Тем утром бабушка, тетушка Эви и семь других тетушек приехали к нам, чтобы устроить мне праздник в день рождения. Я была в восторге. Через пару часов должны были собраться мои одноклассники.
Хотя тетушки были намного старше мамы, вели они себя гораздо раскованнее. Мама почти всегда серьезна, а тетушки любили повеселиться от души. Когда бабушка была молодой, они с сестрами выпивали в подпольных барах и развлекались с каскадерами и бутлегерами[2]. Всю жизнь они были очень прогрессивными женщинами, и с ними мне всегда было весело.
– Джоди, дай я завяжу тебе хвост, – крикнула из кухни бабушка.
– Иду, иду, – ответила я, спускаясь из своей комнаты.
– Не беги, – предостерегла меня тетушка Эви. – Споткнешься и упадешь.
– Господи, Эви, – закатила глаза тетушка Джуди. – Это же ребенок, а не фарфоровая кукла!
Вот такая атмосфера царила в нашем доме в тот день. Бабушка и тетушки, каждая по-своему, заботились о девочке в ее день рождения.
Бабушка расчесывала мне волосы, когда открылась задняя дверь, раздался шорох магазинных пакетов и цоканье маминых каблуков по полу кухни.
– Мама, а почему папа не приехал? Разве он не мог вернуться из командировки на день пораньше? – спросила я, пытаясь скрыть разочарование.
– Дорогая, ты же знаешь, папочка тебя очень любит, но он в командировке в Японии. Сегодня с тобой мы, а он вернется на следующей неделе.
– Ну, хорошо, – я изо всех сил попыталась изобразить радость.
Я знала, что папа уехал очень далеко, но все равно выглядывала из окна, думая, что он может устроить мне сюрприз. Каждый раз, когда я приоткрывала шторы в гостиной, мама и тетушки думали, что мне хочется, чтобы праздник поскорее начался. Им казалось, что я высматриваю одноклассников.
Бабушка и тетушки были моей надежной опорой, но отец давал мне крылья. Он заставлял меня верить, что нет ничего невозможного: достаточно захотеть чего-то всем сердцем и приложить усилия, и можно добиться всего чего угодно. Он знал это по собственному опыту. Папа родился и вырос в Нью-Йорке, в бедной семье. Его родители умерли до моего рождения. У них был маленький сигарный магазин. В шестнадцать лет папа сам зарабатывал себе на жизнь. По восемнадцать часов в день он работал в почтовом отделе крупной международной корпорации. За пять лет он сумел вырасти до младшего вице-президента. Папа умел увлекать людей. Высокий, смуглый, с черными волосами и теплыми карими глазами. Женщины его обожали, а мужчины искали его дружбы. Рядом с ним каждый чувствовал себя самым важным человеком на свете. Пил ли он пиво с работягами или шампанское с руководителями корпораций, папа всегда умел находить общий язык с людьми, кем бы они ни были.
Он страшно любил петь и привез себе из Японии установку караоке задолго до того, как такие устройства появились на американском рынке. Он был щедрым и веселым хозяином. В нашем доме постоянно звучал смех, друзья и родственники сменяли друг друга. Когда родители устраивали вечеринку, папа старался сделать так, чтобы каждый гость чувствовал себя в центре внимания. Я обожала его. Я могла болтать с ним бесконечно. Он никогда меня не ругал и не осуждал. Они с мамой научили меня обращаться к ним с любыми проблемами. Папа всегда говорил, что я не должна бояться довериться ему, что бы со мной ни случилось. Родители были истинными католиками, четко осознающими, что хорошо, а что плохо. Они учили меня сочувствию и терпимости, учили заботиться о слабых. Они воспитывали во мне независимость и желание жить собственным умом.
Мама всегда поддерживала папу. Хотя он часто уезжал в командировки, мама редко жаловалась. Она и сама работала в его офисе несколько дней в неделю – была верной его помощницей и опорой. Они женились по любви. Друзьям нравилось бывать у них. Они словно излучали сияние, и все вокруг хотели окунуться в этот свет.
Стрелки часов перешагнули за полдень, и праздник неуклонно приближался. Я начала понимать, что сюрприза от папы ждать не стоит. «Ничего, – утешала я себя. – Мама сделает кучу фотографий, и в выходные я смогу ему все показать». Кто-то позвонил в дверь, и я отвлеклась от мыслей о том, как папа вернется из Японии.
