Это не люди. Это гниль, гангрена, сифилис, падаль смердящая, которая отравляет все вокруг. И если она теперь убивает нас – ну и пиздец им! Убей гадов!

На Днях Философии в Бостоне я делал доклад по энергетической сущности эволюции Универсума. Секция была чахлая, хотя и многочисленная: человек шестьдесят в аудитории.

«Философия жизни», по-моему, вообще дурацкое название, чтобы обозначать им одно направление. Которое даже не направление. (Разве что противопоставить ей «Философию смерти».) Вообще их в тот день кроме Ницше и Бергсона никто не интересовал. Про Ницше, естественно, пели самые туповатые и восторженные, а про Бергсона претенциозные снобы. Модераторствовал профессор, которому на вид было столько лет, сколько люди не живут. Его интересовали две вещи: регламент и чтобы без мата.

Красивых девушек не было ни одной, а это верный показатель, что семинар фигня. Женская красота – это барометр значимости события, а если про интеллектуалов – это еще и показатель мудрости. Я знал женщин, которые кончали при виде нобелевского лауреата. Даже его медали.

Солнце хлестало в окна, кондиционер гнал вьюгу как в рефрижераторе, на желтых столах голубела вода в бутылках, и все человеческие проблемы сейчас представляли чисто теоретический, академический интерес.

На доклад полагалось пятнадцать минут, так что никакие это были не доклады, а сообщения. Но я уложился. Это две тысячи слов, а в две тысячи слов можно упаковать любую идею, если ты умеешь выделять главное. Так что я выступил ударно. Так ударно, что едва ли человек пять поняли суть. Остальные не догоняли.

Ну, с теорией моей вы знакомы. А если еще незнакомы, то и рассказывать незачем.

Начались пять минут вопросов и обсуждения. Вопросов нет. Все молчат. Пытаются переварить.

И тут встает один ухарь. Задорный такой, напористый. Из Кембриджского колледжа. Они в первые полторы тысячи по стране не входят. А в мире вообще за шестой тысячей. Простые ребята. Этот, судя по манерам, работает вышибалой и мечтает вырасти до бармена. Крепенький такой, кучерявый и злой, как некормленый.

Встает он и говорит:

– Ну и что?!

Если честно, я растерялся. Я такой вопрос в баре за пивом понимаю, перед дракой понимаю, а в философской дискуссии услышал впервые.

– В каком смысле, – спрашиваю, – «ну и что»?

А его заклинило. Есть такое понятие – «фрустрация». Он бы хотел учиться в Гарвардской школе бизнеса, иметь АйКью сто сорок и отца – владельца большой фирмы. А его шпыняют за тупость, и на лбу у него написано: «лузер». Из таких получаются отмороженные наркоторговцы и коммунисты.

Он повторяет громче и злее:

– Ну и что?!

Я говорю:

– Шестнадцать!

Он спрашивает непонимающе:

– Что – шестнадцать?..

Я и отвечаю:

– А что «ну и что»?

Его лицо искажается от умственного усилия. Потом от злости, что его заставили думать. В аудитории кто-то ржет. И он из этой ужасной своей деформированной рожи по кирпичам выталкивает фразы:

– Ну вот вы это все рассказали. Хорошо. Допустим, это даже так. Ну и что? Что из всего этого?

– Во-первых, – сказал я, – из всех философов мне более всего нравится Протагор, а из всего сделанного Протагором – как он хорошо увязывал дрова, когда работал дровосеком.

Парень наморщил лоб, и при этом у него приоткрылся рот – словно кожи хватало только-только покрыть лицо внатяг. Он думал. И я тоже думал, причем лихорадочно. Спикер не собирался мне помогать. По-моему, я ему не нравился. И он получал удовольствие от ситуации. Свобода слова, а как же. Прочие же откровенно развлекались – философия в этот день была скучная, прямо скажем. Они надеялись понять меня лучше в ходе этой неординарной дискуссии. Когда выкручиваешься после вопроса дурака – всегда переходишь на язык детской энциклопедии. Тогда и докторам философии все понятнее становится.

