Затем она заметила, что все ее руки в крови. И еще увидела круглую черную рану между остекленевшими отцовскими глазами.

- Джонни, - прошептала Луиза, ухватившись за край бильярдного стола, бросьте все это. Все бросьте. Забудьте про портрет. Уезжайте. Уезжайте домой!

Он спокойно посмотрел на нее, словно не понял, что именно она сказала.

- Джонни, вы приехали сюда потому, что слишком добры ко мне, вы хотели помочь мне разрешить мои проблемы. Перед лицом случившегося все это не имеет смысла. Я искренне признательна вам. Я... я еще на что-то надеялась. Но прошу вас, уезжайте, пожалуйста.

- А теперь вы меня послушайте, - сказал Джерико, причем, казалось, он был раздражен. - Некто думает, что если я буду копать слишком глубоко, то в итоге наткнусь на что-то, что прольет свет на старое дело. Почему я так уверен, что мне удастся разыскать нечто такое, что никто не мог найти десять лет назад? Не знаю. Может, это просто упрямство?

- Джонни, я...

- Да, я упрямый человек. Чертовски упрямый. Когда кто-то наносит мне удар, я обычно даю сдачи. Вы хотите сказать мне, что, зная, что убийца находился там и слышал мой голос, когда я окликнул его, я должен был убежать? Вы в самом деле хотите продолжать жить под одной крышей с убийцей вашего отца?

- Я делала это на протяжении десяти лет!

- Зная, что этот человек может убить снова?

- Джонни! - Она нетвердо шагнула вперед и ухватилась за его плечи. - Я скорее пойду на это, чем буду в страхе думать, что сегодня, завтра или в какой-то другой день все повторится снова. Даже если вы останетесь для меня всего лишь мечтой, я не перенесу мысли о том, что вы стали жертвой моего сумасшедшего родственника! Пожалуйста, забудьте обо всем этом и уезжайте!

- Нет, - ответил Джерико. Он обхватил своими крупными руками ее запястья и осторожно снял их со своих плеч. - Мы, Луиза, живем в мире, вывернутом наизнанку. По всему свету люди ставят себя выше закона. Преступления остаются неотплаченными, потому что людям или нет до этого никакого дела, или они просто боятся. У вас несчастная, истерзанная жизнь. Ваша сестра живет на одних транквилизаторах, ваш брат - лишь наполовину мужчина, мать - холодная и жесткая женщина, а племянник толком и говорить не умеет. А почему все это? Да потому, что всех вас опутали страхи, подозрения и сомнения. И прямо здесь же, в пределах досягаемости, находится человек, ответственный за все это. И никуда я, Луиза, не уеду, во-первых, потому, что я не хочу, чтобы меня подстрелили, а во-вторых, потому, что я просто не смогу жить, зная, что сбежал от убийцы. Наш снайпер сегодня ночью совершил свою первую большую ошибку, предположив, что подтолкнет меня к бегству. Теперь вопрос стоит только так: или он, или я.

- Ну так вызовите полицию.

- Это уж как вы решите, Луиза. Я сказал, что это лишь заставит его затаиться. Мы не только не станем вызывать полицию, но мы вообще никому не скажем о том, что случилось. Как только мы это сделаем, он затаится. И это будет нам предупреждением. Мы доиграем свою партию до конца. Мы продолжим расследование. У него может возникнуть желание сделать очередной ход, но на сей раз мы уже будем готовы к нему.

- Готовы? Как мы можем быть готовы к встрече со стрелком, который может палить из тысячи окон?

- Прежде чем беззаботно подставлять свои спины, мы просто заранее убедимся в том, кто где находится, - сказал Джерико. - А сейчас мне все же хотелось бы проверить те ружья на стенде. Если ваша мать захочет узнать, зачем вы ломились в ее дверь, скажите ей, что мы услышали нечто похожее на звуки выстрелов и я пошел разобраться с этим делом. Вы же восприняли все случившееся именно таким, каким оно вам показалось. Но все же как, черт побери, можно вести прицельную стрельбу в темноте?

- Мишени могут подсвечиваться. Мы часто занимались стрельбой по ночам.

- Век живи, век учись, - сказал Джерико. Затем он наклонился и нежно поцеловал Луизу в лоб. - Будьте взрослой девочкой.

Зябко обхватив свои плечи, она стояла и смотрела, как он уходит. Похолодевшая, как лед, она ждала, что с минуты на минуту раздастся еще один выстрел.

То, что называлось наружной зоной у дальнего края Саут-Холла, предназначалось для двух целей. В одном ее конце располагались раздевалки с дюжинами стальных шкафчиков и стойками для оружия. Снаружи была платформа, с которой можно было вести стрельбу - стоя или лежа.

Идя по лужайке и держа правую руку в кармане, где лежал игрушечный револьвер, Джерико пытался заметить хотя бы какие-то признаки жизни. Он вспомнил про тысячи окон, которые упомянула Луиза. А ведь она была права общежития, учебные классы, зал заседаний, часовня, гимнастический зал, обсерватория. Тысяча стеклянных глаз подсматривала за ним, пока он шел. Снайпер мог наблюдать за ним с любой из этих точек, размышляя, сразу покончить с этим делом или еще немного подождать и посмотреть.

Если нервы Джерико и были напряжены, то он никак не выказывал этого. Добравшись до раздевалки, он подошел к двери и надавил на ручку. Дверь оказалась не заперта. Ударом ноги он распахнул ее и отскочил в сторону. Изнутри не доносилось ни звука. Он затаил дыхание, прислушался. Затем шагнул внутрь, пошарил рукой в поисках выключателя и нашел его. Вспыхнул яркий свет обнаженных лампочек. Он окинул взглядом ряд зеленых стальных шкафчиков и распахнутый шкаф с оружием. Первое, что он обнаружил, была пыль.

Было похоже, что здесь не убирали уже Бог знает сколько времени. Все вроде бы было в порядке, но слишком пыльно. На полу он не заметил никаких следов. Все ружья были основательно смазаны. Он проверил по меньшей мере три дюжины ружей, но не обнаружил признаков того, что хотя бы одним из них в последнее время пользовались. Смазка и пыль. Ни снайпер, ни кто-либо еще в последнее время сюда не заходил.

Джерико вышел и закрыл за собой дверь. Затем оглядел темные строения, хотя для него, незнакомого с поместьем, это было в общем-то бесполезным занятием.

Он медленно направился назад к "Мансу". На полпути остановился и посмотрел на озеро. Внизу, у подножия склона, располагался эллинг. У причала стояла маленькая яхта. Он уже собирался уходить, когда из-за угла эллинга появился человек, который стал что-то делать с яхтой. С того места, где стоял Джерико, разглядеть его было трудно.