– Сто пудов! – поддержал Шрек.

– Эй, вы! – вступилась Барби. – Поп – наш! Усекли? – поднялась она.

– Да, ладно! – отступили пацаны. – Кто против?

Эту перебранку-разборку Костя пропустил мимо ушей. Его мысли текли в другую сторону.

– Зачем я вру? – задал он себе вопрос. – Ведь я не хочу пить эту гадость!

Чувство стыда зашевелилось в душе, как колючая осока от ветра. – Кому это надо? Им? – Костик окинул ребят взглядом. – Им всеравно. Мог бы и не приходить! Лизе? Ей тоже всеравно! Барби?…

– Вранье нужно тебе! – заговорил внутренний голос. – Ты хочешь быть с Лизой, вот и врешь, и терпишь насмешки. Не знаешь другого способа? Уведи ее отсюда! Боишься? Тогда ври дальше! Или… Что «или»? – спросил Костя. – Или наберись смелости и объяснись! Сейчас! Если не трус! Все сразу встанет на свои места, – внутренний голос требовал волевого импульса.

Подростки включили музыку и пошли танцевать, веселясь и шумно болтая. Они встали в круг, с удовольствием затряслись и задергались, то и дело отхлебывая ликер.

– Лиза! – позвал Костя.

– У-у? – сквозь сжатую в губах соломину процедила девочка.

– Отойдем! Надо мне… Пару слов…

Двигая ступнями в такт музыке, Лиза рывками, будто ехала на лыжах, подошла к Косте, оставляя на песке две борозды.

– Давай уйдем отсюда! – выпалил Костя и его сердце учащенно забилось.

– Зачем? – глаза Лизабетт округлились.

–Ну… – Костя взял ее за руку, – Это… побудем вместе! А-а?

Лиза высвободила руку.

– Не-а! – мотнула она головой. – Я со Стерлингом! Вот если бы он не пришел…

Девочка подалась к подростку всем телом. Она понизила голос до секретного шепота, чтобы их не расслышали:

– А тебя Барби хочет!

– Как Барби?! – застыло на губах мальчишки.

– Ну, ты чо-о, правда, не врубаешься?! Или гонишь?! – Лиза остолбенела.

Костя молчал.

– Чудной ты, Поп! – хмыкнула Лизабетт и «поехала на лыжах» назад. – Пока, пока! – пошевелила она пальчиками, оглядываясь.

Костя отошел к воде. Сердце сдавило отчаяние.

Сквозь шум музыки до его ушей донеслось:

– Лиз, прошвырнемся!

Это был голос захмелевшего Стерлинга. Костик обернулся и увидел, как Лиза, его Лиза, бросила пустой стаканчик на песок и прижалась к обнаженному торсу диджея. Парочка отделилась от компании и стала уходить вдоль береговой линии, смеясь и целуясь. За ними, выждав, побрели Шрек и Фиона, а через пару минут и Шварценеггер с новыми подружками, обнимая обоих за талии.

Костя сел, обхватив колени руками, и зажмурился, чтобы не смотреть в сторону зарослей. Он старался подавить приступ ревности и успокоиться.

– Укрепи меня, Господи! Укрепи, Господи! – взмолилась юная душа.

Перед взором возникла родная церковь, где всегда было покойно и радостно. Душа мальчишки всем своим воображением устремилась туда, как в спасительное убежище. Испуганная незнакомыми первыми в жизни приступами ревности душа не знала, что ей с этим делать и прибежала к иконостасу, где уже ни раз изливала свою боль святым ликам.

– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!… – застучало в голове. Молитва полилась быстро-быстро, как дробные переливы маленьких подзвонных колоколов. Костя представил себя у церковной звонницы и замер, вслушиваясь в сладкую мелодию родной обители. Он различал колокольные звуки по частоте и тембру, считал такты, словно в голове тикал камертон, и удивлялся ненарушаемой гармонии древних музыкальных инструментов.

Видение сгладило остроту переживания. Вздохнув взволнованной грудью, мальчишка мысленно приложился к иконе на аналое и, открыв глаза, глянул на речку сквозь пелену горечи, застилавшей взор. Волжская вода была безмятежной. Ничто не нарушало размеренных ударов ее тихих волн в берег. Казалось, сама природа бьет в шепчущий колокол земли. И сердцу захотелось состояния такого же покоя и равновесия, как у этого величественного Божьего творения.

– Ну, и пусть! Ну, и пусть! Ну, и пусть! – зазвучали сердечные всплески в унисон неспешным ударам речной воды.

