– Она еще не говорит, понимаете, ей четыре.

– Я вижу, Анна Сергеевна, не волнуйтесь, такое бывает. Редко, но бывает, вы на глухоту проверяли?

– Да, слышит она все, не говорит.

– У сурдолога были?

– Нет.

– Так сходите, направление выписать? К логопеду обязательно, посмотрим, что скажут. Соседний кабинет логопед, она еще тут. Как пройдете всех, приходите. Милая девочка, заговорит еще, – сказал напоследок терапевт.

“Такие холодные. И маленькие, я тоже была такая маленькая, что помещалась туда. Они всегда холодные, даже летом. Ледяные. Я не хочу. Она хватает меня за руку. Потолок ледяной, дверь скрипучая, за шершавой стеной. Потрогай их, они холодные? Руку подними. Их нельзя трогать. Выглядит холодно. Как я туда помещалась”

В соседнем кабинете врач попросил открыть рот. Леся сидела на жестком стуле, изучая белый халат, карманы, в них точно что-то лежало.

– Леся, открой рот, – повторила врач-логопед.

Девочка смотрела как шевелятся губы, и тут врач открыла свой рот, чтобы показать, как надо сделать.

“Красное такое. Нет. Я не хочу, чтобы смотрели в мой рот. Нет. Это не красиво так. Не буду. Не хочу. Нет. Что там такое? Нет. Это же внутренности. У меня тоже так же? Это не красиво”

– Она качает головой, значит все понимает, – сказала врач маме Леси, – Ладно, посмотрим, что остальные врачи скажут. Не будешь рот открывать, да? – в последний раз обратилась она к девочке, – Стеснительная такая! Развитие оно не по календарю идет, все разные. Не волнуйтесь, к школе заговорит.

– Когда?

– Вы слишком переживаете. Сразу видно, что она стесняется, ничего страшного, бывает и такое. Занимайтесь, разговаривайте с ней, рисуйте. Лепите. В детский сад конечно ее устроить, там она быстрее заговорит.

– Считаете?

– Да, дети с детьми попроще как-то.

– Она же не умеет ничего.

– В каком смысле?

– Она одеться не может сама, кормлю ее, какой ей детский сад, – она махнула рукой в сторону дочки.

– Так проблема в чем собственно? Она только не говорит или она вообще ничего не может?

Мама посмотрела на дочку, на врача и не знала, что ответить.

– Я логопед, а вам нужен невропатолог если на то пошло. Я проблем не вижу, пока что в пределе нормы. Думаю, она просто стесняется, а как потом начнет говорить и не остановить будет, да, Леся? Я понимаю, сложно бывает отпустить ребенка, но она должна учиться всему сама. В садик все-таки сходите, как раз скоро набор в группы. Анализы в порядке, болезней и симптомов других нет?

– Нет.

– Тогда волноваться не о чем, всякое бывает. Она на все реагирует, подождем немного. И если что, идите к невропатологу, в таких вопросах он нужен.

“Потолок белый. Потолок ледяной, она хорошая. Голос приятный. Но рот не открою все равно. Хоть она и хорошая. Так она и не просит. Это хорошо. Потолок ледяной, тьма колючая за шершавой стеной, тьма колючая, как за что? Потолок ледяной, дверь скрипучая, за шершавой стеной тьма колючая. Как шагнешь за порог – всюду иней, а из окон парок синий-синий”

– Не суй пальцы в розетку! Там ток – убьет тебя. Нельзя, – строгим голосом сказала мама, глядя на Лесю, и засунула в розетку вилку.

“Что”

Девочка сидела под столом в гостиной.

Мама на нем начала гладить белье.

Леся отвлеклась от своих мыслей и начала смотреть на провод, который качался и бился об ножку стола.

“Не трогать розетку, зачем мне ее трогать и как она убивает. Утюг работает и не убивает. Шаги, это его шаги”

В замочную скважину залез ключ и пару раз повернулся. Щелчок открыл, а потом закрыл входную дверь.

Мама продолжала гладить белье, не переворачивая уже какое-то время простыню; медленно водила утюгом, по сторонам расходились волны, и она разглаживала их, они опять собирались на середине и действие продолжалось сначала.

Леся уже была в коридоре, разглядывая как папа начинает снимать обувь.

