Это Аделин рассказала Оливии, что на самом деле мужчин очень легко обмануть в вопросе невинности девушки. Они понятия не имеют, как там всё устроено, и ожидают только увидеть кровь на простыне, как в каком-то средневековье. Подстроить такое с помощью парочки заклинаний было проще простого. Так что Розье твёрдо решила для себя: её первым станет Сириус. Ей хотелось успеть до помолвки, просто ради факта. Никто не будет знать о том, как сильно она опозорила семью, кроме неё самой, и это будет греть её изнутри, поддерживать в невидимой борьбе с решениями отца. Осталось только убедить Сириуса, что ему пора перестать быть таким правильным с ней, но Оливия была уверена, что с этим проблем не возникнет.

Атмосфера на стадионе вдруг как-то переменилась, хотя Розье, погружённая в размышления, не могла точно сказать, что именно было не так. Крики зрителей больше не были весёлыми. Они были недовольными, возмущёнными. Взгляд девушки устремился к троице гриффиндорцев впереди: Блэк, Люпин и Петтигрю что-то кричали вместе с остальными. Они злились, судя по выражениям их лиц. В общем гомоне Оливии удалось разобрать что-то вроде «удалите игрока» и ещё что-то про подлость и честность.

Слизеринцы и все, кто болел за них, продолжали вести себя как ни в чём не бывало. На поле было какое-то столпотворение игроков: они все сбились в кучу, зависнув на мётлах в воздухе. Кажется, происходила потасовка, пока что словесная. Оливия повернулась к Аделин, которая тоже была явно недовольна происходящим и сидела с очень напряжённым и хмурым лицом.

— Что случилось? — спросила её Розье.

— Ты что, не видела? — Оливия покачала головой, и Аделин вздохнула. — Эти гадкие слизеринцы играют грязно. Это не спортивно! Придурки.

— Так что они сделали?

— Питерс намеренно атаковал гриффиндорского ловца бладжером несколько раз, и хоть правилами это не запрещено, все понимают, что это очень низко! А потом твой брат чуть не столкнул Поттера с метлы.

Над полем раздавался голос комментатора матча. Кори требовал того же, что и многие другие на трибунах — удаления игрока, нарушившего правило. Может, целиться бладжером в игроков команды противника правила действительно позволяли, но они совершенно точно не позволяли сбивать игроков с их мётел. Профессора были в замешательстве, как и мадам Трюк. Судя по всему, Эван действовал достаточно осторожно, и не все заметили его подлый манёвр. Против него были только слова Поттера и других гриффиндорцев.

Наконец, судья просвистела в свисток, призывая игроков спуститься на землю. Слизеринцы на трибунах присоединились к общему гаму недовольных голосов, только они кричали о предвзятости судьи и о вранье Поттера.

Как только игроки коснулись земли, им будто сорвало предохранители. Они толкали друг друга в грудь, выкрикивали оскорбления. Сложно было сказать, кто начал первый, но участвовали в этом абсолютно все: кто-то нападал, кто-то пытался удержать своих товарищей от потасовки. Зрители на трибунах повскакивали на ноги, некоторые даже рванули вниз, чтобы быть ближе к эпицентру конфликта и ничего не пропустить.

Оливия тоже поднялась с места, смотря как её брат подначивает Джеймса. С такого расстояния она не могла быть уверена, но ей казалось, что Эван ухмылялся. Он что-то говорил, явно что-то неприятное, потому что Джеймс был готов сорваться, кто-то из его команды держал его за плечо, уговаривая отступить. Мадам Трюк уже почти спустилась со своей трибуны, продолжая свистеть, видимо надеясь на благоразумие учеников, но те не обращали на свисток никакого внимания.

Это произошло в мгновение ока. Поттер вырвался из хватки другого гриффиндорца и наотмашь заехал кулаком Эвану прямо по лицу. Оливия прижала ладонь к открывшемуся рту, весь стадион разом ахнул, мадам Трюк сорвалась на бег, разъярённая и готовая к решительным мерам. Дамблдор и деканы Гриффиндора и Слизерина тоже поспешили на поле. Эван валялся на траве, зажимая нос, слизеринцы бросались на гриффиндорцев, целая толпа учеников, спустившихся с трибун на подмогу, отчаянно пытались предотвратить массовую драку. Крик стоял такой, что можно было оглохнуть, и прекратился только тогда, когда над стадионом раздался громоподобный голос директора, с помощью Соноруса объявивший: «ТИШИНА!».

