– Бай-бай, бай-бай, поди, бука, на сарай. Поди, бука, на сарай, коням сена надавай. Кони сена не едят, все на буку глядят, баю-баюшки, бай-бай! Поди, бука, на сарай, Сашку с Полькой не пугай! Я за веником схожу, тебя, бука, прогоню. Пди, бука, куда хошь,

Сашку с Полькой ты не трожь.

Саша так просидела долго, потом сползла на подушки и уснула.

Разбудил её громкий возглас:

– Кто такая?

Свеча прямо возле лица.

– Давно я тут не была, какие перемены! – усмехнулась девица, державшая кружку со свечой.

Девица была хороша собой и очень смугла, лицо едва отличишь в темноте, лишь влажно белели зубы в хищной улыбке и белки замечательных больших глаз матово мерцали. «Так вот какая она – Хельга», – подумала Саша.

Говорила незнакомка решительно, фразы и слова с акцентом будто отрезала друг от друга.

– Что разлеглась здесь?! – она грубо тряхнула Сашу за плечо. – Забралась в чужой дом и дрыхнешь!

– Игнатьев привёл меня сюда.

– Господин Игнатьев для тебя!

Смуглая рука мелькнула в воздухе и больно хлестнула по лицу. Маленькая ручка оказалась тяжёлой, и щека заполыхала огнём. Голова от неожиданности вдавилась в подушку. Девица замахнулась снова, почуяв безнаказанность, но Саша схватила её за руки и оттолкнула.

Кружка полетела в сторону. Девица быстро нагнулась и поставила её в стороне на дощатый пол. В следующее мгновение она уже с визгом летела на Сашу, скрючив в хватке пальцы, и вцепилась ей в волосы, едва оказалась рядом.

Саша попыталась увернуться, но незнакомка замолотила непрерывно кулаками, при этом норовя стукнуть лицом о топчан. Обалдев от такого натиска, Саша со всей силы мотнула девицу спиной об стену, отчего та хакнула и ослабила хватку, отпустив волосы.

Глухие хлопки, раздавшиеся в наступившей на мгновение тишине, заставили обернуться обеих.

Господин в котелке и длинном пальто, светлых лайковых перчатках стоял в квадрате тусклого вечернего солнца, падавшем из открытого люка, и размеренно хлопал ладонью о ладонь.

– Браво… Сколько экспрессии… Продолжайте же!

Саша зло отпихнула девицу от себя и одёрнула платье.

– Кто вы все такие?!

Вертлявая девица изогнула презрительно красивые губы:

– Это ты, овца, откуда здесь взялась? Я здесь живу.

– Значит, Хельга. Я Саша.

Мужчина, откинув полы пальто, сел на чурбак, снял котелок, и тогда стало видно его лицо, которое до этого терялось в тени. Саша сильно вздрогнула. Механический правый глаз гостя обратился на неё. Стальной окуляр был вживлён, похоже, давно, потому что рубцы вокруг были почти незаметны. Здоровый глаз насмешливо прищурился.

– А я к господину Игнатьеву. Его, я так понимаю, нет. Ну, что притихли?

– Да ты совершенный урод, – протянула Хельга, сложив руки на груди и вызывающе отставив ногу, – слышала о таких, но не видела никогда.

– Не надо так, ведь ему… – оборвала Саша Хельгу и смешалась.

– Ему обидно… Ты это хотела сказать, девочка моя? Ну, признайся, тебе меня жаль, – он расхохотался.

Неприятный оскал мелких ровных зубов. Механический глаз теперь неотрывно смотрел на неё.

– А ведь жалость нестерпимо обидна. И твоя подруга, похоже, знает об этом. Вот она не пожалела меня.

Хельга демонстративно отошла к столу, налила себе вина и стала пить. Вытерев тыльной стороной ладони губы, она крикнула из-за стеллажа, заносчиво задрав подбородок кверху:

– Говори, что тебе надо, и проваливай отсюда!

Тот оборвал смех. И, пройдя в тёмный кухонный закуток, уставился теперь на Хельгу.

– Тебе не следует так себя вести, тебе следует знать своё место, маленькая отвратительная шлюха, – он встал и, играя тяжёлой тростью, подошёл к Хельге.

Приставил её к горлу опешившей девицы. Выползший из трости клинок упёрся в кожу. Хельга попыталась рывком оттолкнуть от себя его, но незнакомец ухватил её за ворот платья и прижал к столу. Хельга захрипела.

