И сейчас я опять пытаюсь нарисовать в своей шестилетней голове воспоминания того пожара, и, кажется сознание меня шестилетнего отреагировало на это предостережение, так как в груди, на секунду, все замерло от страха, но в это же мгновение меня снова отстранили из малолетнего меня, оставив безмолвным свидетелем надвигающегося Армагеддона.
Половина банки с бензином уже была израсходована. Горящие стрелы с успехом, по дуге, преодолевали расстояние до воды и падали в нее шипя. Совсем расслабившись, шестилетний я со своими друзьями, для увеселения наскучившей нам забавы, начали стрелять чуть выше зарослей камыша, что конечно же привело к точному попаданию прямо в их центр. Несколько секунд молчаливого осуждения стрелявшего, внимательное обследование зарослей взглядом на предмет возгорания и вот, когда уже, казалось бы, пронесло, над озером появилась первая, едва заметная струйка дыма. Мы честно пытались потушить начинавшийся апокалипсис, но стрела угодила в аккурат в топкое место, до которого с берега уже было не добраться и огонь быстро, переходя по верхам стеблей, начал распространяться по всем зарослям. Мы, побросав свои луки, стрелы, пол банки с бензином, бросились по дальше от этого места. Несмотря на юный возраст, нам хватило ума разделиться и появиться на нашей улице (в это время столб черного дыма был виден, наверное, с другого конца города) порознь и вести себя так, как будто мы только что встретились. Ни запах бензина и дыма от нашей одежды, ни перепачканные сажей лица и руки, почему-то никого не навели на мысль о нашей причастности к все полыхавшему адскому пламени.
Искали нас все, кто жил в окрестностях озера, потому как от запаха дыма, поднимающегося от зарослей камыша, использованных автомобильных шин, выброшенных в эти заросли, дышать было невозможно. Искали нас, да не нашли, потому как мы тоже нас искали. Самое темное место под свечой.
Глава II
К моменту моей выписки из госпиталя, промежуточная судьба моя уже была решена. Я отстранен от должности старшего оперуполномоченного, однако числюсь в штате и ожидаю решения военно-врачебной комиссии. Кто-то может подумать, что отстранение от должности подразумевает под собой и прямое «разрешение» на неисполнение своих должностных обязанностей, однако на практике послаблением, в этом смысле, может служить, разве что, отсутствие твоей фамилии в графике дежурств. В остальном же все та же работа, потому как в уголовном розыске сил и средств постоянно не хватает, а раз ты в «штатке», будь ты хоть стажер, хоть инвалид, выжимать из тебя будут по максимуму.
Как водится, после продолжительного отсутствия занятия любимым делом, которое в течение года, заставляет морщиться и подпирает к глотке, при одном только упоминании о нем, инициатива растянутая, максимум, на неделю, прет из меня из всех мест. За время вынужденного отсутствия на рабочем месте в голове были перебраны несметные количества вариантов оптимизации труда, более качественного подхода работы с документацией, которые, в теории, казались верхом простоты исполнения, нужно только лишь придерживаться плана. Однако уже через упомянутую неделю весь план летит к чертям, оптимизация не оптимизируется, а бумаги… да Бог с ними. Сделаю, когда будет время.
Все бы так и продолжалось и уже почти вернулось на круги своя в моем сознании, если бы не вердикт врачебной комиссии, который рекомендовал перевести меня, временно, под наблюдением врачей, на должность, не связанную с оперативно-розыскной деятельностью. Не могу сказать, является ли это традицией, но частенько сотрудников из оперов переводят, по разным причинам именно в участковые. Принято считать уголовный розыск элитой МВД. Раскрытие тяжких преступлений, изобличение преступных групп и прочие доблестные победы бойцов невидимого фронта, конечно, по праву дают им такое звание, но если уголовный розыск – это элита, то участковые уполномоченные, это настоящие трудовые лошадки. Участковым как и опером, нужно быть рожденным. Хороший участковый, человек на своем месте, знает на своей территории всех и всё. Он, если позволите, в малейшей перемене поведения своих подопечных, может уловить, а под час и пресечь, какую-нибудь подготавливаемую ими каверзу. Хорошему участковому не нужно часами стаптывать туфли по району в получении информации, к хорошему участковому, по большей части, вся информация с района стекается на его опорный пункт, потому как он на своем районе человек уважаемый. Поэтому, на мой взгляд, профессия участкового, под час, сильно недооценена.
