– Ну как, укротили Вы неукротимую? – довольно любезно спросил меня Глеб и стал неожиданно наливать водку. – Расслабьтесь, пожалуйста, так же, как мы сейчас с Анжеликой. Кристина, куда упорхнула ты и почему?

– Куда, куд-куда, – огрызнулась Кристина. – Сам знаешь куда, дорогой. Зря тратишь ты водку, врачиха не пьет.

– Какая врачиха? Психолог? Так что же там все-таки с Машей?

– Сейчас доложу Вам, что с ней, – не очень любезно ответила я.

– Обиделись, что ли? Я знаю – обидел. Но должен же был я сорвать свою злость. Шесть дней в моем доме девчонка не ест, а Вы с Криськой точите лясы.

– Какая я Криська тебе, я – Кристина.

– Такая же точно, как и Анжелика. Вы все здесь сдурели совсем. Забыли родных отца с матерью. Была же ты раньше Галиной, чем хуже Кристины Галина? Кристина, конечно, звучнее. А Вы тоже, Кира Григорьевна – так, кажется, Вас величать? – в России не так величались? Так чокнемся мы или нет?

– Пока нет. Я раньше звалась тоже Кирой. У Вас, Глеб, прекрасная память на женские имена.

– Не только на них, а на все. На память пока я не жалуюсь, так точно же, как на мозги. Кристине вот надо бы их подлечить. Они у нее набекрень. Мне трудно представить, какой у нее сейчас интеллект, и есть ли вообще, – язвил Глеб, смотря на свою половину.

– Насчет интеллекта сказать затрудняюсь, без тестов могу только предположить, – в духе Глеба ответила я, – а вот коэффициент житейской мудрости очень высок.

– Какой еще мудрости? – ворвалась в нашу беседу Кристина. – Вы, что ли, не видите, что Глеб уже пьян? Обычное состояние его после работы.

– Сейчас после работы, – совершенно не обиделся на свою супругу Глеб, – а вот в былые времена, когда я был директором завода, и во время работы. Ты помнишь, Крысишка?

– Да лучше тебя. Но только прошу – притормози. Не видишь, что здесь посторонний?

– Какой посторонний? Она же психолог. Ей надо бы знать все, что в жизни бывает. Чего затыкаешь мне рот? – Казавшееся мне благодушие Глеба буквально на моих глазах переходило в вербальную агрессию. И не прислушиваясь к словам Кристины, он торжественно вопрошал меня, тут же сам отвечая:

– Ну что нужно русскому мужику, чтоб уладить дела, – рюмка водки, одна только рюмка. А у меня для бесконечных комиссий всегда был припасен целый ящик. Конечно, я не закупал его сам, а поручал все это парторгу или профоргу. – Глеб больше уже не приглашал меня чокнуться с ним, доливая все время себе в рюмку водку, то ли просто выдумывая во хмелю, то ли действительно погружаясь в былое. – Так вот, придет очередная комиссия, я тут же веду ее в сауну. Мы там напаримся и нагуляемся до отвала. Бывало, что неделями не выходили на волю. И одного ящика, конечно, не хватало. Но как только я чувствовал, что уже переборщил, тотчас же моя секретарша вызывала в сауну заводского врача. Он ставил всем нам там системы, чтоб не было интоксикации. Бывало, часами, а то даже днями, мы так промываемся. Потом составляем свои протоколы. Комиссии были довольны, и я в том числе. Прокапает доктор свои физрастворы, добавит в них что-то – и мы как огурчики. Пускай приезжают другие комиссии – меня проверять. Я был гостям рад, знал, как их ублажать.

Очевидно, Глеб все-таки вспоминал, потому что придумать такую действительность под силу разве только фантасту, да и то с нестандартным мышлением и воображением.

– Так мы чокнемся с Вами сейчас или нет? Не хотите, не надо! Еще расскажу любопытнейший случай из своей биографии.

– Мне пора уходить.

– Ну, еще минут десять, упадете со стула от смеха.

– Ты чего разболтался так, Глеб. Говоришь ерунду, а на Киру Григорьевну за твою болтовню капают денежки. Это – запад, забыл, здесь в цене только время.

– Испугалась, наверное, что расскажу, как с тобой познакомился я в забегаловке.

– Ты ее перепутал с кафе.

– Кафе было одно лишь название, – привычно вступил в словесную перепалку с Кристиной Глеб, не придавая никакого значения ее предупреждению о даром потраченных деньгах. Мне даже казалось – специально, нарочно.