Услышав этот звук из-за перегородки, Саша лихорадочно стала отыскивать глазами что потяжелее и, вцепившись в холодную ручку топора, ещё не зная, что будет делать в следующее мгновение, оказалась за спиной мужчины. Опустив топор плашмя на его голову, она как в тумане видела, что топор прошёл вскользь, незнакомец лишь дёрнулся, устоял на ногах, но рука его перестала удерживать Хельгу. Он медленно обернулся. Или это Саше казалось, что всё происходит слишком медленно.

Хельга тут же с силой пнула кованым носком ботинка незнакомцу под колени. Ноги его подкосились, и через мгновение Хельга уже сидела верхом на нём и молотила кулаками по лицу.

– Верёвку, Сашка, ищи верёвку! – орала она.

Но незнакомец ударом кулака в висок заставил её умолкнуть. Хельга мешком свалилась на пол.

Одноглазый повернулся к Саше.

– Зря ты не убила меня. Пожалела. Но я же тебе говорил, что жалость унижает человека. Ты унизила меня. Тебе придётся заплатить за это.

Он подошёл близко. Она видела коричневые рубцы вокруг его страшного глаза, редкую клочковатую щетину. Зубы мелкие, хищные ощерились в злобной ухмылке.

– Беленькая, добренькая, ты мне нравишься, из тебя получится славная маленькая шлюшка. У тебя будут свои деньги, свой дом. Ты заработаешь себе на безбедную старость.

Саша отступала от него. Отчаяние комом подкатило к горлу. Она нащупала топор ногой.

– А-а, ты уже жалеешь, что пожалела меня, не правда ли, моя девочка? Расскажи, что бы ты сделала со мной теперь, в подробностях.

Отступив ещё раз, Саша с силой толкнула одноглазого в грудь. Тот отшатнулся на шаг. Она схватила топор и занесла его над головой.

Одноглазый прищурился единственным глазом.

– Ну? Ты медлишь, – рассмеялся он.

И тут деревянный чурбак опустился на его голову. Одноглазый рухнул и откинулся на спину, глаз ненужно уставился в потолок.

– Дышит. – Хельга, сидя на корточках, нащупала пульс.

И подняла глаза на Сашу.

– Таких уродов нельзя жалеть. Ты слишком добра, – укоризненно покачала головой она, глядя снизу вверх. Говорила она очень чисто, без акцента, только будто немного картавила.

Та молчала. Потом выдавила:

– Спасибо тебе.

– Ой, только не надо, а! Я ненавижу таких уродов, мать родную продаст. Верёвку бы найти.

Она принялась шарить по стеллажу возле выхода.

– У меня есть, – сказала Саша.

Она взяла верёвку со стеллажа, стоявшего возле топчана, перекатила одноглазого на живот и, скрестив кисти его рук, умело накинула петлю. Затянув её, Саша перекинула верёвку вокруг шеи незнакомца. Хельга прищёлкнула языком:

– Да ты мастерски вяжешь узлы!

– Один из моих отцов ходил боцманом на рыболовном судне и, напившись, заставлял меня и мою сестру вязать узлы и лазать по канату, – Саша, потянув верёвку на себя, проверила узел на ногах, – каната не было, приходилось ползать по полу, а потом бить в гонг и сзывать на обед. Этот папаша потом отъехал в приют для умалишенных.

– Знаю я это местечко, – кивнула мрачно Хельга, но сменила тему: – Есть в этом доме что-нибудь поесть?

– Есть солонина и картошка, – Саша вдруг поняла, что сильно замёрзла, – надо растопить печь.

– Хлеба охота, можно купить в лавке в посёлке, – протянула Хельга, недовольно сморщившись.

– У меня нет денег.

– Пора идти работать, сударыня, работать… мы все здесь работаем и складываемся в общий котёл, – Хельга смуглым пальцем возила по остаткам засохшего теста в чашке, поскребла их ногтем, пожевала, налила вина и выпила, – конечно, Игнатьев, добрая душа, кормит нас задаром, но… Это не значит, что ты должна тут прохлаждаться.

– А ты где работаешь?

– У меня очень хорошая работа, и мне неплохо платит мой мешок с деньгами.

– Ты…

– Я живу на содержании… со-дер-жан-ка, – Хельга, пьяно протянув по слогам, расхохоталась.

Саша промолчала. Поднялась к люку и долго смотрела на серое вечернее небо. Тянуло дымом от фабрики. Багровый диск солнца предвещал ветер на завтра. Саша закрыла люк и спустилась. Зажгла свечу. Хельга, раскинувшись, спала на топчане. Платье, серо-голубое с кружевным стоячим воротничком, со славными перламутровыми пуговками, с кружевными нижними юбками. Всё это купленное на распродаже стоило недорого, но сейчас казалось, что Хельга одета, как светская дама, ведь у неё были даже перчатки, они валялись у входа.