– Сын, – отец говорил медленно, подбирая слова, – сегодня тебе исполнилось шестнадцать лет. Ты стал взрослым мужчиной.

Дамас, внимательно вглядывался в его лицо и не понимал, отчего оно такое серьёзное и почему всхлипывает мать, беспрестанно промакивая платочком глаза.

– Ты стал взрослым, – повторил отец, – и тебе пора выбирать свой путь. Я не знаю какой он будет и куда тебя приведёт, но одно могу сказать точно: путь этот будет нелёгок. Начало его здесь, – отец обвёл взглядом тесную комнатку, – но лишь от тебя самого зависит где и как ему суждено закончиться…, – он задумчиво помолчал и добавил, – это, – он не глядя указал в сторону свитка, – мой тебе подарок. Распорядись им правильно. Прощай! – он крепко обнял Дамаса и твёрдым шагом, не оглядываясь, вышел за дверь.

Больше Дамас его никогда не видел…

Двери залы мягко отворились. На пороге стоял Гуго де Пейн. Перед собой на согнутых руках он держал какой-то свёрток. Гуго медленно прошествовал вперёд и, сделав пару шагов, отошёл в сторону, пропуская кого-то. Вслед за ним в зал вошла фигура в монашеском одеянии. Лицо вошедшего скрывал глубокий капюшон. Впрочем, все эти таинственные меры были излишними и являлись скорее частью некоего ритуала, поскольку в фигуре без труда угадывался старый знакомый – аббат Бернар из Клерво. Дверь также бесшумно закрылась.

Дамас встал. Процессия прошествовала вдоль комнаты и остановилась напротив алтаря.

– Сим полагаю начало инициации адепта Ордена рыцарей Храма Господня, раба Божьего Дамаса Бонне, – торжественно объявил монах, – преклонись, сын мой!

Дамас опустился на колени и смиренно склонил голову.

– Перед обрядом посвящения тебе надлежит ответить на некоторые вопросы. Готов ли ты, сын мой?

– Да.

– Является ли добровольным твоё решение о посвящении в ряды рыцарства? И действуешь ли ты без принуждения и без всякого злого умысла?

– Да.

– Согласен ли ты впредь жить в строгости и почитании Законов Божьих?

– Да.

– Согласен ли ты посвятить себя превознесению слова Божьего и борьбе с врагами сына Девы Марии, не жалея жизни своей?

– Согласен.

– Готов ли ты помогать страждущим и обездоленным на всём пути, что уготован тебе, не в угоду честолюбия своего, но только лишь во имя Господа?

– Да, – прошептал Дамас одними лишь губами.

– Твои слова честны, а помыслы чисты? – продолжил вопрошать монах, – ибо всё сказанное тобой, сказано пред лицом не нашим, но перед Богом.

– Да.

– Надень эти одежды, сын мой, – священник указал на, стоявшего рядом Гуго, – и пусть будут они тебе напоминанием об этом дне и произнесённой тобой сегодня клятве.

Дамас молча облачился в белую тунику, предложенную ему Великим Магистром.

– А теперь, – подытожил священник, скидывая с головы капюшон, – помолимся Господу!

Странная то была утреня: священник проводил литургию в практически пустом зале. Из прихожан здесь были только двое: рыцари, облачённые в белые длинные плащи. Будто растекающиеся пятна крови, на груди каждого из них алели большие ярко-красные кресты.

Несмотря на довольно ясный день, в помещении царил полумрак – солнечные лучи с трудом пробивались сквозь небольшие окошки-бойницы. Посреди комнаты стоял тяжелый деревянный стол. За столом, напротив друг друга, сидели двое. Один из них (явно только что с дороги) с аппетитом уплетал деревянной ложкой наваристую горячую похлёбку. Второй, улыбаясь, смотрел на него, немного подавшись вперёд.

– Рад тебя видеть, брат Годфруа! – вставил Гуго, не переставая улыбаться.

– Угу-угу, – закивал тот в ответ (набитый рот не располагал к велеречивости, а оторваться от трапезы и вовсе уж было невозможно).

– Ешь-ешь! – засмеялся Гуго, – не обращай на меня внимания!

Годфруа что-то промычал в ответ и ещё усерднее налёг на еду. Минут через пять, расправившись с содержимым миски и огромным куском хлеба, поданным ему к обеду он, с шумом выдохнул и, блаженно закрыв глаза, отвалился от стола.

