– Сегодня батальон на десять секунд быстрее пробежал, – негромко сообщает ЧжуВон.

– По последнему считаете? – он в ответ кивает.

Разминочный утренний комплекс повторяю с первого раза. Ну, изредка некоторые элементы со второго. После зарядки и завтрака иду в спортзал тренироваться. Руками бить по груше или партнёру сразу отказываюсь. Так что мне усечённый вариант дают, удары только ногами. И ещё локтем. Защита, в основном, уход. Жёсткий блок тоже не для меня.

Это первая часть, не сильно мне интересная. Меня вдохновляет вторая, ножевой бой. И вот тут я кручусь и верчусь с огромным удовольствием.

После обеда – огневая подготовка. Я надёжно выбиваю больше сорока очков. И в последний день, в целом повторивший предыдущий, капитан Мун принимает у меня реальный зачёт. Со стрельбой десятью патронами. Я после пяти выстрелов делаю небольшую паузу, имитируя привычную серию из пяти выстрелов. Времени для этого достаточно. И затем выкладываю вторую серию. Восемьдесят два балла, в зачёт на «отлично» укладываюсь.

В последний вечер наших прогулок по спортплощадке ЧжуВон затевает какой-то непонятный разговор. Опасный для меня, внутри сразу напрягаюсь.

– Юна, а как ты ко мне относишься?

Сначала смотрю с огромным недоумением, потом спрашиваю:

– Какие-то девчачьи ты разговоры затеваешь. У меня вся семья женская, работаю в женской группе. Думала, хоть здесь отдохну, и вот тебе новость!

ЧжуВон, надо отдать должное, быстро справляется со смущением. Но оно мелькнуло, мелькнуло!

– Всё правильно. Мужчинам нужна определённость. Поэтому и спрашиваю. Вокруг нас пусть думают, что хотят, мне про себя знать надо.

А действительно, кто мы друг другу? Вся страна твердит, что пара, так поневоле поверишь. Долго над ответом не думаю, точно знаю, что мы не жених и невеста.

– Наверное, друзья. А что остальные думают, их дело. Нас по большому счёту не касается.

ЧжуВон с сомнением качает головой. Замолкает. А я взрываюсь:

– Чего ты от меня хочешь?! Я еще подросток, как ни удивительно. У меня месячный цикл установился только полгода назад! Я расту ещё! Тупо в росте прибавляю!

ЧжуВон трясёт головой, пытаясь осознать незнаемые до этой секунды факты.

– Ёксоль! Как это?

– Так это, – успокаиваюсь я, – Честно говоря, рост замедляется. За последние полгода выросла всего на пол-сантиметра. Биологически я только-только из детского возраста выхожу. Так что любви от меня может добиваться только грязный педофил.

Вопрошающе смотрю на него: «Ты – грязный педофил?». ЧжуВон морщится и замолкает. Пять минут переваривает, что я на него вывалил. Я не скучаю, делаю растяжку.

– Поэтому ты тогда меня в аптеку за прокладками гоняла? – это он тот случай вспоминает, когда мы морочили глупым девицам головы на «слепых свиданиях», – Я всё понять не мог, как это может быть для девушки неожиданностью.

– Вот так и может, – замечаю я, меняя ногу, – Ждёшь через месяц, а оно бац! И начинается через неделю. Стрессы часто такое провоцируют. А я тогда всё время в режиме стресса жила.

Не удержался от того, чтобы пнуть пацака. А нечего тут! Пацак хмурится и темнеет лицом. А я вздыхаю, изнутри поднимается протест. ЮнМи, опять она. Ей, видите ли, жалко его, …

– Да не в тебе дело. Ты так, сбоку. Меня тогда в семье прессовали. Да сам знаешь…

– Знаю, – светлеет лицом пацак. И сразу захотелось снова чем-то его прижучить.

ЧжуВон вспоминает кое-что ещё. Выходит, он тоже тот ролик смотрел?

– А что ты имела в виду, когда намекала СунОк, что твой дядя вообще ни в чём не виноват?

Ишь ты! Любопытно ему, чисто БоРамка…

– А сам не можешь догадаться? – перемещаюсь к лестнице, и стоя к ней спиной, медленно перебираю руками, опускаюсь на мостик. Встаю и повторяю.

ЧжуВон молча смотрит и терпеливо ждёт. Не может, не может сам догадаться, глупый пацак. Выпрямляюсь в очередной раз и говорю:

– Сопоставь два факта. Первый: моего дядю арестовывают и осуждают военные. Пограничники, спецслужбы, армия, не важно. Все они сидят под одной крышей. Так?

