- .И не были никогда. Но сегодня тебе будет все, что пожелаешь.
- Ладно, - покорно согласилась она.
Когда рядом были мать и няня-француженка, он считал нужным держаться строго, теперь он ломал все, чем отгораживался от нее раньше, учился быть терпимым - она должна была найти в нем и отца и мать, должна знать, что он не останется глух ни к одному ее зову.
- Я хочу познакомиться с тобой поближе, - серьезно сказал он. - Во-первых, разрешите представиться. Я - Чарлз Джей Уэйлс, живу в Праге.
- Ой, папа! - У нее голос сорвался от смеха.
- А вас как зовут, позвольте узнать? - не отступался он, и она мгновенно включилась в игру.
- Онория Уэйлс, живу в Париже, улица Палатин.
- Одна или с мужем?
- Одна. Я не замужем.
Он указал на куклу.
- Но я вижу, у вас ребенок, мадам.
Обидеть куклу было выше сил, Онория прижала ее к груди и быстро нашлась:
- Верно, я была замужем, а теперь - нет. У меня муж умер.
Чарли поспешно задал другой вопрос:
- И как же зовут вашу девочку?
- Симона. В честь моей школьной подружки, самой лучшей.
- Я так доволен, что у тебя успехи в школе.
- На третьем месте в этом месяце, - похвалилась она. - Элси всего на восемнадцатом, по-моему... - Элси была ее двоюродная сестра, - А Ричард и вовсе в хвосте.
- Нравятся они тебе, Ричард и Элси?
- Да, вполне. Ричард очень нравится, и она тоже ничего.
Он спросил осторожно, как бы между прочим:
- А тетя Марион и дядя Линкольн - из них кто больше?
- Наверно, дядя Линкольн все-таки.
С каждой минутой он все острее ощущал ее присутствие. Когда они входили, вслед им шелестело "...прелесть", и сейчас молчание за соседним столиком посвящено было ей, ее разглядывали открыто, словно цветок, который не способен чувствовать, что им любуются.
- Почему я живу не с тобой? - внезапно спросила она, - Потому что мама умерла?
- Тебе полезно здесь пожить, подучишь французский как следует. Папе трудно было бы так хорошо за тобой смотреть.
- За мной больше не нужно особенно смотреть. Я все умею сама.
Они выходили из ресторана, как вдруг его окликнули двое, мужчина и женщина.
- Ба, Уэйлс собственной персоной!
- Лорейн, сколько лет... Здравствуй, Дунк.
Нежданные тени из прошлого - Дункан Шеффер, приятель и однокашник по колледжу, Лорейн Куолз, хорошенькая пепельная блондинка лет тридцати, из той компании, с чьей помощью в то бесшабашное времечко три года назад месяцы пролетали, как короткие дни.
- Муж в этом году приехать не мог, - ответила она на его вопрос. - Вконец обнищали. Определил мне двести в месяц и пожелал истратить их наихудшим для себя образом... Девочка ваша?
- Может быть, вернешься, посидим? - спросил Дункан.
- Рад бы, да не могу. - Хорошо, что было чем отговориться. Как всегда, он не остался равнодушен к дразнящему, влекущему обаянию Лорейн, однако ритм его жизни был теперь иной.
- Тогда пообедаем вместе? - спросила она.
- Если бы я был свободен. Вы мне оставьте ваш адрес, и я вам позвоню.
- Чарли, у меня подозрение, что вы трезвый, - осуждающе сказала она. Дунк, я, кроме шуток, подозреваю, что он трезв. Ущипните-ка его, и мы проверим.
Чарли показал глазами на Онорию. Они прыснули.
- Ты-то где живешь? - недоверчиво спросил Дункан. Чарли помедлил, называть гостиницу не было никакой охоты.
- Еще не знаю толком. Лучше все-таки я вам позвоню. Мы идем на утренник в театр "Ампир".
- Вот! Как раз то, что мне надо, - сказала Лорейн. - Желаю смотреть клоунов, акробатов, жонглеров. Дунк, решено, чем заняться.
- У нас еще до этого есть дела, - сказал Чарли. - Там, вероятно, увидимся.
- Ладно уж, сноб несчастный... До свидания, красивая девочка.
- До свидания.
Онория сделала вежливый книксен.
Как-то некстати эта встреча. Он им нравится, потому что он занят делом, твердо стоит на ногах - он сейчас сильней, чем они, оттого они льнут к нему, ища опору в его силе.
В театре Онория гордо отказалась сидеть на сложенном отцовском пальто. Она была уже личность, с собственными понятиями и правилами, и Чарли все сильней проникался желанием вложить в нее немножко себя, пока она не определилась окончательно. Тщетно было пытаться узнать ее близко за такой короткий срок.
После первого отделения, в фойе, где играла музыка, они столкнулись с Дунканом и Лорейн.
- Не выпьешь с нами?
- Давайте, только не у стойки. Сядем за стол.
- Ну, образцовый родитель.
Слушая рассеянно, что говорит Лорейн, Чарли смотрел, как глаза Онории покинули их столик, и с нежностью и печалью старался угадать, что-то они видят. Он перехватил ее взгляд, и она улыбнулась.
- Вкусный был лимонад, - сказала она.
Что это она такое сказала? Что он рассчитывал услышать? В такси, на обратном пути, он притянул ее к себе, и ее голова легла ему на грудь.
- Дочка, ты маму вспоминаешь когда-нибудь?
- Иногда вспоминаю, - небрежно отозвалась она.
- Мне хочется, чтобы ты ее не забывала. Есть у тебя ее карточка?
- Есть, по-моему. У тети Марион - наверняка есть. А почему ты хочешь, чтоб я ее не забывала?
- Она тебя очень любила.
- И я ее.
Они на минуту примолкли.
- Пап, я хочу уехать и жить с тобой, - сказала она вдруг.
У него забилось сердце, он мечтал, чтобы это случилось в точности так.
- Тебе разве худо живется?
- Нет, просто я тебя люблю больше всех. И ты меня больше, да? Раз мамы нету...
- Еще бы. Только тебе-то, милая, я не всегда буду нравиться больше всех. Вот вырастешь большая, встретишь какого-нибудь сверстника, выйдешь замуж и думать забудешь, что у тебя есть папа.
- Да, это правда, - безмятежно согласилась она.
Он не стал входить с нею в дом. В девять ему предстояло быть тут снова, хотелось вот таким, обновленным, нетронутым, сохранить себя для того, что он должен сказать.
- Прибежишь домой, выгляни на минутку в окно.
- Ладно. До свидания, папа, папочка мой. Он постоял на неосвещенной улице, пока она не показалась в окошке наверху, разгоряченная, розовая, и не послала ему в темноту воздушный поцелуй.
III
Его ждали. Марион, внушительная в вечернем черном платье, - не совсем траур, но все-таки... - сидела за кофейным сервизом. Линкольн возбужденно расхаживал по комнате, - явно только что кончил говорить что-то и еще не остыл. Очевидно было, что им, как и ему, не терпится перейти к делу. Он начал почти сразу:
