Мизерный карманный «Браунинг», выпущенный в начале двадцатого века, который и оружием то можно назвать с большой натяжкой наделал серьёзных дел. Крохотная пуля калибра 6,35 на полтора попала политруку в ногу и, распахав мышцу бедра от колена до паха, вышла в районе верхней части берцовой кости. Сама кость задета не была и бедренная артерия вроде тоже, но кровь хлестала из Яковенко фонтаном пока бедро ему не перетянули жгутом чуть ли не в паху. Перевязать политрука братья перевязали, но то, что Яковенко больше не ходок понимали все без исключения.

Самое поганое заключалось в том, что встречать Брандта с его элитными волкодавами мне было больше не с кем. Ввосьмером мы могли принять приехавшую колонну немцев в два огня. Степку я посадил бы за пулемёт, Никонов был бы у него вторым номером, а мы с политруком отработали бы стрелками и гранатомётчиками. «Шатуна» же с его командой я посадил бы в лес на противоположной стороне дороги, но чуть наискось, чтобы их нашими пулями не зацепило, и пока мы вваливали бы по броневику и мотоциклистам в упор, они отстреливали бы егерей как куропаток — на выбор. Четверо местных охотников с детства, обращающихся с винтовками это такая вундервафля, как скоро будут говорить гитлеровцы, что дальше просто некуда.

Теперь же мы остаёмся впятером, потому что один из местных должен везти раненого Яковенко в деревню, и нам останется только героически сдохнуть в процессе перебив максимальное количество немцев и выбив у них технику и рацию. Пули, выпущенные из немецкого пулемёта, пробьют борта и колёса броневика влёгкую. Зато теперь можно не сильно осторожничать и вваливать по немцам куда придётся, не опасаясь поджечь так необходимый нам бензин. Поэтому я, коротко переговорив с «Шатуном» и его помощниками, отправил Стёпкиного приятеля в деревню.

Только «Шатун» сможет застроить оставшихся в его доме красноармейцев и быстро подготовить их уход на ту сторону озера. А мы как получится. Успеет «Шатун» прислать нам подмогу из хотя бы пятака красноармейцев — хорошо. Нет — встретим немцев накоротке и выбив им технику отступим в лес. Мы со Степаном хорошо знакомой нам дорогой, а местные по той стороне леса. Встретимся у дома «Шатуна», но егерей за собой не поведём. В крайнем случае потащим их за собой. После сшибки Брандтовских выкормышей не должно остаться слишком много.

Единственное только я не дал загрузить в телегу Васю Никонова, медленно остывающего у землянки. Он был в форме пограничника и даже мёртвый должен был мне помочь. Потому что кровь, натёкшая с немца, зарезанного политруком, с обочины дороги так никуда и не делась и убрать мы её в любом случае не успеем. Про егерей, порванных жаканами говорить вообще нечего. Такое впечатление, что из них вытекла вся кровь, что в них находилась. Без какого-либо остатка, но немецкие солдаты лежат чуть дальше и сразу в глаза не бросятся, хотя в том месте всё выглядит как на скотобойне.

Вместе с «Шатуном» и Яковенко в деревню уехало и лишнее оружие, которое мы надёргали с немцев, и почти весь запас их продуктов, и даже форма с сапогами и личными вещами. Всё я как хомяк выгреб. На том острове, на который мы собираемся отправить гражданских людей тот же компактный немецкий примус и запасной бензин в десятилитровой канистре лишними не будут. Себе оставили только боеприпасы, пулемёт, по тройке банок немецкого «тушняка» и по паре пачек галет. И приготовились ждать. Местные мужики в лесу на той стороне дороги, а мы со Стёпкой у пулемёта.

Менять позицию я смысла не видел. Немцы всё равно приедут прямо к секрету, а позиционной войны мне вести не придётся. Вывалить всю пятидесяти патронную ленту, а на такой короткой дистанции это действительно убойно, ошеломить, выбить сколько-то солдат противника, раскурочить технику и рацию и бежать отсюда со всех ног пока немцы не открыли ответный огонь. Вот и вся тактика со стратегией. Удастся утащить пулемёт с остатками боеприпасов — хорошо, нет, значит не судьба.