– Допустим.

– Факт второй. Несмотря на то, что мой дядя, получается, уголовник и чуть ли не предатель, меня вдруг включают в важную делегацию. Те же самые военные. Ну-ка помоги!

Я поворачиваюсь лицом к лестнице и делаю резкий мах ногой назад и вверх до самого… вам по уши будет. И прошу ЧжуВона дожать мне ногу так, чтобы я смог зацепить её за перекладину. Лицо ЧжуВона уже не такое ошарашенное, когда он первый раз это увидел, однако уважение просматривается.

– Если тебе эти два факта, когда военные одной рукой сажают в тюрьму моего родного дядю, а второй поднимают меня наверх, ничего не говорит, то тебе вообще бесполезно что-то объяснять.

Меняю ногу, ЧжуВон помогает уже без напоминаний.

– Да. Медаль вручили. Хотя медаль тебе давно присвоили…

– В своё время министерству культуры ничего не помешало отменить мне награду. Кажется, яшмовая медаль мне тогда причиталась. А когда узнали, что меня в краже обвиняли, моментально назад отыграли.

– Гражданские… – хмыкнул ЧжуВон. Ага, нравится мне этот снобизм армейских. Особенно трогательный, если вспомнить, что у нас днём с огнём не сыщешь чиновника, не служившего в армии.

– А что это за история с кражей?

Вот оно! Вот один из моментов, ради которых я и затеваю просмотр воспоминаний.

– Да так себе история. Какая-то сволочь мне кошелёк в рюкзак подбросила. Потом шум, гам, полиция, крики «Ах, ты воровка!»… суд в итоге меня оправдал.

– И кто подбросил?

– … – долго-долго смотрю на него с выражением лица «Ты совсем дурак?», – Откуда ж я знаю? Но история очень тёмная. Та скандальная аджума почему-то быстро поняла, что это я. В кошельке было меньше трёхсот тысяч. Видеокамеры на улице не работали. Представляешь? Двадцать камер одновременно вышли из строя. Как по команде.

Но кто это организовал, я ему не сказал. Обоюдоострое дело. Неплохо бы натравить ЧжуВона на ЮЧжин, вместе с семейной службой безопасности, но не надеюсь на него. Дров наломает, а мне разгребай. Вот что мне надо обдумать. Как мне ЮЧжин подкузьмить, но самой в стороне остаться. А то в любой истории, где я замешан, почему-то всегда я крайним и оказываюсь.

Агентство.

Я прихожу на репетицию в форме. Вид у меня строгий и внушающий. Я сначала даже не понимаю, в чём дело. Девочки смотрят с какой-то опаской, Борамка на шее не виснет. Хореографиня старается не спорить. Впрочем, я не злоупотребляю её уступчивостью.

– Да, госпожа, я знаю, что ваш вариант этого элемента лучше. Лучше для Кореи и даже для Японии. Лучше, чем мой. Но я специально такие маркеры в танец ставлю. Я хочу, чтобы нас заметили в Америке и Европе. Мой вариант приближает нас к их стилю. Да и японцы примут, я уверена.

– ЮнМи, а кто будет в визитке вокал вести? – несмело спрашивает БоРам.

– Я, наверное… – в этом месте у нас затык.

– ЮнМи, а может я?

Испытующе гляжу на неё. Сам обдумываю ситуёвину. У нас есть две пары, которые можно синхронизировать. ИнЧжон можно подклеить к паре ДжиХён-ХёМин. А куда девать БоРам? Ей никто пары составить не может. Если только для смеха, но это другой жанр. И куда девать меня? А меня можно спарить с ИнЧжон! Она совсем немного уступает мне в росте. Я заметно тяжелее, но можно поиграть с нарядами. И тогда седьмая, БоРам берёт на себя вокал и минимум движений. Вокруг неё три пары… о! Всё складывается!

Но Борамку я всё равно выдою. Продолжаю смотреть на неё испытующе и с намёком. БоРам нервно облизывает губы.

– Маникюр умеешь делать?

– Умею! – мгновенно отвечает вспыхнувшая счастьем сонбе, – И сделаю!

Она меня даже опередила. Девчонки вокруг хихикают.

– Ну… смотри у меня… – со значением говорю я.

Удаляюсь переодеваться, мне теперь в паре с ИнЧжон ногами махать, а БоРам хватается за текст. Но тут шалишь, я притормаживаю.

– Тичера зови! Выучишь без него хоть одно слово – убью!

БоРам отбрасывает бумажки, будто они ей руки обожгли. Текст-то английский.