Он поднимает бионику на уровень глаз и хмурит брови, будто что-то решая, будто сомневается, что кому-то действительно хочется ощутить на себе касание холодных жестоких пальцев. Не дожидаясь решения дилеммы, она сама охватывает его запястье и прикладывает раскрытую ладонь к правой груди. Её уста выпускают несдержанный стон и солдат пугается, едва не одернув руки.

— Больно?

— Хорошо. Продолжай.

Дальше талия, бедра и ягодицы. Руки двигаются синхронно, мягко сжимая всё на своём пути, поглаживая.

— Красивая, - неожиданно выдаёт он и сразу же захлопывает рот на замок. Нельзя проявлять интерес. Нельзя оценивать ни куратора, ни его действия. Рефлексы, закрепляемые годами, сложно вытравить. Он уже успел представить, как его вышвыривают за дверь, но ничего подобного не происходит.

— Ты тоже красивый. Мне так нравится твоё тело, волосы, глаза, губы… Детка, ты будто написан кистью самого талантливого художника всех времен. Можно теперь я коснусь тебя?

— Куратор может… - снова начинает он свою пластинку, но Лилит видимо приняла решение разорвать шаблоны.

— Знаю, что может. Но я не хочу делать этого, если ты не хочешь. А теперь подумай. Ты хочешь, чтобы я коснулась?

— Да.

— Потому что я держусь из последних сил. Хочу сделать тебе хорошо, вылюбить. Есть условие.

— Какое? - снова сведенные брови. Он ожидает какой-то просьбы взамен, какого-то поручения или наказания.

— Не молчи. Я хочу слышать тебя. Слышать реакции на то, что собираюсь делать. Что нравится, а что нет. Уяснил?

— Да.

Первым делом, она склоняется к лицу, упираясь руками по обе стороны от головы. Волосы щекочут его. Целует сперва лоб, затем нос, обе щеки, уголок губ, по нижней проводит языком, линию подбородка к уху. Мочку охватывает губами и коротко посасывает, чувствуя сбившееся дыхание. Крепкую шею вылизывает полностью, иногда оставляя метки, не яркие, до утра он будет чист. Теперь её ладони мнут всё, к чему дотягиваются. Губы и язык спускаются на грудь, на шрамы, на соски, которые сразу же твердеют.

— Мокро, - первая реакция. Не то, что она ожидала, зато честно.

— Приятно или нет?

— Да.

Лили еле заметно кивает и возвращается к прежнему занятию. От поцелуев в живот он подрагивает, причём от каждого.

— Щекотно?

— Хорошо. Только кажется что-то не так, - его живая рука накрывает пах и странно сжимает, — Показалось.

— Не расстраивайся. Я этим ещё займусь. У нас много времени.

Обойдя пах, она усыпает поцелуями крепкие ноги аж до самых пальцев. Чуть массирует ступни и без брезгливости целует одну, а потом и вторую.

— На живот, - это уже звучит, как приказ. Трудный в выполнении, ведь ему сложно открывать спину, но куратору перечить нельзя. Вопреки его странному ожиданию какой-то боли, всё, что он чувствует, это горячие ладони, язык и губы.

К концу этого приятного исследования, она уже твёрдо знает все самые чувствительные места на крепком теле. Шея, соски, внутренняя поверхность живого плеча, подмышечная впадина, тазовые косточки, место над коленом и внутренняя поверхность бёдер, подколенные ямки, кожа вдоль позвоночника и ямочки на пояснице. Самое интересное, конечно, ещё не исследовано, но ему кажется достаточно и этого. Хорошо, что Лилит не привыкла останавливаться на полпути.

— На спину.

— Мне хорошо, - снова честно признается он, теперь без лишних вопросов поглаживая покрасневшие, припухшие губы.

— Сейчас будет ещё лучше. Обещаю.

Спускаясь вниз, она намеренно уделяет немного внимания всем доступным из перечисленных выше зонам. И вот, окунувшись носом в жёсткие тёмные волоски в паху, сама теряется в ощущениях. Его запах крепкий, мужской, чуть терпкий. Зимний вытягивается, как струна, сжимая бедра, запрокидывая голову, сгорая от прежде неизвестных ощущений. Он не знает куда деть руки, чтобы случайно не причинить ей боль, поэтому сжимает обеими изголовье.

— Детка, как же ты пахнешь. Черт… Какой же ты… Расслабься. Я не сделаю тебе больно, обещаю. Только хорошо.

Он поддаётся настойчивым рукам, которые разводят ноги в стороны. Чувствует себя таким беззащитным, слабым, уязвимым. Однако стонет впервые, когда чувствует губы и язык на мошонке.