– Джоди, твои друзья пришли, – пропела тетушка Эви.
Она схватила целую охапку праздничных шляп и поспешила открыть дверь толпе четвероклассников.
– Входите! – крикнула я.
Встречая одноклассников с подарками, я почти позабыла о папе.
День выдался прекрасный. Тетушки просто блистали. Их окружили хихикающие дети, лакомящиеся сладостями с тарелок в стиле «Улицы Сезам». Мы играли в «прицепи хвост ослу», когда нужно с завязанными глазами правильно прикрепить хвостик к изображению осла. Тетушка Джуди поднялась на стремянку, чтобы повесить огромную яркую пиньяту с конфетами. Мама затаила дыхание. Тетушка Джуди не отличалась ловкостью и могла рухнуть со стремянки в любую минуту. Чем сильнее дрожала стремянка, тем громче мы хохотали. Это был волшебный день. Мы по очереди пытались разбить пиньяту. В конце концов Эдди (он мне всегда нравился) ударил по ней так сильно, что конфеты разлетелись по всей комнате. Тут же появились наш французский пудель Ш-Щу и бабушкин карликовый пудель Тойя. Они принялись гоняться за конфетами, катающимися по полу. Все хохотали до слез. Бабушка фотографировала, а мама снимала на камеру. Они хотели запечатлеть наше веселье со всех сторон.
Мама знала, что я страдаю от одиночества – я же была единственным ребенком. Ей хотелось устроить мне идеальный день рождения. Когда пришли мои одноклассники, она очень радовалась, но во время праздника почему-то держалась как-то отстраненно и сдержанно. Мама всегда казалась такой: теплой и веселой в один момент – и суровой и жесткой в другой. Думаю, ей было трудно иметь единственного ребенка. Во мне она видела маленького взрослого.
В тот день мама была очень красивой. Темные вьющиеся волосы, волшебные карие глаза – куда бы она ни пошла, на нее все оборачивались. Она считала, что женщина должна ухаживать за собой, и привила мне такое же чувство уважения к себе. Друзья часто говорили, что им хотелось бы, чтобы их матери тоже были такими красивыми. А мне иногда хотелось, чтобы она не так сильно заботилась о своей внешности, и это чувство сохранилось у меня надолго.
Одноклассники отлично повеселились. Я была совершенно счастлива. Пришли все мои школьные друзья – всем хотелось побывать на моем дне рождения…
В тот год я была популярной. В школе все хотели сидеть рядом со мной. Со мной делились секретами. Мы даже придумали собственный язык, чтобы взрослые не понимали, что мы говорим друг другу. Наша учительница, миссис Стенс, благослови ее Господь, была бесконечно терпелива с нами. Школа казалась воплощенной мечтой. Мне нравилось учиться. Одноклассники считали меня умной и смелой. Мне подражали.
Я училась в католической младшей школе Святого Вознесения, и преподавали нам монахини. Больше всех я любила сестру Розу, пожилую добрую женщину невероятной чуткости и теплоты. Мама тоже ее любила. Она всегда давала мне небольшие подарки для сестры Розы – чтобы та чувствовала, как ее ценят и любят.
В нашей школе была специальная программа для глухих. Одна из девочек, обучавшихся по этой программе, Марианна, мне очень нравилась. Ей было пять лет, она косолапила и носила тяжелые и неуклюжие черные ботинки, сделанные специально под ее нездоровую ногу. Помимо полной глухоты, она еще и плохо видела. Очки с толстыми стеклами казались огромными на ее крохотном личике. Одевалась Марианна очень плохо, и другие дети вечно издевались над ней. Они передразнивали ее походку и попытки заговорить. Хотя Марианне было пять лет – то есть она всего на четыре года младше меня, – эта малышка будила во мне материнский инстинкт. Мне хотелось обнять ее, чтобы она почувствовала, что ее любят. У нее была самая красивая на свете улыбка.
Я спросила у сестры Розы, нельзя ли мне помогать ей в работе с глухими в обеденный перерыв. Сестра Роза с радостью согласилась. Я каждый день играла с этими замечательными детьми и помогала сестре Кларе, очаровательной молодой монахине, отвечавшей за эту программу. Сестра Клара учила глухих детей читать по губам. Я разговаривала с ними, а они пытались разобрать, что я говорила. Я очень привязалась к Марианне. Она казалась мне такой одинокой – даже другие глухие дети порой дразнили ее.