– Кто я ей? Кто я ей? Кто я ей? – стучало сердце в берега ревности, и мальчишка начинал понимать, что он всегда было чужым для девочки с ямочками на щеках.

– Никто! Никто! Никто! – откатывались волны разочарования, растворяясь легкой рябью утихающего волнения.

Уцепившись за спасительное воспоминание о церкви, Костик зашептал слова из молебного канона ко Пресвятой Богородице, который поется в душевной скорби:

– Одержим напастьми, к тебе прибегаю, спасения иский, о, Мати Слова!

Раньше он не придавал значения смыслу канону: молитва как молитва. Но теперь, в личной душевной непогоде, слова открывали свой тайный смысл и звали погрузиться в спасительную глубину правды Божьего слова, которую вещает церковь скорбящей душе.

– От тяжких и лютых спаси мя!… – повторял и повторял подросток, пока не почувствовал, что отчаянная просьба рассеивает тучи в душе, возвращая ясность в разум и чувства.

Костя остался в обществе Барби. Девочка что-то напевала и ползала по пледу, собирая остатки угощения и разбросанную посуду. Она изгибалась, то и дело вращая руками и ногами, изображая стриптизершу, и искоса поглядывала на парня.

Костя продолжал сидеть, обхватив колени руками, и не обращал внимания на старания Барби. Он все еще готов был броситься за Лизой, чтобы вырвать ее из лап Стерлинга. Даже представлял себе их драку. Но ни руки, ни ноги не слушались. Отрезвленный молитвою разум давил на чувства, как тормоз давит на колеса, не давая шелохнуться: – Это глупость! Это и есть «одержим напастьми…» – четко диктовал он.

Мальчишка уставился в одну точку и сидел неподвижно, пока в этой точке не появилась разноцветная « стриптизерша».

Костик спрятал голову в колени. Но Барби дышала все ближе. Он почувствовал ее взволнованное прикосновение.

Ноги резко ожили, сорвались с тормозов и подняли подростка. Он побежал на вершину берегового откоса, отчаянно работая ими.

Ты куда, Поп? – услышал Костя обиженный голос за спиной, но не ответил ничего. Лишь обернулся и с высоты поискал глазами Лизабетт. Ее нигде не было видно.

* * *

– Батюшки-святы! – Варвара Тихоновна всплеснула руками и перекрестилась. – Костик, ты никак в аду побывал?! Ой-е-ей! Что случилось-то? Как ты выглядишь? – запричитала она. – Где ты был, Константин?

– Ба, прости, потом!… – внук проскочил в ванную и заперся. Он включил душ и сорвал с себя испорченную одежду. Ему хотелось поскорее смыть разноцветную грязь, в которой он вывалялся, а вместе с ней и горечь переживаний от предательства девочки с ямочками на щеках. Горячая вода быстро растворила следы молодежного фестиваля, но гадкое ощущение ревности поднялось в душе с новой силой. Костя никак не мог забыть, что произошло на берегу. Перед глазами то и дело всплывала фигура Лизабетт, удаляющаяся в кустарник. Сердце сжималось от боли. Костя жалел, что так глупо раскрылся перед одноклассницей, которая совершенно равнодушна к нему, сокрушался, что игру принял за ответную симпатию.

– Дурак! – ругал себя мальчишка.

Он включал попеременно то горячую, то холодную воду, чтобы в состоянии температурного стресса отделаться от мысли о Лизе. Это не помогало. Тогда Костя стал задерживать дыхание и представлять, будто бы тонет в воде, падающей сверху. Ему виделось, что над ним вовсе не душ, а тяжелый водопад, в котором он вот-вот захлебнется и уйдет на дно.

– Так мне и надо! – негодовал подросток, чувствуя, как задыхается. Он резко вынырнул из «водопада», хватая воздух, и стал бить себя по щекам. Потом стукнулся лбом в кафельную стену, уперся в нее, словно в непреодолимую преграду из своих взволнованных чувств, и… заплакал. Его воображение упорно продолжало искать Лизу в зарослях «секси-парка». Ах, если бы не Лиза! Разве случилась бы эта буря в сердце? Стоп! При чем тут Лиза? Ну, да, конечно, она ушла с другим! Только главная причина ни в ней! Во мне! Я раскис! Слабак! Костя укорял себя, пытаясь вернуть самообладание и привести чувства в покойное течение. Как удалось это сделать у волжской воды с помощью молитвы, когда он узрел картину гармонии Божьего мира.