Самому Мэбу тоже нездоровилось – последние дни выдались уж слишком насыщенными событиями, и даже ускоренная регенерация боевого некромага не могла справиться с постоянно обновляемым и пополняемым списком травм. Вспоминая припавшие пылью букетики лекарственных трав и комментарий подселенца относительно них, я не особенно удивилась тому, что все лечение Мэба сводилось к установке «само пройдет». Я же знала всего два лекарственных средства – настой корня шиповника от поноса и отвар ромашки от всего остального.

Но мало было новости о нездоровье коменданта, так еще и Килиру, видимо, надоело сидеть в одиночестве, и он стал выбираться на общую территорию. Ребята от этого были не особенно в восторге, но держались вежливо и почтительно – не придраться. А лич демонстративно находился на почтительном расстоянии от меня, но при этом постоянно маячил в зоне видимости.

Я во дворе – Килир прогуливается по стене, любуясь пятью десятками оттенков серого, желтого, зеленого и коричневого, которые только мог продемонстрировать окружающий заставу осенний болотистый пейзаж.

Я за чем-нибудь захожу к канцелиару – жрец с интересом рассматривает развешенные и разложенные неподалеку ковры.

Я сижу в общем зале жилого корпуса – лич сидит или висит в воздухе неподалеку, изучая свиток, книгу или какую-нибудь безделушку.

Поначалу это удивляло. Потом забавляло. А вскоре начало раздражать даже сильнее, чем его обычная назойливость.

Единственным местом, где Килир не маячил поблизости, являлась моя комната. Возможно, потому что ее размер что в длину, что в ширину, был меньше, чем расстояние, которое он демонстративно удерживал между нами. Конечно, может быть, лич также не рискнул бы сопровождать меня к дому коменданта, но повода проверить эту гипотезу не нашлось. А беспокоить больного без весомой причины не хотелось.

Когда в очередной раз жрец безмолвно и не глядя на меня завис рядом с груженой шерстью телегой, делая вид, что его невероятно интересует количество тюков внутри, во мне всколыхнулась злость.

– Кажется, кто-то пытается взять тебя измором, – ехидно сообщил подселенец. – И у него это даже почти получилось, судя по твоей реакции. На всякий случай напоминаю, совесть – рудимент, постарайся от нее избавиться поскорее. Рассуждай, а не чувствуй.

– Да при чем тут совесть?

– При том, что он сейчас всячески демонстрирует свое одиночество. Потому что из всего населения заставы только ты можешь составить ему достойную компанию.

– Его сюда никто не звал.

– А с его точки зрения это не важно. Он последовал сюда за тобой, беспокоясь о твоем состоянии. Ну, по крайней мере, это официально озвученная позиция, которой нет смысла не верить – мало ли, что может взбрести в голову личу, которому кто-то вдруг приглянулся. А ты, между прочим, все еще ему обязана. Так что…

– Вот я не понимаю, ты сейчас вообще на чьей стороне – на его или на моей, а?

– На собственной, — холодно ответил подселенец. – Скучающий лич зачастую только выглядит таковым. На самом деле он очень внимательно за тобой наблюдает. А еще внимательнее – за остальными. Но ты воспринимаешь его присутствие исключительно через призму своего раздражения, тогда как остальные вообще начали относиться к нему чуть ли не как к самоходной мебели, настолько он не отсвечивает. Понимаешь, к чему я клоню?

– Он может увидеть или услышать что-то, для него не предназначенное…

– Именно.

– И что ты предлагаешь?

– Удели ему внимание, раз он так его жаждет.

– Ты это серьезно?

– Абсолютно. Развлеки его… беседой, например.

– Я понятия не имею, о чем разговаривать с личем, который неизвестно во сколько раз старше меня.

Альд издал странный смешок. Хм. Ну да, он же тоже старше меня.

– Поинтересуйся у него о чем-нибудь. Спроси совета. Расскажи что-то о себе.

– О да, о себе я могу рассказать о-о-очень много любопытного, – съязвила я. – Особенно на интересующую его тему моего воскрешения.