– Так вот, в этой своей забегаловке, – упрямо продолжал Глеб, – она водку всегда разбавляла водой. Ха – ха – ха!.. И я это усек. Так мы с ней познакомились. Ха – ха – ха – ха!.. А сейчас моя Криська по старой привычке разбавляет и соки водой, подавая гостям. Ха – ха – ха!..

– Пойди отоспись! Довольно циркачить! Надоела твоя болтовня! Сколько все-таки, Кира Григорьевна, я должна Вам, конечно, за вычетом всей болтовни.

– Я сказала же Вам – ничего! Помогите скорее своей дочери уехать к себе домой.

– Захочу – так уедет! Решу я, а не Вы!

– Так Вам что, удалось Машку разговорить? – удивился Глеб. – Вот это да!

– И чего ты так рад? Это было нетрудно. Машка просто дуреха. Ей бы лишь поболтать.

– Но молчала ведь сколько?

– Ей, видно, хотелось разорить любым способом как-то меня. Сделать гадость. Узнала, что тут все не дешево, и особенно консультанты.

– Так какая же Ваша цена? – уже начал расспрашивать Глеб. – И каков результат консультации?

– Я уже говорила, что денег не надо. Результат – девочка ожила и желает жить дальше.

– Сколько все-таки времени Вы были у нас?

Я машинально посмотрела на часы и ужаснулась, как быстро летит время.

– Почти четыре часа, – опередила меня Анжелика. – Мы приехали с Кирой Григорьевной ровно в три.

– Да, но я приняла Вас на полчаса позже, – уточнила тут же Кристина. – Потом я еще Киру Григорьевну угощала вином, показала ей сад – это все минус сорок, – не шутила она, как вначале решила я, а самым серьезным образом подсчитывала на калькуляторе, вытащенном ей из кармана элегантного платья-халата от кутурье за тысячу баксов. – А потом полчаса моя Машка молчала, – наслаждалась подсчетом хозяйка «усадьбы». – И вообще, говорила сегодня я больше, чем сама психиатр, – подсчитывала она КПД чистого времени моего пребывания в ее доме.

– Я специально записывала, – доводила она до нашего сведения, – когда начался этот дурацкий разговор с моей Машкой, и когда, наконец, был окончен – один час и пятнадцать минут. Но и даже тогда – я все слышала (правда, каким образом, она не объяснила ни Анжелике, ни Глебу) – в основном, говорила лишь Машка. Так что чистого времени будет не больше сорока, может быть… сорока трех минут, – записывала она что-то на бумаге дорогой паркеровской ручкой.

Не могу сказать, что я опешила. Я была просто потрясена, не нахрапистым хамством и жадностью, а подобным умением жить.

– Да, но Вы позабыли, Кристина, вычесть время всех пауз в моем разговоре с Вашей дочерью. Может быть, тогда будет не сорок, тридцать пять или меньше минут.

– Но Вы что-то должны все-таки заработать, – рассудила Кристина, проявив милосердие, не осилив иронии моих рассуждений, – хотя то, что Вы здесь – тоже честь.

– Да, конечно, о ней вряд ли я помышляла.

– Так мы Вам все же сколько должны? – полупьяно игриво вмешался вновь Глеб.

– Вы учтите, что Кира Григорьевна подтвердила здесь, в Вене, свое звание профессора, – почему-то решила заступиться за меня Анжелика.

– Ты что, хочешь, Анжела, нас сейчас разорить? – возмутилась хозяйка. – Ты же знаешь, какие здесь цены, ведь сама говорила вчера, что австрийский профессор сдерет с нас три шкуры. Пусть сдирает, но не за пустяк, – не могла успокоиться Кристина.

– А вот русским профессорам в Вене надо радоваться, что вообще появилась возможность заработать хоть что-то. Моя Машка почти за сто шиллингов драила четверть года подъезды. Я и так хорошо заплачу, как плачу массажисту из Львова. – И она скрупулезно снова стала считать и подсчитывать.

– Этой суммы достаточно? – показала Кристина минут через пять на листке выведенную ей смехотворную сумму.

«Массажисту из Львова не так-то легко зарабатывать в их доме, – промелькнуло в моей голове, – даже если массаж ежедневный». И вообще – этот пошлый спектакль невежества, утопающего в роскоши, из эмиграции энной волны уже настолько стал меня раздражать, что единственным моим желанием было выскочить вон – вон из комнаты, из этой виллы. Выскочить и бежать, куда только возможно, от всей этой скаредной нищеты процветающих денежных мешков.