Потемнел лицом Оскол, а князь Цедраг, медленно растягивая слова, произнёс:

– Вот видишь, Оскол, и твой отец служил князю бодричей. Служи мне! Дел много – неспокойно сейчас на нашей земле.

Оскол отрицательно помотал головой:

– Я уже выбрал князя. Мой князь – Рюрик, а я его дружинник.

– Возьми нас в свою дружину, Оскол! – загалдели стоящие рядом «охочие люди» руян или как их называл Остромысл – «бездельники». – Мы с таким воеводой, как ты, огонь и воду пройдём! Ты же видел – воевать мы умеем. Ну что, возьмёшь?

– Возьму, но не в свою дружину, а в дружину князя Рюрика.

– Согласны! – обрадовано зашумели теперь уже дружинники Рюрика. – А ты у нас за воеводу будь!

– Хватит медлить! Уходить надо,– услышав эти слова, раздражённо пробурчал Градомир. – Ты со мной, Оскол, или со своей дружиной?

– Как уходить? А жёнки и дети бодричей там остались.

– Уже не остались, – сзади Оскола ответил Корлин. – Я людей послал, чтобы сюда их вели. А ещё послал, чтобы две ладьи данов сюда пригнали, а у остальных днища топорами пробили, чтоб неповадно гнаться за нами было. Спаси тебя боги, Оскол, за заботу о нас. Не забудем мы этого. И если помощь будет нужна или беда какая, то дай весть – обязательно на помощь придём.

Цедраг внимательно оглядел руян, окруживших Оскола, бодричей и вагров во главе с Корлином и недовольно поджал губы.

* * *

Славяне плыли под парусами к родным берегам. Уже давно скрылся из глаз берег данов, а Оскол всё оглядывался назад, выискивая – нет ли погони? Во всех ладьях были раненые, а также отдельно лежащие, прикрытые плащами мёртвые, которых планировали предать огню на родной земле.

– Оскол, – окликнул его дружинник Таислав, – русичи сигналят. Что делать будем?

Оскол увидел, как на одной ладье упал парус, и к ней начали приставать остальные ладьи русичей.

– Спускайте парус и доставайте вёсла! Посмотрим, что там случилось.

– Опасно, Оскол! Как бы ладьи не повредить!

– Ничего! Волны не такие большие – выдержат.

Посреди моря, сгрудились суда славян. Под напором волн их борта ударялись между собой, тёрлись, сдирая смолу с досок, но все понимали, что только важное событие может вот так собрать в единое целое посреди моря эти струги.

Крутослав и все русичи стояли без шлемов, и их длинные клоки волос, оставленные на выбритой голове, развивались на ветру. Перед ними, смотря перед собой вдаль, стоял Остромысл.

– Ты повёл всех в набег, тебе и ответ держать, – Крутослав говорил громко, стараясь, чтобы каждое его слово не заглушали ни шум волн, ни удары бортов ладей. – Не уберегли мы все князя Вратибора. Да, князя! Для нас он – князь. Ты закон знаешь, и не мне тебя учить!

Остромысл вздохнул и снял с себя меч в ножнах:

– Так тому и быть. Я готов!

– Погоди! – Крутослав выставил вперёд свою ладонь, останавливая Остромысла. – Перед смертью князь Вратибор просил выполнить две его просьбы: позаботиться о своём сыне Мирославе и не убивать тебя. Мы выполним волю князя и оставим тебя в живых, но ладью ты должен покинуть!

Оскол в душе ужаснулся: покинуть ладью в море, где не видно берега – это неминуемая гибель, но Остромысл не показывал страха:

– Я чту закон и выполню его. А ещё я должен отдать свой меч тому, кого я считаю достойным носить его, – он нашёл глазами Оскола. – Оскол, возьми этот меч! Вы все видели, как он бился, и поэтому я ему передаю свои ладьи и имущество. Желыба! – Остромысл позвал одного из своих воинов. – Вот вам новый воевода! А нет, то ищите себе нового.

Желыба, соглашаясь с Остромыслом, кивнул головой, а тот, скинув сапоги, прыгнул с ладьи в воду.

– Погоди! – Оскол схватил пустой бочонок и кинул ему вслед. – Может это тебе поможет…

Остромысл охватил одной рукой бочонок, а другой начал грести, удаляясь от ладей.

