– Господа! – подхватил Круглов. – Способность клеток поддерживать свою организацию зависит от генетической составляющей, которая сохранена в веществе, из которого состоит артефакт. Передача информации от него к нам, возможна потому, что это вещество способно к самовоспроизведению, но, для этого нам понадобится живой образец.
– Если я вас правильно понял, нам нужен испытуемый, который согласится стать жертвой? – предположил Альфред.
– Не жертвой, а пациентом, – воодушевленно заметил Круглов. – Если хотите, Сверхчеловеком, подчинившим себе вселенскую энергию и тайну времени!
– Ну, это в перспективе, – заметил, улыбаясь, Альфред, – а пока, на чем мы все-таки остановимся?
– По моему глубокому убеждению, чтобы закончить исследования, нам рано или поздно, все равно понадобится еще один участник эксперимента, – сказал Круглов. – И в первую очередь, опыты на нем будут обозначать, принятие нами ответственности перед возможной его смертью.
– Тогда, предлагаю единственно доступный вариант, – отчеканил Альфред, доставая записную книжку из внутреннего кармана пиджака. – Не допуская никаких оправданий моему поступку, могу обратиться с просьбой к статс-секретарю имперского ведомства юстиции Герману Лиске, чтобы он, нам предоставил заключенного «Моабитской тюрьмы», для завершения нашего исследования.
– То есть?
– Осужденного к высшей мере наказания, – отозвался Альфред. – И не смотрите на меня так, словно я зверь, какой. Мы ему окажем услугу, если он выживет.
– Да, да! – поддержал Романов. – В нашем случае, лучше не придумать. Идея хорошая, и главное выполнимая.
– Но, – возразил Круглов. – Статс-секретарь может потребовать объясниться, в обмен на эту услугу.
– Ну, что ж, я был праведником, теперь побуду и грешником, – ответил Альфред. – Если потребует объяснений, что-нибудь придумаю.
– Отлично, – сказал Романов. – Времени у нас нет, остается пожелать успеха.
– Спасибо, я отлучусь на какое-то время, и постараюсь вернуться не один.
Сейчас доподлинно неизвестно, какой состоялся разговор между профессором Леруа и статс-секретарем юстиции Лиске, но, подозреваю, что Альфред Леруа разговаривал с ним не как немецкий минералог, а как имперский агент, потому что, уже через три часа, он вернулся с заключенным «Моабитской тюрьмы» и без лишних комментариев, они приступили к работе.
«Моабит»
«Многим из тех, что опередили свое время, пришлось
дожидаться его не в самых комфортабельных помещениях».
Станислав Ежи Лец 1936 год.
В тот день, на Ратеновер Штрассе, в самом центре Берлина, в одном из пяти четырехэтажных корпусов Моабитской тюрьмы, соединенных между собой в форме веера, состоялся деловой разговор.
Говорившие не были простыми людьми, они не были рабочими, и не были солдатами. Они относили себя к обществу рыцарей Германской империи.
– Подумай о том, кто у меня здесь сидит, – заметил статс-секретарь имперского ведомства юстиции Герман Лиске. – Изменники, террористы, убийцы, насильники, революционеры. А теперь представь, как один из таких, вламывается в чью-то квартиру, где молодая немка, с белым плоским животом, ясными глазами и рыжими вьющимися волосами, готовит обед для своей дочурки. Она кричит и сопротивляется, маленький ребенок напуган, но ублюдку, до этого нет никакого дела. Он срывает с нее одежду и роняет на пол. Он одержим только одним, – удовлетворением своих низменных желаний. Разве такую судьбу она себе хотела? Скажи мне! После того, что он сделал, какая участь должна его ждать?
– Герман, ты же знаешь меня не первый год. Я не испытываю моральных предрассудков, перед лицом этих жалких существ, и считаю, что такие как он, заслуживают самого сурового наказания, – проворчал Альфред, и взгляд его посуровел. – Не хотел бы я быть одним из твоих арестантов!
– Мир делится на два типа людей, победителей и побежденных, – сказал статс-секретарь. – Ты, дорогой мой друг, относишься к победителям!
– Хочется верить! Но, откровенно говоря, моя связь с имперской агентурой, наводит меня на мысль, что я могу не дослужить до пенсии, и в один прекрасный момент, оказаться в роли посетителя твоего прогулочного дворика.
Статс-секретарь выдержал паузу, словно задумался о чем-то важном.
– Тебе приходилось когда-нибудь собирать гильотину? – оживленно поинтересовался Герман Лиске, сменив тему разговора.
– Откровенно говоря, не припоминаю.
– Это так сказать, мое хобби, – улыбнулся Герман. – Страсть, которая может быть смертельно опасной, и все же, это очень интересно. При весе в 500 килограмм, это занимает довольно много места и времени. За последние пять лет, в моем внутреннем дворике, казнено двенадцать человек. Десятерых из них, казнил палач на свежем воздухе, с помощью топора. И только двоим, выпала честь познакомиться с гильотиной. У нас ведь, на три тюрьмы, только одна гильотина. Ее перевозят с места на место полностью разобранной, из Плетцензее в Бруксаль, а оттуда, уже прямиком везут к нам.
– Серьезно?
– Да, представь себе! – улыбнулся Лиске. – Быть казненным гильотиной, почетно для арестанта.
– В любом случае, я все же надеюсь, что никогда не стану вашим почетным арестантом, – улыбнувшись, заметил Альфред, и подкатил глаза кверху. – Вообще, я заглянул по делу.
Их разговор был прерван появлением тюремного священника, с длиннющими усами и мясистым красным носом. Пастор отпускал арестантам грехи, но по внутренним правилам, на саму казнь не допускался. Пожилой служащий поинтересовался, можно ли ему посетить очередного смертника из народного сопротивления, с тем, чтобы отпустить грехи.
Герман не любил, когда его перебивали, особенно, когда это делали люди ниже его рангом, поэтому, тут же дал ему понять, что сейчас занят более важными делами, а значит, с этим можно пока подождать.
Статс-секретарь имперского ведомства юстиции Герман Лиске, был полноправным хозяином этого места и властителем тысячи душ. Немного осанистый, с орденом Рыцарского креста Королевского Дома Гогенцоллернов на груди, он предложил прогуляться по своим владениям, выразив желание побыть экскурсоводом.
Выйдя из кабинета, Герман Лиске тут же сбросил с себя маску доброжелательности и принял суровый и решительный вид человека, который, может решить участь любого встречного.
Они прошли по серому коридору до внутреннего дворика, где полноправный хозяин Моабита, похвастался уже собранной и установленной гильотиной.
Эта была ярко освещенная комната для пыток и казней, посередине которой, рядом с установленной гильотиной, расположилась плетеная корзина для голов. Через всю комнату, от верхушки гильотины к стене был натянут металлический трос, который с одной стороны держал нож, а другим своим концом, крепился к лебедке для его подъема.