете нейтрализовать угрозу, даже если вы это сделаете».
— Думаешь, я этого еще не знаю, Василий? Но я должен попробовать. Моя организация, может быть, и является искалеченной тенью былой мощи, но у меня все еще есть глаза и уши, разбросанные по всему городу. Имея достаточно времени и затрат, я могу раскрыть любую тайну. Но я не могу делать это и одновременно защищать Жизель».
— А что происходит, когда ты узнаешь, кто твои враги? Как вы побеждаете их, если, по вашему собственному признанию, у вас есть лишь малая толика прежней силы?
Норимов ничего не сказал, но глаза его ответили.
— Я не могу сражаться за тебя, — сказал Виктор. — Даже если бы я хотел.
— Тогда не надо. Просто держи Жизель в безопасности, пока это не закончится. Каким бы ни был этот конец.
Виктор отвел взгляд. — Вы просите меня рискнуть жизнью ради того, кого я никогда не встречал, по просьбе того, кто замышлял меня убить.
— Нет, — сказал Норимов, протянув руку, чтобы схватить Виктора за плечо, но остановив себя — то ли из-за страха перед тем, что Виктор сделает, если будет установлен контакт, то ли из-за простого колебания, Виктор не знал. — Нет, — снова сказал Норимов. Я не об этом спрашиваю. По крайней мере, я не об этом спрашиваю.
— Вы не имеете никакого смысла.
— Я знаю, что после того, что я сделал с тобой, ты не поможешь мне, даже если отвращение к невинной смерти сможет пронзить твое черное сердце.
— Тогда зачем спрашивать?
