И теперь надо было решать, что ему делать дальше. И главный вопрос – как быть с Ириной – терзал неотступно, не давая покоя и наполняя жалостью, стыдом и ожесточением: в конце концов, имел он право на личное счастье или нет?

После обеда Олег устроил себе короткую прогулку в сторону площади Якуба Колоса, с наслаждением подставляя лицо солнечным лучам, пробивающимся сквозь листья деревьев. Рядом то и дело раздавался гул пробегающих трамваев, угасая через минуту в шелесте ветра и уличной разноголосице. По дорожкам сновали взад-вперед группки студентов – вдоль всей улицы высились здания политехнической академии, а учебный год уже неделю как начался. Старики, сидя на лавочках, кормили хлебными крошками голубей. Неспешно катили перед собой коляски молодые мамы. Мир был до чрезвычайности прост и благожелателен. Олег в темпе, но не очень быстро шел по тенистой аллее, вглядываясь в лица прохожих и слушая звуки, окружавшие его, и думал о том, что незачем все усложнять, а надо поступить решительно и честно – и все закончить, к общему и скорейшему облегчению. Эта мысль так понравилась ему, что он совершенно успокоился и вернулся в редакцию бодрым и помолодевшим.

– Вы как будто из салона красоты, Олег Петрович! – встретила его в коридоре Филонова.

Прозрачные ее глаза отсвечивали нехорошим блеском, и Дольников сразу подобрался, как перед дракой. Но отвечать на ее вызов не стал. Филонова была серьезным противником, и, как выяснилось, злопамятным.

Пять лет назад она пришла в газету, красивая и напористая мать-одиночка, и сразу положила глаз на Олега. Но он тогда все еще лелеял надежду прожить с Ириной долго и счастливо, и заигрывания Светланы Андреевны хоть и не очень решительно, но все же отверг. Она не подала виду, что разочарована, но, видимо, только и ждала случая, чтобы расквитаться. И теперь с ней надо держать ухо востро. Она, правда, успешно выйдя замуж, до последнего времени в прямые столкновения с Дольниковым не вступала. Но для этого у нее не было необходимого оружия. Теперь оно появилось и обладало грозной силой. Не то чтобы Олег так уж боялся последствий ее мщения, но за работу свою он держался, а бескомпромиссность Слуцкого была хорошо известна: при малейшей угрозе реноме газеты или его собственному он не щадил ни чужих, ни своих.

– Погода хорошая, Светлана Андреевна, – сказал Олег, улыбаясь и высматривая дверь своего кабинета.

Чуть развернувшись и выдвинув вперед плечо, он обозначил желание обойти преграду, но Филонова, не сводя с него глаз, как бы случайно заступила дорогу. Дольникову невольно пришлось задержаться, сообразил, что сейчас услышит нечто не очень для себя приятное. Но не пробиваться же ему через нее силой! Надо было принимать удар, и Олег решил держаться непринужденно и твердо. В конце концов, кто она такая, чтобы бояться ее?

– А вы были сейчас на улице? – понимая, что говорит пустое, в последней какой-то надежде разойтись мирно, спросил Олег. – Если не были – рекомендую. Погода просто сказка.

– Зачем вы соврали Илье Захаровичу, Олег Петрович? – словно не услышав его, негромко, почти шепотом, спросила Филонова.

У Дольникова похолодело внутри. Но не само это обвинение вызвало такую реакцию, а интонация, с которой оно было предъявлено.

Небрежной шуткой тут не отделаешься, понял Олег. По-прежнему улыбаясь, он беспечным тоном спросил:

– Вы о чем, Светлана Андреевна?

– Ведь у Князевой сегодня никакого рейда нет, – надвигаясь на него, отчеканила Филонова.

– Да? – опешив так, что нужные слова не сразу нашлись, выдавил Дольников. – И что из этого следует?

Улыбка все еще не сходила с его губ, но с отвращением и досадой он вдруг почувствовал, как вспотела спина, а жар от нее медленно распространяется по шее и лицу.

– Вы можете относиться к вашим подчиненным как угодно, – проговорила Филонова, слава Богу, негромко. – Но есть обязанности перед коллективом, и никто от них не освобожден.

– Что-то я не помню, чтобы в обязанности журналистов входило ублажение гостей, – разозлившись на себя за то, что стоит и мнется перед этой нахальной бабой, выпалил Олег. – Может, для вас это и норма, но для меня – нет.