Куда как быстро соображаешь, чтобы ответить дураку перед толпой. Я раньше-то для себя ведь не думал «ну и что». Ни один ученый не думает: «Ну и что». Ликовать и стричь бабки или раскаиваться он будет потом. А пока у него просто захватывает дух, что он придумывает нечто новое, небывалое, потрясающее, и у него классно получается!

– То есть вы хотели бы от меня услышать, какие могут быть практические последствия и выводы из моей теории? – спросил я. – Что из этого всего может выйти? На что это может повлиять, как это использовать и что это может вообще в жизни изменить – хоть в жизни человечества, хоть в развитии какого-то философского направления. Я правильно вас понял?

– Именно! – надавил он со снисходительным презрением к тупоумному мне, не понявшему его сразу.

– Следствий довольно много, и все они важные, – сказал я. – Первое. Это означает, что человечество не стремится ни к счастью, ни к созиданию, ни к справедливости, ни к знанию, а также ни к гармонии, ни к любви. То есть все перечисленные стремления безусловно существуют. Но они отнюдь не самоцели, не самоценные величины. Это все эпифеномены, сопроводительные явления.

Стремится же человечество – объективно, в силу природы, по устройству Мира, помимо своего сознания – к совершению максимальных действий. То есть: к захвату, переработке и выделению все большего и большего количества энергии окружающего Бытия, окружающего энергоматериального пространства.

Второе – и самое важное для нас. Это означает, что все и любые попытки «улучшить», «усовершенствовать» человека в сторону рациональности поведения, в сторону гармоничного комфорта его существования, так сказать – ошибочны и обречены на провал. Все коммунистические идеологии и теории всех мастей исходят из примитивного антропоцентризма. Они сводят предназначение человека исключительно к его, человеческому, благополучию. Полагая существование человечества во Вселенной излишней и временной случайностью. Вот эту научную и, более того, умственную ограниченность мы должны преодолеть и отбросить.

Третье. Осознание места и роли человечества во Вселенной – позволяет нам осознать сущность прогресса и адекватно к нему относиться. Сущность прогресса не в том, что человечество обязательно достигнет счастья, гармонии и справедливости – но в том, что природопреобразовательная деятельность человечества от начала его существования постоянно нарастает – и конца, границы, предела этому росту принципиально не существует. Это и есть суть прогресса. Это и есть объективная, Вселенская суть существования человечества.

Четвертое. А поскольку психологическая мотивация действий человека основана на неудовлетворенности существующим, что есть исходное и дежурное состояние человека, обуславливающее постоянную переделку мира – то: не будет вам, граждане, гармоничного, вечного и единого социального мироустройства. Социумы будут зарождаться и восходить, падать и гибнуть. Существование утопического государства – то есть социально уравновешенного и соответствующего раз и навсегда определенным потребностям человека – невозможно в принципе. Социальное устройство любого общества было, есть и будет основано на одном базовом уровне: как можно больше потреблять, перерабатывать и производить.

Пятое. Все и любые идеологии и политико-экономические теории являются лишь попытками объяснить с точки зрения сознательной человеческой деятельности, направленной на удовлетворение человеческих же нужд, эту нехитрую истину энергоэволюционизма, изложенную в предыдущем пункте.

Шестое. Смены общественно-экономических формаций вечны – исходя именно из повышения их КПД и общей мощности по части энергопреобразования.

Седьмое. Именно поэтому замена органической, биологической, человеческой цивилизации – цивилизацией машинной, компьютерной, неорганической – логична, естественна и неизбежна: объективна. Искусственные неорганические системы в перспективе производительнее нас, их КПД в перспективе неизмеримо выше нашего, на единицу лично потребляемой энергии они способны производить на порядки больше работы, и в конце концов они будут умнее нас. Прием пределов ни их уму как мощности аналитическо-операционной системы, ни их энергопреобразовательной деятельности – принципиально не существует. Пока они, через создание Нового Большого Взрыва, не перезапустят Вселенную.