– Наелся? – усмехнулся Гуго, – иль ещё распорядиться?

– Ну нееет! – замотал головой Годфруа, – а то так и лопнуть можно. Премного благодарен, господин Великий Магистр! – он, не вставая со скамьи, поклонился, прижав руку к сердцу.

– Не стоит, брат. – Усмехнулся Гуго, – ну, теперь выкладывай: что тебя ко мне привело? Да ещё в такой спешке?

Годфруа кивнул и вытащив из-за пазухи письмо, протянул его собеседнику.

– Вот это.

Гуго взял из рук свиток, перевязанный грубым льняным шпагатом и, сломав печать, углубился в чтение.

«Сын мой! От всего сердца приветствую тебя. Отметаю все лишние слова и немедленно сообщаю тебе свою просьбу: мне срочно необходимы трое, наиболее искусно владеющих мечом, воинов. Не спрашивай меня зачем – объяснимся при встрече. Более сообщить ничего не могу, потому как доверять пергаменту такие сведения недопустимо. Поторопись, молю тебя! И да поможет тебе Бог!

Аббат Бернар из Клерво

1129, 10.III

– Что это? – спросил Гуго, подняв хмурый взгляд на Годфруа.

– Не спрашивай, – замахал руками тот, – я знаю не больше твоего. Я-то письма не читал.

– Небольшое преимущество, – задумчиво проговорил Гуго, протягивая ему свиток, – на вот – прочти.

– Что скажешь? – спросил он, когда Годфруа поднял глаза, изучив пергамент.

Тот, непонимающе помотал головой.

– Где он его тебе вручил?

– В Тулузе, – ответил Годфруа, – а ждать он будет нас в местечке под названием Лавлане. Так он сказал.

«Три дня», – мысленно прикинул Гуго. – Сержант!

Дверь распахнулась и в келью ввалился перепуганный стражник.

– Сержант! Вызови ко мне братьев Роланда, Дамаса и Жака де Онье! И поторопись! Стой! – Гуго окрикнул, уже метнувшегося выполнять приказ, стражника, – передай, чтобы подготовили…, – он вопросительно посмотрел на Годфруа, – ты с нами?

Тот утвердительно кивнул.

– Чтобы подготовили десять самых лучших лошадей и провизию на три дня пути на пятерых путников. Живо!

Стражник поспешил удалиться.

– Может тебе лучше отдохнуть? Выспаться? – поинтересовался Гуго.

– Отосплюсь в могиле, – отмахнулся Годфруа.

Дорогу, которой отводилось три дня, удалось осилить чуть раньше – к исходу второго дня пути на горизонте показалась очередная его веха – Фуа, а уж оттуда и до конечной цели рукой подать. Впрочем, это было и неудивительно, потому как пыли ещё не было (а надо ли говорить, как утомляет пыльная дорога!), но и распутицы особенной не отмечалось. Свежий весенний воздух (ночами, надо сказать, чересчур свежий) располагал к скорейшему завершению их неожиданного путешествия.

Все всадники, несмотря на явную усталость держались неплохо и не роптали. Даже Годфруа, проведший в седле почти всю последнюю неделю не подавал виду (ну, или по крайней мере, старался), что ему уже давно требуется отдых.

«Пора отдохнуть», – отметил про себя Гуго, в очередной раз критически окинув взглядом Годфруа, – Привал! – скомандовал он, натягивая удила и замедляя ход разгорячённого коня.

Всадники, спешившись, принялись располагаться на отдых.

– Дамас – разведи костёр, Жак и Роланд – напоите лошадей, – распорядился Гуго, привязывая своего скакуна к дереву, возле которого было вдоволь сочной, весенней травы. Тот сразу принялся её щипать, от удовольствия фыркая и потрясывая гривой.

– А мы займёмся ужином! – негромко проговорил Гуго, – Так ведь? Брат Год…

– Хрррр…, – перебил его раскатистый храп.

– … фруа, – усмехнулся он, – Что же. Придётся, видимо, Великому Магистру самому накрывать на стол. Что вы! Что вы, господин Годфруа! Не стоит беспокоится! Извольте отдыхать! – он театрально поклонился спящему.

Сзади раздались сдавленные смешки.

– За работу! Бездельники! – «грозно» сверкнул глазами Гуго и принялся расстилать на земле грубую льняную скатерть и раскладывать на ней нехитрую дорожную снедь.