Наконец в семь тридцать четыре квартира отозвалась.

– Да, – послышался в трубке усталый голос сына. – А, это ты, старик. Здравствуй…

– Ты где был? – сказал Погребенников раздраженно. – Звоню три часа. Из-за тебя пропустил ужин!

– Был на собрании по поводу сбора макулатуры.

– Врешь?

– Честно.

– Небось мотался на речку!

– Не будем, старик, зря терять время, все равно ведь нельзя проверить.

Это была истинная правда.

– Как дела? – спросил энтомолог. – Исправил хоть одну?

– Тебе можно волноваться?

– Опять?

– Да… По истории…

– Как же ты можешь? Даже по истории! Значит, ты просто-напросто не выучил. Это ведь не математика. Если «два» по истории, значит, не выучил!

– Ну, не выучил…

– А что говорит мама?

– Мама говорит, что сказывается твое отсутствие. Старик, не трать зря монеты. Приедешь – разберешься.

Сын положил трубку. Он был экономным человеком.

Кандидат наук сбегал в магазин, наменял горсть пятнадцатикопеечных монет и позвонил на работу жене. Жена очень занятой человек, но все же Виктор Степанович рискнул оторвать ее от важных дел.

– Алле! Вас слушают, – ответила жена строгим голосом.

– Что у вас там происходит? – закричал глава семьи. – Почему вы гребете двойки лопатами? Почему ты не наведешь порядок?

– А… это ты… – облегченно вздохнула жена. – А я думала, по поводу убийства косули на Лесной. Как твое здоровье?

– К черту здоровье! Какое может быть здоровье, если конец года, а у вас уже пять двоек!

– Сказывается твое отсутствие, – сказала жена. – Одну минуточку, у меня другой телефон… Кровь на плаще?.. Но кровь еще ничего не доказывает! Нужна экспертиза! Позвоните попозже, я занята! Алле, извини, дела… Так что ты говоришь?

– Я говорю – пять двоек!

– Да… Это ужасно… Без тебя он стал совсем другим ребенком… Он рассеян, груб, оговаривается на каждое слово. Одну минуточку… Я же вам сказала! Кровь на плаще – ничего не доказывает! Может, он порезал палец! Сделайте сначала анализ крови! Если кровь окажется…

Монеты кончились, автомат отключился, и Виктор Степанович так и не узнал, какой может оказаться кровь на плаще.

К вечеру давление подскочило еще выше, сердце колотилось, грязелечебница имени Семашко вызывала раздражение, а «Ессентуки № 4» казались самой отвратительной водой на свете. У Погребенникова исчезли сон и аппетит.

Поздно вечером, когда он уже лежал в кровати и, глядя в потолок, считал пульс, пришла сестра и сказала, что его срочно приглашает к телефону междугородная.

Предчувствуя, что случилось что-то непоправимое, Виктор Степанович трясущимися руками натянул брюки и в шлепанцах помчался к телефону. Трубка лежала на столе дежурной, зловеще поджидая его.

– Алле! – крикнул Погребенников. – Алле!

– Виктор Степанович? – послышался холодный женский голос, не предвещавший ничего хорошего.

– Да… – прошептал кандидат наук.

– Извините, что звоню так поздно… и прерываю ваш отдых… К вам невозможно дозвониться. Но обстоятельства сложились таким образом… Или, может быть, вам нельзя волноваться, тогда мы отложим разговор до вашего возвращения.

– Мне можно волноваться, – сказал Виктор Степанович невнятным, спрессованным голосом.

– С вами говорят по поручению родительского комитета… Мария Степановна…

– Здравствуйте, Мария Степановна.

– Здравствуйте. Я буду коротка, чтобы не нарушать ваш режим, Сегодня случилась очень большая неприятность. Я звонила вашей жене, но ее срочно вызвали по поводу какой-то косули… Дело очень неприятное. Сейчас им занимаются городские инстанции. Ваш сын устроил международный конфликт! С Канадой!

– С Канадой? – Погребенников пошатнулся и машинально опустился на стул, подставленный дежурной сестрой.

– Представьте себе! Директор в ужасе… Доложили в роно и выше. Вы меня понимаете? Не знаю, что теперь будет.

– Могут разорваться дипломатические отношения? – на лбу у кандидата наук выступил холодный пот.

– Ну, до этого вряд ли дойдет, – несколько успокоила Мария Степановна. – Но никто не может знать, чем это кончится.

