Что я с собой делаю? Я больше не подросток. Все, кто собрался сегодня на встрече выпускников, – взрослые люди, у них есть дети, работа, взрослая жизнь. Абсурдно думать, что они снова набросятся на меня. Я веду себя как невротик. Мне нужно победить мои страхи. Я не позволю воспоминаниям о травле взять меня в заложницы. Я должна выйти из машины, пройти через парковку, открыть двери и войти. Я должна всем показать, что стала изысканной женщиной, которая даже не вспоминает о том, что происходило в старшей школе. И уж точно не позволяет этим воспоминаниям влиять на себя.

Когда они меня увидят, то глаза вытаращат от удивления. Никто не ждет, что я приеду. Или ждет? Может быть, им любопытно посмотреть, кем стала девочка, над которой они смеялись семестр за семестром. А может быть, они вообще меня не вспомнят?

Коллега из университета Чикаго сказала мне, что главная проблема школьного буллинга – массовое отрицание. Школьники просто не понимают, что причиняемая одноклассникам боль может оставить страшные эмоциональные и психологические шрамы. Общество говорит: «Дети всегда будут детьми». Никого не осуждают за травлю и преследование одноклассников, и такие дети даже не вспоминают, что причиняли кому-то боль. Им кажется, что они всегда были нормальными. А потом случается стрельба в школе, и все с ужасом узнают, как один подросток убил другого – или нескольких. Популярные дети порой замечают травлю, но если это не касается их самих, они не обращают никакого внимания. Понимают это только такие, как я, чьи школьные годы были адом – но всем кажется, что мы просто преувеличиваем свои страдания.

Мои руки вспотели. Голова закружилась. Я закусила губу до крови. А прическа! Они всегда смеялись над моими волосами, потому что они были слишком кудрявыми и непокорными. Сегодня волосы еще более непокорные, чем всегда. Господи, я не могу этого сделать! Почему я должна встречаться с призраками прошлого? Сегодня-то я добилась успеха.

Компания бывших одноклассников припарковалась рядом. Они увидели, что я сижу в машине. И пошли своей дорогой. Я почувствовала, что снова оказалась в старшей школе… Я вспомнила свой первый день…

– Ангелочек, спускайся завтракать, – крикнула снизу мама.

– Мама, я слишком нервничаю и не могу есть. Кроме того, я хочу, чтобы у меня был плоский живот. Если я позавтракаю, меня раздует. Дай мне одеться. Обещаю, я плотно пообедаю в столовой, – ответила я.

– Джоди, я знаю, ты боишься, что тебя не примут в Сэмюэлз, но на сей раз все будет по-другому. Ты найдешь друзей, которые разделят твои интересы. Это будет совершенно новый мир для тебя, дорогая, – весело отозвалась мама.

Я так надеялась, что она права. Мне так хотелось, чтобы меня приняли. «Господи, – молилась я снова и снова, – я сделаю все, что захочешь, только сделай так, чтобы одноклассники в Сэмюэлз приняли меня. Пожалуйста, сделай так, чтобы я больше не была одинокой». Я не хотела, чтобы родители ссорились из-за того, по чьей вине их четырнадцатилетняя дочь оказалась социальной неудачницей.

Последний год в средней школе был очень тяжелым. Я пыталась вписаться в коллектив, но постоянно ощущала некое силовое поле, которое, как в старых фантастических фильмах 50-х годов, отталкивало меня от сверстников. Каждый раз, когда я пыталась преодолеть невидимую стену между нами, меня отбрасывало назад. Я мечтала стать частью класса. Но чем больше я тянулась к одноклассникам, тем яростнее они меня отталкивали. Им казалось, что я отчаялась.

Теперь я не совершу прежних ошибок. Я поклялась себе, что изменюсь – я даже готова к неприятностям, если это поможет найти друзей. Сэмюэлз – школа спортивная. «Со спортом у меня не очень, но я могу записаться в драмкружок или в ораторскую команду», – уверенно твердила я себе. Прошлое осталось позади. Я больше не буду плакать ночами из-за того, что меня не пригласили на вечеринку. Я не буду расстраиваться из-за красивых парней, которые не обращают на меня внимания, и из-за секретов, которыми со мной никогда не делятся.

