— Что? — поперхнулся Дракон Петрович.

Мне пришлось кивнуть на сахарницу и повторить вопрос:

— Вам сколько ложек?

— А сахар… Нет, благодарю вас, Елена Мирославовна, не стоит.

И все же у Заречного очень приятный голос, когда он не змей, чрезмерно притягательная внешность и просто какой-то магнетический взгляд. Чувствую себя с ним робкой школьницей, оказавшейся в компании кумира. И мне совсем это не нравится. Его чашку пододвинула молча и спряталась за своей.

На несколько минут повисла тишина. А потом прозвучал совсем уж неожиданный вопрос. Признаться, я не сразу осознала, что адресован он мне, даже огляделась в поисках хоть кого-то еще, но в кабинете по-прежнему были лишь мы вдвоем.

— Что вы делаете сегодня вечером?

На всякий случай посмотрела в глаза Заречного. Синие. С ума что ли сошел? Или обожгла я его сильно? Но вроде в том месте, где ожог, не особенно много важных нервных окончаний. На мозг точно повлиять не должно.

Поэтому подумала и, на всякий случай, уточнила:

— Я?

— Вы, Елена Мирославовна. Вы.

Неожиданно.

— А с какой целью вы интересуетесь моими планами, Дмитрий Петрович?

— Хочу пригласить на ужин понравившуюся мне женщину.

Разумеется, я задала самый глупый из всех вопросов:

— Меня?

— Из возраста, когда приглашение девушки на свидание репетируют на подруге, я вышел давно, — хмыкнул Заречный.

— А вы меня прямо на свидание приглашаете?

Хозяин кабинета задумался, почесал подбородок и улыбнулся.

— Знаете, Елена Мирославовна, в первый раз в жизни ощущаю, что у таких простых, казалось бы, вопросов, может быть двойное дно.

— О чем это вы? — насторожилась я.

— Понятие «свидание» каждый из нас может понимать по-своему. Обычно, я в него вкладывал максимум действий, которые можно совершить с дамой за один вечер. — Он поймал мой осуждающий взгляд и попытался оправдаться: — Я занятой человек и привык использовать свое время с максимальной выгодой. И, поверьте, чем больше смотрю на вас, тем сильнее мне этого хоч…

— Достаточно! — мне не нравился ни его тон, ни намеки. Пусть с Британцевыми своими объясняется. Хотя, была уверена, что тем объяснений в принципе не нужно, девушки преследовали конкретную цель.

— Извините. Не хотел вас обидеть. Впервые попал в такую глупую ситуацию. Не привык, знаете ли, общаться с хорошими девочками. Повода не было.

Если до этой минуты, где-то на дне бездонной души, я была очарована Заречным и допускала мысль о нашем совместном будущем (каюсь, допускала!), то теперь совершенно точно все! Мы из разных вселенных, мы две частицы с одинаковым зарядом, которым суждено лишь отталкиваться, мы… Мы разные!

— А сейчас решили пообщаться для разнообразия с хорошей девочкой? — это просто любопытно стало, а так, я для себя уже твердо решила держаться от змея подальше.

Ему вновь удалось удивить.

— До сегодняшнего дня всеми силами старался избегать общения с ними.

Дракон Петрович хоть и говорил возмутительные вещи, но все же был честен. Хорошую девочку это подкупало, а вот ведьму, сидящую внутри, коробило и трясло от негодования.

— И… Чем же вам не угодили хорошие девочки? — очень старалась, чтобы в голосе не прозвучала обида. Пусть будет исключительно вежливое любопытство.

Заречный глубоко вдохнул и медленно выдохнул, отпил из чашки почти уже остывший чай. В общем, вел себя так, словно собирался атаковать неприятеля, не меньше.

— Согласитесь, Елена Мирославовна, каждое действие должно быть оправданным и логичным. Ведь, в конечном счете, из них складывается наша жизнь, и мы не должны допустить, чтобы она стала бессмысленной. Проблема лишь в том, что в разные периоды жизни, человек ставит перед собой разные цели.

— Что вы хотите этим сказать? — осторожно спросила я. Где-то внутри зарождалось предчувствие. Знала, что сейчас прозвучит откровение. Нечто очень важное для Заречного, о чем знает очень ограниченный круг людей.

