Двум наиболее настойчивым Иван Иванович тут же и назначил встречу в гостиничном ресторане и так и не смог понять, почему вместо двоих заявилось пятеро. Выгнать лишних он не решился, накормил всех до отвала икрой, напоил коньяком и шампанским, а потом, стараясь держать походку, прошествовал к администратору, небрежно перебросил через стойку очередную бумажку с портретом вождя мирового пролетариата и потребовал еще один люкс.
Двух девочек Иван Иванович забрал с собой, а остальных поселил в немедленно выделенные апартаменты, предупредив строго, что в скором времени навестит.
К концу недели Иван Иванович все еще обретался в своем номере, а половину этажа занимал его персональный гарем. Но здесь Ивана Ивановича постигла обычная судьба арабских шейхов, населяющих свои дворцы неземной красоты гуриями, но выступающих при этом в роли собаки на сене. Потому что, несмотря на вполне приличное здоровье, предложение в несколько раз превышало спрос.
Но если у шейхов были дворцовые стражники и верные евнухи, строго следившие за нравами в гареме, то в севастопольской гостинице ничего подобного не наблюдалось. И как-то ночью Иван Иванович с гневом обнаружил, что временно оставленные в небрежении гурии затащили в оплаченный им номер черноусых красавцев и предались разнузданным безобразиям.
Выгнав распутниц и откупившись от вызванного наряда милиции, Иван Иванович произвел смотр личного состава, отобрал восемь наилучших и уже на следующий день отплыл с ними в сторону Сухуми на специально зафрахтованном лайнере, разумно рассудив, что в море соблазнов будет поменьше и хранить ему верность девушкам будет не так уж и затруднительно…
– Ну что, Немец? – строго вопросили его вернувшиеся с промысла и уже отгулявшие свое бичи, обнаружив Ивана Ивановича в котельной. – Понял, сукин сын, что значит малая родина? Что есть такое настоящие друзья-товарищи? Или просто деньги кончились?
Ничего не ответил им Иван Иванович, только склонил седую голову и уронил слезу, навеки похоронив память о беззаботной и упорядоченной жизни своего поволжского фатера. И понял он раз и навсегда, что Родина его – Север, а национальность – великое и разгульное племя бичей. А еще понял он, что единожды попавший сюда – все равно как здесь родившийся и что клеймо бича ставится навечно.
– Да что там! – ответил он друзьям-товарищам и лихо сплюнул в сторону двери. – Погулял малость. Гляжу – три тыщи осталось. Чего уж тут пить-то… Вот и вернулся…
Вот такая история. Не знаю, заметили вы или нет, но родовое имя Иоганн, или по-нашему Иван, в русской части семьи Дицев тоже передавалось из поколения в поколение.
Глава 5
Полет первым классом
– Ну как там?
– Ужас, – ответила стюардесса по имени Жанна. – Кошмар какой-то. Выступает.
– А что ему еще нужно?
– Откуда я знаю? – На глазах у Жанны выступили слезы. – Требует командира. Грозится написать куда-то. Блокнот достал и уже пишет. Спросил фамилию.
– А ты что?
– А что я? Что я могу?
– Выпить ему предложи.
– Предлагала. Говорит, что не пьет. Потом водки взял, потребовал содовую. Где я ему содовую возьму? Налила «Ессентуков», он попробовал, весь скорчился. Потом в туалет побежал. Вернулся – говорит, почему у вас в самолете курят. И все про свой первый класс долдонит.
– Так он же в первом классе и сидит.
– Да я ему сто раз говорила, что он в первом классе. А он не верит. Кричит, что его обманули.
– Ладно, – приняла решение старшая стюардесса Надя. – Пойду командиру скажу.