– Не захотел, значит, ты его гибели, – Крутослав пристально взглянул на Оскола.

– Не захотел… Спас он меня в бою.

– Не боишься, выходит, нарушить закон?..

Оскол промолчал, а Крутослав понимающе кивнул головой:

– В бою он спас тебя, ты спас его, ты спас и нас. И сейчас хочешь ему помочь. Нет ничего выше доблести, чем выручить из беды своего товарища. Я видел, как ты бился с данами. Хорошо бился! Если бы был жив князь Рус, то он непременно бы взял тебя в свою дружину. Ты духом наш. Многого может достигнуть тот князь, у которого есть такой воин. Вот тебе моя рука. – Крутослав протянул Осколу руку, и тот пожал её. – Знай, когда будет тебе трудно, то всегда можешь обратиться к русичам.

У рядом стоящего князя Цедрага от услышанного нахмурились брови. Он ещё раз поглядел на Оскола, на мелькающего среди волн с бочонком Остромысла и, цедя слова сквозь зубы, промолвил:

– Ну что, закон исполнили – пора в путь!..

– Да, пора, – согласился Градимир, и славяне, поставив паруса, направились к родным берегам: ладьи руян и русичей с изрядно поредевшим войском – к своему побережью, а бодричи и вагры на бывших ладьях данов – к своему, и только Цедраг на своём судне замешкался. Он смотрел на удаляющиеся ладьи, и на лице его возникло недовольство:

– Не по нраву мне этот Оскол, хотя, надо признать, воин он отменный, – Цедраг посмотрел назад, туда, где боролся с волнами Остромысл.

– Чего так? Ведь он нас спас, – не понял Траскон.

– Много чести ему воздали. Освободить нас – это был его долг. А ты слышал, как он сказал: «Я дружинник князя Рюрика!» Ты слышал – князя! А каких это таких земель?..

– Так у его отца Годослава был удел. И он твой брат…

– Эта земля сейчас под моей дланью, а насчёт брата… – после паузы Цедраг добавил: – Надо ещё посмотреть – мой ли он?

– Как ты думаешь, князь: почему Славомир находится в темнице у императора франков, а не княжит у бодричей?

Цедраг недоумённо пожал плечами:

– Почему?..

– Не простил ему народ ему союз с данами. Не поддержали его бодричи в его делах неправедных, а без этого править тяжко.

– Народ не поддержит – поклонюсь в ноги франкскому императору Людовику. С его поддержкой нам сила данов будет не страшна.

Траскон внимательно посмотрел на князя, и это не ускользнуло от него:

– Что смотришь?

– Как ты похож на своего отца!

Князь Цедраг самодовольно улыбнулся:

– Он многому чему меня научил. А сейчас скажи людям, чтобы свернули парус – на вёслах пойдём.

– Зачем? Под парусом-то быстрее…

– Я тоже не боюсь нарушить закон.

Глава 5

(819 г. от Р.Х.)

– Не спеши! Не спеши! – прерывисто дыша, тихо шептала служанка, которую камергер императора Людовика Бернар, приобняв, затащил в тёмный угол недалеко от императорских покоев.

Он целовал её голые груди, а руки настойчиво поднимали подол её платья.

– А вдруг император зайдёт?

– Не волнуйся, глупышка! Он сейчас молится, – успокоил девушку камергер и долгим поцелуем заставил её замолчать.

– Бернар! – раздался грозный окрик.

В проёме двери стоял император франков Людовик:

– Ты всё никак не утихомиришь свою похоть?!

Нисколько не смущаясь, девица опустила подол своего платья, и на ходу пряча под одеждой свою голую грудь, выбежала из комнаты. Бернар, потупившись, принял почтенную позу:

– Я весь во внимании, государь!

– Бернар, я устал от мирской жизни и поэтому принял решение постричься в монахи3.

– Помилуй, государь! Государство без правителя, что новорождённый без титьки.

Император надменно приподнял голову:

– Alea jacta est! – произнёс он на латыни, что означало – жребий брошен. – Империя в надёжных руках моих сыновей. Так что не медли и собирайся в путь! Много людей не бери, только охрану. Выезжаем сегодня же…

– А куда направляемся, государь?

– Мой друг Бенедикт Анианский4 посоветовал мне монастырь в пригороде Вероны. Данная обитель особо отличается праведностью бытия и служению Господу.