Лёжа рядом со своим монументальным и спокойным как скала другом, я думал о том, что напрасно я сегодня наехал на Яковенко. В общем и целом, политрук оказался неплохим мужиком. Степан коротко о нём мне поведал, но я, занятый повседневными заботами и подготовкой к нападению на егерей, просто отмахнулся от слов своего напарника как от назойливой мухи.

Собственно говоря, политрук был кругом прав. Ношение формы противника — это оскорбление формы своей. Даже очень качественные сапоги с убитых на мосту и вокруг него финнов щенявый политрук, что поначалу попытался меня арестовать, ободрать не позволил, хотя большинство уходящих красноармейцев были обуты в ботинки с обмотками. Так их всех и Степана в том числе учили до войны и сломать этот стереотип, намертво укоренившийся в мозгах бойцов моей группы, мне удалось в своё время с огромаднейшим трудом.

К тому же солдат противника, одетых в не свою форму живыми, не берут. Это правило сформировалось именно на этой, только что начавшейся, войне с печально известного подразделения «Бранденбург800». Именно солдат этого подразделения в самом начале войны в случае захвата не задумываясь стреляли как бешенных собак, но и они отрывались на наших бойцах со всей накопленной, за годы жизни на чужбине, ненавистью.

Тогда, ещё на острове, готовясь к ночной вылазке я чуть язык до основания не стёр, уговаривая своих комсомольцев переодеться в немецкую форму. Да и то Фёдор схимичил — немецкий маскхалат напялил, а свою гимнастёрку оставил. Но тогда у меня было немного времени, и непробиваемая аргументация своих действий, идущих вразрез всему тому, чему учили советских пограничников и весь советский народ до войны. Здесь же я просто положил на мнение политрука, привычный большинству живущих в нашей стране людей, рабоче-крестьянский аргумент и тут же забыл об этом.

А подумал я теперь о Яковенко, наверное, потому что жить политруку осталось очень недолго. Ранение, которое он получил вроде лёгкое и сам Яковенко порывался остаться с нами, но я, к сожалению, знал, что с ним произойдёт в самые ближайшие дни, а то и часы. Вроде и пулька, пробившая ему бедро мелкая, и патрон слабенький и основные нервы на ноге задеты не были, но сам характер ранения не оставлял политруку, в том случае если он срочно не попадёт на операционный стол, ни единого шанса на жизнь.

Дело в том, что такие продольные ранения мерзопакостнейшая штука — закрытый раневый канал слишком длинный и внутреннее кровотечение от разорванных сосудов и вен промыть никак не удастся. Кровь, конечно же, остановится — пуля горячая и заражения крови не будет, но сама вытекшая кровь ведь никуда не денется, а её срочно надо удалить. И если входное отверстие куда занесло грязь с немытого несколько дней тела, пот и микрочастицы галифе и подштанников обработать было можно и с этим справлюсь даже я, то повреждённые мышечные ткани под внешне целой кожей в самые ближайшие минуты воспалятся, а затем и загноятся. И эта не удалённая из раневого канала кровь только ухудшит ситуацию.

Лето, жарко. Процесс нагноения происходит значительно быстрее, чем в холодное время года. Ну а дальше, прогрессирующее с каждой прожитой политруком минутой, воспаление повреждённых сосудов и мышц, высокая температура, общее нагноение всего бедра и как результат этого очень быстрая гангрена нижней конечности. И неминуемая мученическая смерть.

Можно было бы попробовать вскрыть раневый канал, то есть разрезать кожу вдоль всего повреждения, чтобы поставить дренаж и обработать рану, но как это сделать без наркоза и стерильных материалов? В этом случае политрук может умереть от обычного болевого шока. Самогоном его напоить до невменяемого состояния? И что это даст? Я не врач. Что делать я знаю только в поверхностной теории. То есть знать, что делать чтобы Яковенко не умер знаю, а как это сделать нет.

Недаром хирурги ценятся во всех странах мира. С подобной операцией справится и любая квалифицированная медицинская сестра, но я-то не хирург и не медсестра, а коновал от медицины. Таблетку могу выдать по назначению врача, да порезанный палец бинтом замотать. Это я, конечно, упрощаю. Знаний у меня несколько больше, но за остро отточенный нож однозначно не возьмусь. Я просто не знаю, как резать и как, чем и какие сосуды сшивать, и политрук просто умрёт у меня под ножом от потери крови или того же болевого шока.