И вправду, какого еще рожна надо было Адриану! Российские экономические свободы подняли интерес к бывшей империи зла на невиданную высоту. И самолеты из Штатов в Москву и обратно неизменно летели забитыми до отказа. Причем все летевшие требовали первый класс. А где его было взять – этот первый класс, да еще в таком количестве, если в каждом самолете головной салон имел максимум шесть рядов до перегородки, а других самолетов не было? Да если подумать – что такое первый класс? Такое же сиденье под задницей. Пепельница, вделанная в подлокотник вашего кресла. Обеденный столик. О! В первом классе икру дают и выпить. Вот вам и решение проблемы. Сколько у нас заявок на первый класс в листе ожидания? Семьдесят четыре? Отсчитываем семьдесят четыре кресла, вот вам, девочки, скотч, веревочку крепите здесь, по краям, хорошенько только, чтобы не оторвалась в полете, и занавесочку, вот так, вот так. Теперь ты возьми чистый листик бумаги и начерти аккуратненько – сюда стрелочка, это первый класс, а сюда – экономический. Знаешь, как это по-английски будет? Ну и ладненько. И чтобы всем семидесяти четырем икры и выпить – по первому классу.
Адриан сидел прямо перед оторвавшейся еще при взлете занавеской, чудом державшейся на одном из уцелевших креплений. На почти упирающихся в подбородок коленях он держал блокнот с желтыми листами бумаги и пытался сочинить гневный протест.
«Командиру лайнера, пилоту первого класса господину… как, черт возьми, его долбаная фамилия?» (зачеркнуто).
«Президенту авиакомпании „Аэрофлот“» (зачеркнуто).
«Президенту Майклу С. Горбачеву» (зачеркнуто).
– Брось ты, – сказал Адриану русский сосед, топивший разочарование в регулярно приносимом запуганной стюардессой Жанной коньяке. – Бесполезно. Считай, попали мы. Вон там мои сзади сидят, – он махнул рукой и чуть не сорвал занавеску окончательно, – зубы скалят. Они мне все завидовали, что я в первом классе лечу, а теперь зубы скалят. Затарились в аэропорту спиртным за пятнадцать баксов и гуляют всю дорогу. А я все то же самое имею за лишних триста.
Адриан упрямо сжал челюсти, встал и направился в туалет. Дома он много слышал про исключительное качество русской водки, но ничего подобного не ожидал. Да еще в сочетании с этой странной русской содовой. От интересного сочетания во рту у него был невероятно противный йодистый привкус, и вдобавок началась изжога.
Командир корабля, призванный на усмирение взбунтовавшегося американца, не обнаружил мятежника на месте. Но услышал доносящийся откуда-то из хвостовой части грохот. Проследовав по направлению к источнику шума, командир понял, что с американцем дело плохо. Не иначе как напился до зеленых чертиков. Виданное это дело – чтобы трезвый человек сам не мог из туалета выйти? Причем не просто не мог выйти, но еще и сделал с дверью что-то такое, что ее напрочь заклинило.
Пришлось вызывать подмогу.
Однако чертова дверь никак не поддавалась.
– Эй! – позвал командир, прижавшись к двери губами. – Ду ю спик инглиш?
– Можно по-русски, – донесся изнутри слабый голос Адриана.
– Вы сломали дверь, – объяснил командир. – Во время полета ничего сделать не можем. Через час сядем в Шенноне, вызовем механиков. Продержитесь?
– Постараюсь, – проскрежетал Адриан.
– Во время посадки руками упритесь в стенки и не вздумайте вставать, – посоветовал командир.
Возвращаясь в кабину, командир сказал Жанне через плечо:
– Ничего. Часок в сортире посидит, опомнится. Придет в себя.
– Правильно, Левон Ашотович, – согласилась Жанна. – А то замучил совсем. Они все думают, что если у них долларов полные карманы, то им все можно. Хозяева нашлись!
В Шенноне появившиеся на борту механики за пятнадцать минут сняли дверь туалета с петель, а потом, выпустив узника, внимательно изучили проржавевшие болты крепления, один из которых был сломан пополам. Наконец старший ссыпал болты в ладонь командиру и покачал головой.
– Что будем делать, Левон Ашотович? – спросила стюардесса Жанна, глядя на лежащую на полу дверь.
– Как что? Берешь, значит, скотч. Веревочку. Крепишь сюда на проем и вот сюда. И занавесочку.
– А где же занавесочку взять?
– Почему я об этом думать должен? – окрысился Левон Ашотович. – Обо всем я думать должен. Вот ту занавесочку возьмешь, с первого класса, она там уже не нужна, и сюда, вот так, вот так, аккуратненько приделаешь. Поняла?