— Горячо, Лили… Гор… Лили…

— Неприятно?

— Приятно. Слишком.

— Мне ещё приятнее. Ты стонешь… Это лучшие звуки в моей жизни. Не сдерживайся.

Она пробует всё, начиная мошонкой и заканчивая промежностью. Лижет, всасывает, сосёт, сжимает губами. Как же его трясёт, выворачивает, выкручивает, заставляя влажные волосы разметаться по подушкам. И он стонет, почти скулит от запредельных чувств. Держать во рту вялый член, как минимум странно, но его реакция стоит всего. Чувствительнее головки оказывается только местечко под яичками. Поэтому вскоре язык сосредотачивается там, а кулачок усиленно стимулирует остальное. И знаете что? Не обязательно иметь эрекцию, чтобы кончить. Удивительный факт, о котором не знала даже Лилит, ведь никогда с таким не сталкивалась. Яички поджимаются, а сперма вытекает на рельефный живот и чуть пачкает волосы на лобке.

— Блядский боже… Детка ты… Ты чудо, слышишь? Какой же ты чувствительный, - после каждого слова поцелуй. Вскоре она собрала каждую каплю семени, оставила его таким чистым, каким он не бывает и после душа, — Такой вкусный. Такой…

Мой хочет сказать она, но не хочет врать. Ни ему, ни себе.

— Это нормально?

— Так и должно быть у мужчин. Тебе понравилось?

— Я никогда не чувствовал ничего подобного. Жарко, горячо и мокро и…хорошо. Сердечный ритм на 30% выше нормы.

— Скоро пройдёт.

— Мне жаль, что я не могу быть нормальным, как куратор Рамлоу. Я хотел бы, как у вас, - он расслабился настолько, что позволяет себе мечты. Губы Олсен расползаются в улыбке.

— С тобой лучше, чем с Рамлоу. Мне хорошо только от того, что тебе хорошо. Честно. А теперь спать.

Она отворачивается спиной, но чувствует как чуть позже он обнимает её, прижимает к своей груди, гладит тёплой ладонью по животу, дышит в загривок. От этого мурашки бегут по коже.

**********

— Брок, какого хуя? Я вроде бы ключами с тобой не делилась, - ворчит она, едва переступив порог своего дома. Там стоит аромат свежезаваренного кофе и крепких сигарет. Он возится на кухне, посуда гремит. Лили вздыхает и проходит туда, усаживается за стол и подпирает голову кулаками.

— Подумал, что спустя двое суток вне дома, тебе не захочется готовить. Поэтому вот, - он ставит тарелку и чашку перед ней. И ей неловко, правда. Перед глазами сразу мелькают отрывки ночи с солдатом…

— Спасибо. Присоединишься?

— Да, я себе тоже кофе сварил.

— Вкусно, с чего бы такие нежности? - Олсен откладывает вилку и промакивает губы салфеткой. Брок выглядит другим, что-то происходит, но что?

— Не могу быть спокойным, когда ты проводишь время там, с ним, - честно признается мужчина и закуривает.

— Это не имеет значения, командир, ты и сам об этом знаешь. У нас есть план, которому мы будем следовать. Бумаги по отпуску подготовил? - она очень хочет, чтобы это выглядело убедительно, но тремор рук и опущенный в чашку взгляд говорят за себя.

— Он трогал тебя? Снова? - и так тонкие губы сжимаются добела, как и оба кулака.

— Ты ведь знаешь, что ему нечем. Но я… Я да… А потом он спал рядом до самого утра.

— Знаешь как это выглядит со стороны, Лили? Будто ты влюбилась в ружье и хочешь его трахнуть, пока заряжено. Вот как. О чем ты, блядство, думаешь? Он мог убить тебя в любую секунду. Спать рядом с Зимним солдатом это… Ты точно проходишь психиатрическую проверку? - сперва спокойные интонации меняются яростными, угрожающими.

— А трахаться с командиром своей группы, забив хуй на возраст и яркую возможность вылететь с работы? Это норм? Ты знал какая я!

— Да знал, но сейчас ты теряешь голову. Знаешь что? На колени, быстро!

— Брок, я не в настроении.

— На колени или одно прострелю. У тебя же отпуск, вот и полечишь, - он вскакивает со своего места и мчит в коридор. Брок старается не носить оружие с собой у неё или у себя дома, поэтому быстро извлекает его из под куртки. Когда возвращается, она покорно стоит на коленях. Ярость и ревность застилают разум. Глок так уверенно лежит в ладони.