И так, для меня началась новая жизнь. Тридцатисантиметровые стопки материалов, заявлений о мелких кражах, драках, побоях, громкой музыке в ночное время и прочих бытовых и не очень правонарушениях. На опорном пункте «постоянные клиенты»: бабули, у которых постоянно что-то происходит, сидельцы, приходящие на отметку. В некоторых местах мне такая работа даже нравилась, однако постоянное общение (очень много общения) с гражданами, которым от тебя всегда что-то нужно, сильно изматывает. В какой-то момент, когда я, находясь дома, наследующий день после суточного дежурства, начал ощущать неполноценность жизни от того, что целый день ни одна живая душа не обратилась ко мне с претензией или требованием.
Отдельной, красной, линией в работе участкового сияет взаимодействие с отделением по делам несовершеннолетних. Это не проходящая головная боль. Нет ни одного дня, чтобы какой-нибудь из подопечных инспектора этого подразделения не сотворил бы в школе, на улице или дома «великого подвига». Но если малолетние хулиганы, «чисто поржать», создают Везувий из унитаза общественного школьного туалета, закидывая в него двести грамм дрожжей, то так называемые «АУЕ» нацелены на совершение не просто хулиганских поступков, а именно с элементами криминала, будь то кражи, вымогательство или грабежи. Их преступления дерзки по своему исполнению, потому как носят публичный, нарочито показушный характер. Демонстрируя всем приверженность к, якобы, воровским традициям, эти «стремящиеся», однако, не экономят на бумаге после задержания, рассылая жалобы на сотрудников полиции во все возможные инстанции. Вероятно, в их интерпретации воровских понятий, «не в падлу» жаловаться в прокуратуру на ментов.
Вот и для меня сегодня настал этот «замечательный» день, когда на утреннем рапорте, вместе с начальником участковых, в кабинет вошла инспектор ОДН. Я смотрел на нее и хотел плакать от умиления. Маленькая, ростом около 160 сантиметров, худенькая девочка с миловидным лицом, в кукольном форменном обмундировании. Своим мягким детским голосом, после того, как ее представил начальник, она в общих чертах пересказала суть нашего будущего сотрудничества:
– Здравствуйте! У меня в производстве находится материал по краже. – в кабинете среди участковых прошелся неодобрительный шепот и в это же время из коллектива прозвучал вопрос с места – Детский мир обокрали? – вызвав дружный смех коллег.
– Нет, не Детский мир. – с невозмутимым лицом продолжала девочка-инспектор. – В сорок пятой школе, в раздевалке, похитили сотовый телефон из кармана, мы по видеокамерам установили кто совершил, а задержать не можем.
– Что за персонаж? – уже серьезным тоном прозвучал очередной «вопрос из зала».
– Некто Кривоногов, – продолжала девочка, а в «зале» едва слышно прозвучало, – хе-хе… Кривоногов.
– Да, Кривоногов, – услышав это саркастическое замечание повторила девочка, – он в футбол играл раньше… – договорить ей не дал дружный гогот моих коллег, который то и дело подогревался шутливыми комментариями. – И что же, больше не играет? – сквозь смех выдавил один из участковых, рассчитывая, на смешное продолжение истории спортивной карьеры этого парня с футбольной фамилией.
– Нет, больше не играет. – Совершенно искренне, без намека на улыбку, даже с какой-то досадой на лице произнесла девочка, – у него что-то не получалось, и он забросил занятия.
После этого краткого дополнения коллектив участковых, включая начальника, залились громким смехом, высказывая свои предположения, что именно не получалось у парня. Инспектор же стояла с растерянной улыбкой, не зная, что ей делать дальше. За всеобщим весельем никто и не заметил, как дверь в кабинет тихонько отворилась и на пороге плавно появилась фигура начальника отдела. Немой вопрос застыл у него на лице. Переводя взгляд с коллектива на нашего начальника, он становился суровее, но, когда он дошел до кукольного инспектора, желание расщепить нас на атомы, явно присутствующее у него до этого в глазах, моментально испарилось.