Мне хотелось сразу произвести хорошее впечатление, поэтому я натянула модные джинсы Vanderbilt. Они были такими узкими, что даже дышать в них было трудно. Бабушка была права, когда говорила, что красота – это боль. Мама даже купила мне розовые туфли. Господи, как же они мне нравились! Ходить в шлепанцах на шпильках было нелегко. Я дважды подвернула ногу, пока привыкала к ним дома. Но такие туфли носили все популярные девчонки. Если хочешь, чтобы тебя приняли, нужно соответствовать. Когда мама их купила, я сразу почувствовала себя красивой и взрослой. Просто босоножки без ремешков за двадцать долларов, но в них я не боялась идти в старшую школу. Мама не слишком радовалась, что ее четырнадцатилетняя дочь идет в школу в туфлях на каблуках в четыре дюйма, но она так хотела, чтобы меня приняли. Если это поможет, она купила бы мне целую кучу таких туфель.

Меня переполняли надежда и радостное предвкушение. Я еще раз посмотрела на свое отражение в зеркале и почувствовала, как прежние воспоминания отступают. Впервые за долгие годы я не боялась идти в школу.

Ярко-оранжевый школьный автобус показался из-за угла. Я обняла маму, схватила школьную сумку и кинулась к двери. Я буквально парила. «В старшей школе все будет по-другому, – твердила я себе. – У меня будут и свидания, и танцы. Меня не просто примут, – уверенно шептала я про себя, заходя в автобус, – я войду в это таинственное, непонятное общество тех, кого называют популярными».

В автобусе я сразу же узнала почти половину школьников. Кто-то жил поблизости, кто-то учился со мной в средней школе. Хотя я целых четыре часа убеждала себя, что в старшей школе все будет по-другому, знакомые лица, хохоток и перешептывание мгновенно вернули меня в прошлое. Я окаменела. С пугающей ясностью я вспомнила, как относились ко мне в школьном автобусе в средней школе. Мне захотелось вернуться домой. Но я сглотнула и двинулась вперед, чтобы найти себе место.

В каждом школьном автобусе есть своя иерархия, кастовая система. Стильная верхушка – те, кто курит, приходит в класс с засосами на шее и напрашивается на неприятности к тайной зависти отличников, – занимает последние ряды. В середине усаживаются чирлидеры и спортивные звезды. Серьезные ботаники сидят впереди. Неудачники и изгои никогда не знают, где сесть. Если им повезет, они находят свободное место за водителем или справа от него.

Я шла по проходу и понимала, что, если хочу получить место, мне придется либо драться, либо выпрашивать. Ни того, ни другого мне не хотелось. Я решила воззвать к здравому смыслу. Стильная верхушка – слишком страшно. Ботаники слишком сплоченная группа. Поэтому я спросила у одной из чирлидеров, Надии, нельзя ли мне сесть рядом с ней. Она всегда относилась ко мне неплохо – правда, только когда рядом никого не было.

– Ты не видишь, что здесь уже кто-то сидит? – ответила она, оглянувшись, чтобы убедиться, что подружки слышали, что она никогда не будет общаться с тем, кто не принадлежит к их кругу.

– Нет. Здесь только твой свитер, – ответила я, собрав последнюю смелость.

– Лучше мой свитер, чем ты.

С этими словами Надия и ее подружки громко расхохотались. На какую-то долю секунды ее взгляд стал виноватым, но она быстро отвернулась.

В автобусе было полно народу, и у меня началась паника. Единственное свободное место осталось впереди, рядом с водителем. Мне была ненавистна мысль, что я начну первый день в старшей школе с «места неудачников». Казалось, судьба моя определилась еще до того, как я успела ступить на территорию школы. Вцепившись в свою сумку, я зашагала вперед, к социальному неприятию.

Я села на маленькое сиденье напротив водителя, миссис Саллен. Кто-то принялся дергать меня за волосы. Я знала, что стоит мне обернуться, и раздастся взрыв смеха. Поэтому я очень осторожно протянула руку и ощупала затылок, надеясь, что в волосах просто запуталась какая-то муха. Однако мои пальцы наткнулись на нечто совсем другое – жеваные бумажные шарики, жирные, истекающие слюной. Меня замутило. Ну, хотя бы камнями они в меня не кидались, как в средней школе…