Оливия не видела, что происходило дальше: толпа закрывала обзор, а лезть в гущу событий ей не хотелось. Она просто тихо радовалась тому, что её брат всё же получил, хотя и недостаточно, на её взгляд. Вскоре мадам Трюк объявила об удалении с поля и Эвана, и Джеймса, так что игра продолжилась без двух охотников, что по большому счёту было не так уж критично. Только вот настрой обеих команд упал, также, как и на трибунах. Часть зрителей и вовсе ушли, решив, вероятно, что матч сейчас отменят.

Остаток игры прошёл в напряжении, игроки на поле то и дело вновь начинали перепалку, и судье приходилось постоянно свистеть. В конечном итоге ловец Гриффиндора поймал снитч, завершив матч со счётом 360:190, чем принёс своему факультету место в финале, однако вкус победы был довольно пресным на фоне случившегося. Никто особо не радовался, и по окончании матча студенты вяло побрели обратно в замок.

***

К понедельнику Хогвартс всё ещё не отошёл от происшествия на квиддичном поле. Ученики всё продолжали болтать об этом тут и там, драка стала самым интересным событием марта, и соответственно — главной сплетней в замке. В результате победы Гриффиндор получил шанс выиграть кубок по квиддичу, но зато потерял часть рубинов в песочных часах, после того, как Макгонагалл сняла с Джеймса Поттера пятьдесят очков, что, конечно, было не совсем справедливо.

Слизнорт же сумел извернуться как уж и избежать снятия баллов со своего факультета, по причине госпитализации пострадавшего в драке ученика. Оливия ненавидела это. Эвану всего-то сломали нос, мадам Помфри справилась с этой травмой за считаные минуты, но Розье настолько драматично отыгрывал свои страдания, что она оставила его в больничном крыле на ночь. Количество изумрудов в часах Слизерина осталось прежним.

Оливия боялась за Джеймса. И за Сириуса тоже. От Эвана вполне можно было ожидать какой-нибудь подлой расплаты за случившееся, а Сириус, конечно, ни за что не остался бы в стороне от всего этого. И хотя Розье уже неоднократно говорила с ним, просила, чтобы они с Поттером сами не лезли на рожон, всё же не верила в успех своих убеждений. Она решила на всякий случай поговорить ещё и с Люпином. Всё-таки он был самым благоразумным в их компании. На совместном занятии по древним рунам Оливия ткнула Ремуса в бок, отвлекая от конспектирования, и шёпотом позвала:

— Рем.

— М? — отозвался он, не отрываясь от записей в тетради.

— Ты знаешь, что Джеймс и Сириус могут вляпаться в неприятности?

Перо в руке Люпина замерло. Он перестал писать и повернулся к девушке.

— Что ты имеешь в виду?

— Ситуацию с моим братом, разумеется, — прошептала Оливия. — Поттер ведь сломал ему нос — за что я, конечно, ему безмерно благодарна — но теперь Эван захочет поквитаться. Наверняка захочет. И эти двое как обычно…

— Тишина в классе! — прервала их беседу профессор Бабблинг.

Женщина смерила учеников строгим взглядом из-под овальных очков и продолжила диктовать конспект. Люпин тоже вернулся к своим записям, чуть потряхивая ногой под партой. Оливия же возмущённо выдохнула через нос и придвинулась ближе к соседу по парте, толкая его бедро своим коленом. Люпин игнорировал её, но девушка не сдавалась. Она делала вид, что пишет, на самом деле просто рисуя на пергаменте бессмысленные закорючки, и снова зашептала как можно тише:

— Тебя что, не волнует судьба твоих друзей?

— Что я, по-твоему, должен с ними сделать? Они взрослые люди, я не могу контролировать каждый их шаг, — нервно ответил Люпин, скосив взгляд в сторону профессора. Убедившись, что та не смотрит в их сторону, он добавил со вздохом: — Я говорил с ними уже один Мерлин знает, сколько раз. Думаешь, это что-то поменяет?

— И почему они вечно с кем-нибудь воюют…