– Привет, – кладя свой портфель на полку шкафа, сказал он, – Как дела?

“Не знаю”

– Привет, – проходя в гостиную повторил он для жены.

– Что так рано? – повернувшись спросила она. Ее лицо было хмурым, сосредоточенным, а вопрос звучал отстраненно.

– Отпросился, – после паузы ответил, – Вы ходили? – она кивнула, продолжая гладить, – И что сказали?

– Сейчас доглажу, чай поставишь?

– Все так плохо?

– Нет, сейчас подойду.

Сложенная простыня отправилась наверх стопки.

Леся ходила за папой, на кухню, потом в ванну, наблюдала как он моет руки, как капли, стекая с рук, разбиваются об плитку, а другие впитываются в квадратики полотенца.

– Ну, что молчун, скажешь, как у тебя дела? – выходя из ванны обратился он к босоногой дочке, – Тебе не холодно?

“Нет”

Газ затрещал, спичка резким движением руки потухла и начала растворятся в воздухе характерным запахом. Радио на подоконнике при повороте руки начало медленно замолкать. Он сел на мамину табуретку и взял дочку на колени, повторяя вопрос и рассказывая, как он провел день. Девочка смотрела на синее пламя конфорок, трепетание, жужжание внутри чайника, – шум превращался в музыку.

“Музыка. А он ее слышит. Сейчас не слышу. Вот она. Все сливается”

– Почему ты не говоришь? Ты маленькая была такая горластая, а потом вдруг все исчезло, ты слышишь, что я говорю, ты умная, но тебе сложно говорить? Мне тоже сложно говорить иногда. Я… Я тебя люблю, ты же знаешь. И это не зависит ни от чего. Ты…, и ты заговоришь, когда захочешь, да? – папа погладил дочку по голове, она встрепенулась и вжалась в плечи, посмотрев на папу, – Как маленький воробушек. Все…

– Я закончила, Леся иди в свою комнату, скоро ужинать будем.

“Чашки достает. Я пока построю самую высокую башню”

– Были у терапевта и логопеда, а что они могут сказать, сказали, что все в порядке и она скромная.

– Так и сказали?

– А как же все остальное?

– Может я устала и это все не так странно. Я не знаю что думать.

– Давай съездим в столицу, в больницу детскую, к маме заедем как раз, мы все вместе давно не были. Или я могу один съездить узнать где такими вопросами занимаются.

– Что бы и там тоже сказали, время только потратим. Врач сказал подождать.

Молчание повисло в воздухе, такое, что его можно было провернуть ложкой и есть с чаем, оставив в пространстве дырку.

За окном темнело, отражая кухню все больше. Они застыли в стекле, каждый думал о своем – муж выковыривал слова, а жена находила условные дырки. Форточка была открыта, и может поэтому по ногам тянул холод. Незаметно связывая их, было невозможно пошевелиться.

– Мне предложили в командировку съездить, – проговорил Юра, отпив остатки чая, ему было душно, но холодно. Выцедив эти слова ему стало легче.

– Ты и так дома не бываешь, – какое-то время она ждала ответа, – Ты мне изменяешь?

– Вот видишь, все волосы на месте, я же не лысею, – Юра практически уперся носом в стол, показывая пышную шевелюру на затылке, выпрямившись уже немного серьезнее он добавил, – В Таджикистане на предприятии много брака выходит, выбрали меня, чтобы разобраться, я не могу отказаться.

– Больше некого послать? А Смирнов что?

– Ты хочешь, чтобы он премию получил, а не я? Это привилегия, а не ссылка. Могла бы и порадоваться – сказал он в чай.

– Чему, что Леся без отца растет?

– Что мы живем в новом доме, в квартире, которую мне дали от фабрики. Не надо начинать опять, и она все услышит, а ты как всегда преувеличиваешь. Напугала меня вчера, а сегодня с ней все в порядке.

– Может и не в порядке. Я не знаю. Тут все врачи ставят один диагноз – простуда. Тебе все равно, у нас целый шкаф шляп, которых я не ношу и постельное белье класть некуда, я не так представляла нашу жизнь, – ровно закончила она, сминая отношения и шляпы в один шкаф.

– Ань, ты устала, и я тоже, не буду сейчас что-то обсуждать.