Она смотрит на рану, изогнутая рукоять моего ножа все еще торчит из нее, Елена едва заметно качает головой.

– Страховка.

– Что?

Вернув отворот смокинга на место, она слегка пожимает плечами.

– Это страховка, верно? Колотая рана? На случай, если первый способ, каким бы он там ни был, не сработает.

Я открываю рот, чтобы опровергнуть это обвинение, чувствуя необходимость дистанцироваться от истинной причины убийства, но я этого не делаю. Нет смысла, раз она уже и так все поняла.

Часть меня – больная, искалеченная часть, которую я обычно прячу на самых задворках сознания, – хочет, чтобы она знала об этом.

Хочу, чтобы она видела, на что я способен, что происходит с теми, кто бросает мне вызов.

Решение Матео сыграть свадьбу, несмотря на то, что я сказал ему найти способ отказаться от нее, стало тем самым вызовом. И так как я не мог позволить ему разрушить мой план, мне пришлось исключить его из этого уравнения.

Обычно я не так безвкусен и неаккуратен в своем деле; мне нравится узнавать человека получше, узнавать, что не дает ему спать по ночам. Но существование Матео представляло угрозу, поэтому от него нужно было избавиться быстро.

Я сожалею только о том, что не позволил Елене стать частью отравления.

Тяжело выдохнув, Елена поднимает голову и поворачивается ко мне. В отличие от большинства людей, которых я встречал, она никогда не испытывала проблем со зрительным контактом. Она смотрит мне прямо в глаза, словно точно знает, чего я хочу, и старается дать мне это.

Остается надеяться, что она будет такой же покладистой через несколько секунд.

Она смотрит на меня, словно на расплавленную магму, спрятанную под холодным прогнившим фасадом. Я подаюсь вперед, мое тело будто угодило в ее магнитное поле и растворилось в ее тепле.

Золотые ирисы блестят, как растаявшая роскошь, моя рука сама по себе касается ее шоколадных волос.

– Зачем? – спрашивает она, короткое слово, лишенное даже намека на эмоцию.

Я замираю, пальцы скользят по ее волосам, и рука безвольно опускается вниз.

– Почему нет?

– Звучит слишком эгоистично.

Мои брови в изумлении ползут наверх.

– А с чего ты взяла, что я не эгоист?

Она хмурится и скрещивает руки на груди, спрятав ладони под мышки.

– Необоснованный оптимизм, я полагаю.

Позади нас дверь в спальню Матео медленно открывается, и я вижу в проеме светло-рыжую голову своей ассистентки. Марселин окидывает происходящее взглядом своих больших голубых глаз, затем проскальзывает внутрь со спортивной сумкой, перекинутой через плечо, и закрывает ее, подойдя к нам.

Взгляд Елены прикован к фигуре моей помощницы. Пока та передает мне сумку, ее глаза сверкают несдержимаемым гневом, хотя Марселин не может видеть этого из-за моего плеча. Она наблюдает, как пальцы Марселин касаются моих, гнев исходит от нее волнами, приятно опьяняя.

Ревность не то качество, которое я обычно ищу в девушках, но ее присутствие в богине, стоящей передо мной, подобно свежей почве, в которой я готов пустить корни.

Это основа порочности, этой зеленой эмоции, и я планирую использовать ее, чтобы возродить нас из руин.

– Марселин, – медленно произношу я, когда моя помощница делает шаг назад.

Она замирает, хмурит брови, скорее всего, размышляя, не собираюсь ли я дать ей очередное задание, выходящее за рамки ее компетенции. Мысленно делаю себе заметку начислить ей премию и предоставить отпуск, потому что я и так ее уже во многое втянул.

Но преданность, как я выяснил с опытом, – небольшая цена, которую приходится платить некоторым людям.

Так я и попал в эту передрягу.

Расстегнув сумку, я вынимаю инвентарь для уборки и расставляю его на прикроватной тумбочке Матео. Первым делом берусь за нож в его груди, вынимаю медленно, чтобы не забрызгать все вокруг кровью, которая все еще струится из его груди. Она останавливается, но последним залпом проливается из раны на мраморный пол. Я проклинаю себя за то, что не подстелил брезент.

Вытираю лезвие платком, затем небрежно машу рукой в сторону Елены.