– Ах, вот как! – тихо воскликнула Филонова.

Глаза ее сверкнули победным блеском: она услышала даже больше того, что желала бы услышать. Но Олег уже махнул рукой на предосторожности: будь что будет. В конце концов он ей не мальчик и имеет право на собственное мнение.

– Да, так! – сказал он. – Можете бежать и передать это… кому угодно.

В последний момент он смягчил тон, снова ощутив опасность, которой ему грозила полная откровенность в этом разговоре. Он и так сказал слишком много, и оба они понимали, что «ублажение гостей» может обернуться для него если не потерей места, то резким снижением доверия со стороны редактора. Но Олег не жалел о проявленной несдержанности. В конце концов он бился не только за себя, но и за Диану. И разве он был бы достоин ее, если бы сейчас отпраздновал труса? Хотя… раскаяние уже приходило на смену возбуждению, и Олег, борясь с незваным чувством, вскинул подбородок, давая понять, что он несет любую ответственность за свои слова.

– Никому ничего я передавать не буду, – ответила тихо Филонова. – И вам должно быть стыдно, Олег Петрович. Я думала, мы одним делом занимаемся…

Она опустила голову и, задев плечом стену, шагнула в сторону.

Он отступил в сторону, растерянный и недоумевающий.

– Вы меня не так поняли, Светлана Андреевна! – торопливо воскликнул он. – Это же шутка.

Он замолчал, улыбнулся и пожал плечами, сам понимая, как неубедительно это выглядит со стороны. Филонова на ходу обернулась, покачала головой и ушла, ускоряя шаг.

Олег какое-то время смотрел ей вслед, не зная, что еще сказать. Кричать в спину не хотелось, бежать следом – тем более, проследив, как уменьшается на фоне окна ее тонкая, высокая фигура, он пошел в свой кабинет.

«Как-то глупо вышло, – подумал он. – Это все вторник виноват. Да, вторник…»

Привычное списывание неприятностей на нелюбимый день немного успокоило. Он занялся текущими вопросами и вскоре почти забыл о стычке в коридоре.

«Кажется, рано я занес Филонову в свои враги, – думал он время от времени. – Она на самом деле печется о деле, волнуется. А я только лишнего со страху наговорил. Называется, взяла на пушку. Ну ничего, авось обойдется. Не в первый раз… Хотя… может и наболтать».

Но работа снова поглощала его, и это было даже во благо – не думать о неприятном, а заниматься тем, что ясно, испытано и приносит вполне предсказуемый результат.

С Сахно возились два с половиной часа, и интервью с ним обещало быть грандиозным. Номер на завтра сверстали очень сильный – даже шеф не нашел, к чему придраться. Филонова заходила раз-другой, спросила о чем-то незначительном, и Олег уверил себя, что ничего особенного между ними не произошло. День, в общем, выдался не самым плохим. И поэтому вечером, подъезжая в метро к станции «Октябрьская», Дольников еще раз сказал себе, что напрасно так мучается, думая, как ему поступить с Ириной. Немного твердости, немного легкомысленности, – и все решится наилучшим образом.

Олег вышел из метро возле Дома офицеров и, пересекая Александровский сквер по дорожке, ведущей к Купаловскому театру, подошел к фонтану. Здесь они договорились встретиться с Дианой.

Из-под скульптуры мальчика с лебедем с тихим плеском лилась вода. Стоял самый лучший час, когда вечер еще не начался, но дневные заботы уже уходят, обещая отдых и надежду на «ту самую» встречу, которую ждешь всю жизнь. С другой стороны фонтана рослый парень в клетчатой рубахе подхватил девушку и принялся ее целовать, вертя вокруг себя. Девушка счастливо смеялась, и окружающие смотрели на них с улыбками. Многие сидели на лавочках парами, это было место любви и встреч, и ничего за последние годы здесь не изменилось.

Олег вдруг подумал, что лет двадцать назад неподалеку отсюда, у «танка», он встречался с Ириной. Настроение от этого немного испортилось, а тут еще вспомнил, что забыл позвонить дочери. С утра ведь собирался, но днем так завертелся, что все вылетело из головы! Он вытащил телефон из кармана, собираясь исправить оплошность, но вдруг в конце аллеи появился силуэт Дианы, и он сразу опустил руку.