– Очевидно, мне надо срочно вылетать? – спросил Погребенников. – Может, удастся как-то замять…

– Это вы решайте сами, – голос Марии Степановны помягчел. – Но, может, все и обойдется. Школа, во всяком случае, приложит все силы…

– А в чем суть? – поинтересовался Виктор Степанович.

– Суть вот в чем. К нам в школу прибыла делегация канадских эсквайров. Ваш сын должен был их приветствовать в стихотворной форме на английском языке. Но текст он не выучил, хотя на это отводилось достаточно времени. Вместо стиха он что-то пробормотал невнятное по-русски… Остальные, кто должен был говорить вслед за вашим сыном, растерялись, и весь сценарий полетел в тартарары. Вы меня понимаете? Директору плохо. Сопровождающая комиссия в ужасе. Канадцы ничего не понимают, волнуются. Вы представляете? Завтра все руководство школы вызывают в роно. Вы пока не берите билет. Может, все и утрясется. Я буду держать вас в курсе.

– Да, – пробормотал Виктор Степанович. – Очень нехорошо получилось.

– Сказывается ваше отсутствие.

– Но я за многие годы первый раз… Врач сказал…

– Я понимаю. Но тем не менее вы должны влиять и на расстоянии.

Щелчок. Гудки.

Бессонная ночь.

На следующее утро, когда Погребенников лежал в углекисловодородной ванне, вошла сестра и протянула телеграмму с грифом «Правительственная».

– Это не мне, – сказал Виктор Степанович твердо сестре, – я никогда в жизни не получал правительственных телеграмм.

– Вам, – ответила сестра. – Срочно и лично в руки. Распишитесь вот здесь.

Кандидат наук промокнул о полотенце углекисловодородную руку и неверным почерком вывел свою фамилию. В телеграмме было: «Первый конфликт улажен тчк Мария Степановна».

Естественным движением души Погребенникова было обрадоваться. Он уже начал было радоваться, но тут обратил внимание на слово «первый» в начале телеграммы. Почему «первый»? Если есть первый конфликт, значит, существуют и другие? И затем – правительственная телеграмма. Что бы это значило?

Виктор Степанович выскочил из углекисловодородной ванны и побежал к междугородному телефону-автомату. Жена тотчас же взяла трубку.

– Товарищи! – сказала жена. – Я не верю, что браконьер оказался настолько хитер, что вместо косули подсунул козу… Слушаю… А, это ты… здравствуй… Как самочувствие? У меня совещание.

– Я получил правительственную телеграмму, – сказал кандидат наук. – Об инциденте с Канадой я знаю. Что еще случилось?

– Сорван симпозиум по порошковой металлургии.

– Ты это мне?

– Да…

– Но при чем здесь симпозиум? Разве наш сын ученый-металлург?

– Это у них такая практика по физике… Извините, товарищи… Междугородная… Ты совсем отстал от школьной программы… Приезжай скорей. Он совсем отбился от рук… Я уже не могу.,.

– Но почему телеграмма правительственная?

– Потому что симпозиум международный.

– О боже!..

Погребенников пропустил обед, иглотерапию, кислородный коктейль, но застал сына дома.

– Что произошло на симпозиуме по порошковой металлургии? – спросил он без всякой дипломатии.

– Я им сорвал этот симпозиум, – тоже прямо ответил сын.

– Почему?

– Не успел изобрести собственный порошковый метод плавки металла.

– Почему же ты не успел изобрести… этот самый метод?

Молчание. Щелчок автомата, проглотившего монету.

– Ну, отвечай, почему?

– Сказывается твое отсутствие. Старик, не трать зря деньги. Приедешь – разберешься. Только быстрей приезжай, а то у нас скоро практика в «Детском мире».

– Какая еще практика? – удивился Виктор Степанович.

– По труду. Будем торговать игрушками. У меня нехорошее предчувствие.

– Только не расхищай! – успел крикнуть кандидат наук, как автомат отключился.

Два дня прошли спокойно. Проходя мимо ящика с письмами и телеграммами, Виктор Степанович закрывал глаза, а во время прогулки огибал грабитель-автомат за два километра. Давление снизилось, «Ессентуки № 4» опять стали казаться вкуснее «Портвейна-72», по ночам вместо кошмаров со стрельбой, кровью, мертвыми косулями начали сниться красивые девушки.