— Меня воспитывала мать. Отец завел новую семью, а мама так больше замуж и не вышла, посвятила свою жизнь мне. Жили скромно, но дружно. Я уже заканчивал университет, когда мама заболела. Онкология. Поздно заметили, поздно обратились к врачам, и она молчала, не хотела меня лишний раз волновать. В общем, ее можно было бы спасти, если бы я тогда располагал нужной суммой и связями. Тогда, после ее смерти, я осознал две вещи: невыносимо больно терять близких, и деньги в нашем мире решают если не все, то почти все. Ударился в бизнес и старался не подпускать никого близко. Наверное, боялся той боли, которую успел пережить когда-то.

Я смерила Заречного скептическим взглядом. Такой громила и боится? Верилось с трудом, хотя я искренне соболезновала тому горю, которое пришлось испить до дна юному Дмитрию Петровичу. Я тоже совсем рано потеряла родителей. А еще в душе шевельнулась теплота. Не рассказывают о таком посторонним. Вряд ли та же Британцева знала его историю.

— Если речь идет только об ужине то, пожалуй, я с вами поужинаю, — неожиданно даже для самой себя согласилась я.

— Пожалели? — тут же вскинулся Заречный. Да, все-таки чем-то мы с ним похожи, у этого здоровяка тоже гордости через край.

Пришлось перегнуться через стол и, не сводя взгляда с синих глаз, прошептать:

— Не дождетесь!

Мужчина просиял и даже собирался ответить, предполагаю, что-то язвительное, но нашу милую беседу прервал Потемкин.

— Там Гена журналиста привез.

— Давай его сюда, — вздохнул Заречный, встал и направился к своему креслу.

Антон Сергеевич окинул взглядом натюрморт на столе, загадочно улыбнулся и вышел. А я почувствовала, как щеки предательски пламенеют, словно нас застали за чем-то неприличным, если не сказать — горяченьким.

Потемкин привел с собой бледного Мишку и еще одного… человека.

Гена оказался гигантом. То есть, они все здесь были совсем не маленькие: и змей, и его заместитель. Но это мужчина с добродушной улыбкой, россыпью веснушек и рыжей шевелюрой производил колоссальное впечатление. Гена вошел и заполнил собой все пространство огромного кабинета, возвышаясь над всеми минимум на голову.

— Здорово, шеф! — пророкотал он с громкостью Ниагарского водопада. — Журналиста заказывали? Доставил в лучшем виде.

Гигант поздоровался с Заречным за руку. Мне бы от такого сжатия все кости раздробило, а хозяин даже не поморщился. После этого Гена просто взял, в прямом смысле этого слова, и поставил бедного Затеина пред синие очи Дракона Петровича.

И мне так его жалко стало. Не Заречного, конечно, а Мишку. Я испытывала неудобство, граничащее со стыдом. Ведь это по моей вине достойный во всех смыслах мужчина, известный журналист и мой друг оказался втянут в эту пренеприятную историю.

— Рад познакомиться! Заречный Дмитрий, — представился босс.

— Затеин Михаил, — ответил друг и, наконец, осмотрелся и увидел меня. — О, Усольцева, а тебя сюда каким ветром занесло?

— Попутным, — пожала плечами я.

Затеин хмыкнул:

— Всегда знал, что ты нужных людей хоть из-под воды достанешь!

И вот на этом месте я бы рассмеялась, если бы Мишаня не попал в десяточку. Заречному совсем не понравилось наше милое общение, он нахмурился, и пришлось замолчать, от греха подальше. Не хватало, чтоб он тут при всех одраконился.

— Гена, докладывай, — бросил змей и уселся в свое кресло. — Присаживайтесь, господа. В ногах правды нет.

— Ее сейчас и в головах днем с огнем не сыщешь, — усмехнулся Затеин, хотя зад на стул все же пристроил.

Громила остался стоять. Говорил он по-доброму, но уж очень громко. Его бас отражался от панорамных окон и беспощадно бил по барабанным перепонкам.

— Вели его четверо. Гольцмановских, я их уже видел. Двоих Серега снял тихонько…

— В смысле «снял»? — напрягся Заречный. — Совсем? Вы там что, с ума посходили? Захотели в гангстеров поиграть?

— Зачем совсем-то? — обиделся Гена. — Мы что без понятия? Отдохнут пареньки часика два и будут как новенькие. Даже штопать не придется. В общем, валить они журналиста хотели, мы их почти час прослушивали. А потом вместе с пленкой ментам сдали. Копии, конечно, сделали. В общем, успели вовремя.