СунОк выпучивает на меня глаза. Где-то на заднем фоне опять ойкает мама.

– Да. Ты и маму не жалеешь. Если б ты была взрослой, ты бы не вываливала ей на голову мелкие неприятности. Пришла бы, сказала бы маме, что просто устала. А потом ко мне, пошептаться и посоветоваться. И мама бы радовалась, глядя на нас. Вместо этого ты приходишь и вываливаешь нам на головы тонны вонючего дерьма!

«Дрянь!!!», – этот последний крик я успел задавить. Кое-как, но смог.

Наступила оглушительная тишина. Такая, что я отчётливо услышал успокаивающее тарахтенье Мульчи. Что-то я распалился… ничо, щас сбавим обороты, а сестрице полезно. И надо признать, немалая доля моей экспрессии – заслуга «этих дней».

– И что делать? – совсем мирно спрашивает СунОк.

– Сначала извиниться передо мной и мамой за своё гадкое поведение. А потом повторить вопрос, – жёстко отвечаю я. Мама смотрит на меня, но я не поддаюсь. Сейчас не дожмёшь, потом хуже будет.

СунОк заторможено встаёт и идёт на середину комнаты. Мы все трое смотрим, я с отвисающей челюстью, как она делает женский глубокий поклон «ёчжа-е кхын чоль».

– Мама, ЮнМи, простите меня. Я была не права.

Мама, конечно, тут же бросается к ней. Как бы потопа не случилось. Это я дядю Митю из фильма «Любовь и голуби» вспоминаю, глядя на них.

– Мульча, а ты как думаешь? Простим СунОк или нет? – поглаживаю кошку, та блаженно жмурится. Полагаю, ей глубоко наср… то есть, наплевать, прощу я там кого-то или нет.

– Чего? – это на меня они смотрят, обе. А я спрашиваю. Мне тоже что-то надо сказать?

– Ладно, – машу рукой, – извинения приняты. Проехали.

Ненавижу эти сцены. Хотя что-то изнутри стремится к ним. Обняться и поплакать вместе. Бр-р-р! Прости, ЮнМи, на это я пойтить никак не могу.

После такой необходимой женщинам процедуры успокоенная СунОк садится рядом. Мульча не волнуется, значит, настроение у сестры мирное.

– И что делать? – дождался наконец-то от неё конструктивного вопроса. Слава небесам! Как же я от неё устал…

– СунОк, у тебя есть два ресурса, которые ты можешь использовать. Какие? Ты должна сама догадаться, тебе надо учиться шевелить мозгами.

Думает сестра минут десять. Мне показалось, что слышу скрип её ржавых мозгов.

– У меня есть видеоканал… – не уверенно произносит СунОк.

– Бинго! – отвечаю я, – А что так не смело? За неправильное предложение я тебя не съем.

– Да кто тебя знает… – бурчит сестра.

– Ещё! – требую я.

Но на этом сестра иссякла. Не буду мучить её дальше. Сам знаю, что самое очевидное редко кто видит. Но потоптаться ещё немного на ней не помешает.

– А я? Разве я и моя популярность не ресурс? – от моих слов на лице СунОк отображается досада из разряда «Как же я сама не догадалась?». Я начинаю легонько смеяться, глядя ей в глаза. СунОк слегка смущается, потом улыбка тоже озаряет её лицо. Ну, наконец-то! Прямо камень с души упал.

Через пять минут уже ничего не решающего обсуждения беспокою Мульчу. Идём с сестрой к компьютеру работать с подписчиками канала. Мама не остаётся в стороне, приносит нам чаю с печеньем. В конце концов, это «Ужин с СунОк», а мы, негодницы такие, поужинали без своих подписчиков.

Минут через сорок заканчиваем выпуск. СунОк вздыхает:

– Сильно это не поможет.

Я только хмыкаю.

– Мы только начали, – берусь за телефон. ГаБи отзывается быстро. Перетираем с ней проблему примерно двадцать минут. Передаю трубку СунОк.

– Детали сами обсудите. А я спать. Хватит на меня за сегодня. Мульча, ты где?

Блин! Перед сном надо сменить прокладку. И-э-х, нет в жизни абсолютного счастья…

10 октября. 8:30 утра.

Агентство FAN, кабинет директора.

ЮСон и КиХо смотрят принесённый менеджером ролик. Последний выпуск канала «Ужин с СунОк».