– Ты уже знакома с моей будущей женой? – спрашиваю я Марселин, упиваясь резкой тишиной, которая следует за этими словами.

Обожаю такие моменты, они режут воздух, как хлыст.

Наклонившись, вытираю кровь очистителем, который используют в больницах, и одноразовыми полотенцами, затем выбрасываю их в мусорную корзину. Одним пальцем закрываю Матео глаза, затем накрываю его одеялом до подбородка, подоткнув по краям.

Если не знать и не чувствовать запаха очистителя, перебивающего вонь в комнате, никогда и не поймешь, что он мертв.

– Прости. – Елена первая оправилась от моего заверения. – Твоей кем?

Как по команде, дверь в спальню снова открывается, и входит Рафаэль с лысым священником.

Я смотрю на Марселин.

– Нам есть во что ее переодеть?

Она, нахмурившись, качает головой.

– Нет, сэр.

Со вздохом я провожу рукой по волосам и встаю на ноги, попутно сбрасывая кожаные перчатки. Не хотелось бы, чтобы Елена была одета в платье, предназначенное для кого-то другого, но, полагаю, выбора особо нет.

Сняв пальто, я кидаю его на кровать рядом с телом Матео и расправляю отвороты своего пиджака. Святой отец лопочет что-то на итальянском, улыбка на его румяном лице говорит, что он понятия не имеет о происходящем.

Наверное, думает, что его вызвали провести церемонию венчания.

Елена смотрит на своего отца, затем на священника, прежде чем ее утомленный взгляд падает на меня. Ее глаза превращаются в две узкие щелки, ноздри раздуваются, словно она пытается испепелить меня.

– Что происходит? – спрашивает она, сжав кулаки.

Все молчат, вероятно, ожидая, что я сам все объясню. Словно почувствовав, что я собираюсь сделать, Елена вздрагивает, как только я начинаю двигаться в ее направлении. Она бросается к двери, но я делаю выпад одновременно с ней, предвидя попытку бегства, и хватаю ее обеими руками за талию.

Прижав Елену к себе, чувствую, как ее зад трется о мой член, я разворачиваю нас так, что мы оказываемся прямо перед священником. Тот теперь изумленно смотрит на нас во все глаза.

Он шипит что-то Рафаэлю, тот качает головой и отвечает мягким успокаивающим тоном. Мои губы приближаются к уху Елены, пока она пытается вырваться из моей хватки, очевидно, не понимая, что именно ее боевой дух и привлек меня к ней с самого начала.

Чем больше она пытается освободиться, продолжая тереться об меня, тем тверже становится мой член.

– Осторожнее, крошка.

Чуть подавшись вперед, я скольжу рукой вниз по ее животу и прижимаю к себе сильнее кончиками пальцев. Она делает короткий вдох, почувствовав доказательство моей реакции, и мгновенно замирает.

Зрители не мешают нашему возбуждению; скорее, наоборот, увеличивают его, вкупе с осознанием того, что она полностью в моей власти. Одно неверное движение, и я унижу ее на глазах ее собственного отца куда сильнее, чем уже это сделал.

Махнув священнику свободной рукой, я продолжаю прижимать ее к себе второй.

– Какого хрена ты делаешь? – шипит она, дернув плечом, к которому я прижимаюсь подбородком. – Я не собираюсь выходить за тебя замуж.

– Боюсь, у тебя нет выбора.

– Папа, – выдыхает она, глядя на него с мольбой в глазах. – Ты ведь видишь, что он сделал с Матео, верно? Почему ты его не остановишь?

– Даже если бы и хотел, уверяю тебя, он ничего не может сделать. – Бросив на священника грязный взгляд, я щелкаю пальцами, приказывая ему приступить к делу.

– Мой отец – самый влиятельный человек в этом городе, – говорит Елена поверх голоса священника, когда он начинает свою речь.

Я хмыкаю.

– Вовсе нет.

Раф напрягается, но я не обращаю внимания. Это для него точно не новость.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать один из самых радостных моментов в жизни, соединение двух сердец перед лицом Господа. Здесь, в этой… комнате, мы свидетельствуем брачный союз доктора Кэллума Андерсона и мисс Елены Риччи.