– Формально, на этот его вопрос ты ответила, – протянул подселенец. – Ответ, конечно, вышел откровенно так себе, но с поправкой на твой образ наивной ду…

– Так о чем мне с ним говорить? – нетерпеливо переспросила я. – Конкретнее.

– Хм… – Альд ненадолго замолчал. – Ты можешь обсудить с ним Речи Суртаза.

– Кажется, я тебе уже говорила, что не разбираюсь…

– Вот именно. Как вариант, можно поговорить о различных способах поднятия и удерживания мертвецов – еще одна тема из множества тех, в которых ты не…

– Лучше уж Речи Суртаза, – отрезала я.

– Ну так вперед, – в голосе Альда послышались злорадные нотки, – а то он эти тюки уже по третьему разу пересчитывает, кажется.

Обреченно вздохнув – конечно же, мысленно – я направилась к жрецу. Остановившись в паре шагов от него, немного подождала, но так как никакой реакции на мое появление не последовало, была вынуждена заговорить первой.

– Брат мой…

Килир медленно развернулся ко мне всем телом. Настолько откровенной демонстрации покорности и печали я в жизни не видела. В посмертии, впрочем, тоже.

– Я снова помешал тебе, сестра? – тихо спросил он. – Прошу подождать еще полтора дня. Завтра вечером я избавлю тебя от своего общества.

– Я не…

От охватившей меня неловкости я щелкнула челюстью. Кости Суртаза, да что же это такое? Его не звали, сам навязался, маячил весь день немым укором, такой себе одинокий страдалец, и в результате всего этого я все равно себя чувствую виноватой… Так, Шиза, соберись.

– Не зря я говорил про совесть… – ехидно напомнил подселенец.

– Я прошу прощения за то, что не составила тебе компанию сегодня, – я наконец совладала своей неловкостью. – И вчера. Сам понимаешь, дела…

– Да, я понимаю, – Килир едва заметно улыбнулся и опустил глаза. – В любом случае, я благодарен тебе за возможность отдохнуть в тишине и… одиночестве.

На последнем слове голос лича дрогнул. Умом я понимала, что все это – игра. Фальшь. Что его голос – лишь инструмент для манипуляции. Но если он пытался меня задеть – ему это удалось. Я слишком хорошо знала, что такое одиночество. Особенно – нежеланное. А если не пытался…

Вдруг он действительно тянулся ко мне просто потому, что я не настолько высокомерна, как остальные наши сородичи в посмертии? Ну а попытки очаровать… С его-то внешностью – ничего удивительного. И, похоже, он уже понял, что чары на меня не действуют – степень отвращения заметно снизилась. Да и ко внешности его я уже как-то попривыкла, похоже. Не симпатяга, конечно, но если смотреть сквозь него, то вполне терпимо. Все-таки, огоньки в пустых глазницах дают в этом смысле неоспоримое преимущество – никто не знает, на что именно ты смотришь прямо сейчас.

– Если тебе одиноко, можем поговорить.

Килир удивленно приподнял брови, будто бы мое предложение стало для него неожиданностью. Интересно, сколько правды в этом выражении удивления?

– Не стоит, боюсь, я и так слишком долго злоупотреблял твоим вниманием…

Ага, это мне еще его поуговаривать нужно, что ли? Ну уж нет.

– Что ж… – я пожала плечами.

– Но я буду благодарен, если ты уделишь мне столько времени, сколько сочтешь нужным, – видимо, лич понял, что моя совесть не только легко просыпается, но и засыпает довольно быстро. – Я всегда рад общению с тобой.

– Ладно… – даже не знаю, достоинством или недостатком в тот момент была безэмоциональность моего голоса. – Правда, времени у меня не так уж много, и я понятия не имею, о чем можно поговорить.

Жрец тонко улыбнулся и едва заметно качнул головой.

– Если не против, поднимемся на стену? У вас здесь замечательный вид.

И хотя я откровенно сомневалась в искренности последней фразы, причин возражать у меня не было. Стена или внутренний двор – какая разница? Главное – что на виду у всех. Наедине с ним мне не хотелось оставаться категорически.