– А-д-ж-ж-ж! – качает головой ЮСон, – Она опять нарушает условия контракта.

– Не нарушает, господин директор. Пока не нарушает. Президент СанХён разрешал ей рекламу канала сестры, – поправил КиХо.

На экране сёстры мирно пили чай и рассуждали о своих проблемах. Одной проблеме. Того факта, что их дядю посадили в тюрьму.

– Многие недовольны тем, что нашего дядю посадили, – говорит СунОк, – даже в кафе меньше ходить стали.

– Да и кумихо с ними! – беззаботно отвечает Агдан, – Что мы тут можем сделать?

– В сети говорят, что нам в Корее не место, что мы семья предателей. И должны сидеть тихо и не высовываться.

– Они всегда так говорят. Это те самые говорят, которые залепили мне гнилым бананом в лицо, испачкали краской наше кафе, тебя побили, маму до больницы довели, президента СанХёна краской облили. По ним самим давно тюрьма плачет. Пусть сами из Кореи сваливают, – агрессивно заявляет Агдан.

– Чего ты вздыхаешь? – обращается Агдан к сестре.

– Дядю всё-таки посадили…

– Ну, да, жалко. У меня только несколько вопросов есть.

– Каких?

– А с чего это наши «дорогие» злопыхатели вдруг заговорили о предательстве?

СунОк вполне достоверно таращит глаза. Она что, не в курсе?

– СунОк, ты что, сама не смотрела? – искренне удивляется Агдан.

– Почему? Смотрела, – не очень уверенно отвечает сестра.

– И самого главного не увидела, – удручённо констатирует Агдан, – что ж тогда говорить о наших недоброжелателях? Там номер статьи, по которой осудили нашего дядю. И это вовсе не предательство. Это статья за контрабанду. Не за измену Родине, не за выдачу государственной тайны. Всего лишь за контрабанду.

– А разве это не измена Родине? – неуверенно спрашивает СунОк.

– Нет! – возмущённо отвечает Агдан, – Контрабанда это незаконный ввоз-вывоз товаров. И если бы дядя вывез, например, образец секретной военной техники, его, как раз и осудили бы за измену. Вместе со статьёй за контрабанду. Но ничего такого нет.

– А что такое незаконный провоз товаров? – продолжала Агдан, – Бывает, что таможня и пограничники негласно получают указания какую-то контрабанду пропускать. Ввозить что-то нельзя, а страна нуждается.

– А почему нельзя? – с надеждой в голосе спрашивает СунОк.

– Да всяко бывает, – машет рукой Агдан, – Бывает, что можно, но таможенные пошлины с той стороны слишком высокие и нам просто не выгодно официально ввозить. Или запрет с той действует, а мы по международным правилам и соглашениям обязаны его выполнять. Вот и выполняем. А за нарушение закона контрабандистами государство ответственности не несёт. Всяко бывает…

Кабинет ЮСона.

– Откуда она всё это знает? – удивляется ЮСон. КиХо пожимает плечами.

Ролик.

– Поэтому все, кто заикается о предательстве, пусть идут лесом, – эмоционально заявляет Агдан.

– Куда? – как-то тупенько спрашивает СунОк.

– В дурдом на проверку к психиатру, – Агдан категорична, – У них с головой не в порядке.

СунОк вздыхает. Агдан продолжает.

– Ещё одно. Судебная ошибка возможна? Очень даже возможна.

– Как они могли ошибиться?!

– А как ошибся суд, который присудил мне штрафы платить? – резонно интересуется Агдан, – Я военнослужащая, моё дело должен рассматривать военный суд. Гражданский обязан был передать все материалы в военную прокуратуру. Почему они этого не сделали?

– Может они не знали, что ты в армии?

– Как это? Там судья, секретарь, обвинитель, куча потерпевших с адвокатами, публика. И никто не знал, что я военнослужащая? Вся страна знает, а они не знали? – откровенно потешается Агдан.

– А ты почему на суд не пошла? – от этого опасного вопроса СунОк директор ЮСон и менеджер КиХо заметно напряглись.

– А я откуда знаю? – пожала плечами Агдан, – Может, я тогда в госпитале была? Я и на работу ходила, но мне могли сказать на левое ухо, а я им почти не слышала первое время. А работы тогда столько было, что бывало и есть забывали. Не то, что тебе там что-то сказали.

Никто не мог видеть, но Агдан в это время толкнула сестру ногой. Слава небесам, сообразила помолчать.