В тот роковой день, десятого июня, все в квартире были заняты своими обычными делами. Француз стучал клавишами печатной машинки, дымя при этом чрезвычайно вонючей кубинской сигарой и похлебывая золотистый ром. Сюин ковырялась в деталях сломанного радиоприемника, который ей заказали починить. Фалих в очередной раз рисовал пейзаж за окном, а Поль обложилась книгами по медицине так, что из-за толстых фолиантов ее было практически не видно. Кэт ворвалась в квартиру подобно маленькому торнадо.

– Работает? – она выдернула из рук Сюин приемник, но девушка отобрала свою работу и обиженно замотала головой. Кэтрин чертыхнулась, махнула рукой и бросилась в комнату Паскаля

– Паскаль! Включи радио! – крикнула она. Наконец-то все обитатели квартиры оставили дела и потихоньку собрались в гостиной. Кэт вернулась вместе с французом, который торжественно вкатил в комнату большой старый радиоприемник. Трясущимися пальцами американка настроила волну.

– Слушайте! – крикнула она. Из приемника доносились сводки новостей, к несчастью, совсем неутешительных. Никто толком не мог разобраться в том, что означала вся эта разрозненная информация, и молодые люди взволнованно переглядывались. До Поль смутно, как из-под воды донеслась только последняя фраза, потом эхом отдававшаяся в голове весь оставшийся день.

«Париж объявляется открытым городом».

– Что такое открытый город? – переспросила она, когда Кэт выключила приемник, плюхнулась прямо на пол рядом с ним и нервно закурила.

– Ничего хорошего! – воскликнула она, – немцы уже близко, а правительство фактически сдало нас им!

– Боже, – обронила Сюин и взяла Фалиха за руку, – начнется война?

– Война уже идет, дурочка! – продолжала Кэтрин, – но эти уроды будут хозяйничать здесь. Черт, черт… – она дерганным движением откинула волосы с лица и отряхнулась от упавшего с сигареты прямо на платье пепла. Девушка была настолько вне себя, что просто не могла спокойно сидеть на месте. Когда она докурила, она стянула с головы красный вязаный берет и яростно скомкала его в пальцах, словно он был в чем-то виноват.

– И что нам делать? – задал Фалих резонный вопрос, он был очень собранным и мрачным, – уехать?

– Да, Кэтти, может тебе вернуться к родителям? – предположила Поль и чуть не получила в глаз за такое предложение. Американка замахнулась, но ничего не сделала, а потом вскочила, убежала в прихожую и вернулась, на ходу вытряхивая все содержимое из своей сумки. На самом дне отыскалась мятая листовка, которую она протянула сидевшему ближе всех Паскалю.

– Я не собираюсь прятаться и отсиживаться где-то, как это сделало правительство! – полная героического пафоса заговорила девушка, – я буду бороться. С вами или одна.

Пока она говорила, листовка оказалась у Поль в руках и она с интересом повертела ее в пальцах. Текста было мало, в основном лозунги. Самый крупный из них «За свободную Францию».

– И что ты будешь делать? – наконец-то вмешался француз с грустной иронией в голосе, – пойдешь одна против немецких танков?

– Я не одна, – прошептала Кэтрин. Ее темные глаза бешено горели, а щеки раскраснелись от волнения. Она была особенно прекрасной в этот момент – белокурая смелая валькирия. Поль, не удержавшись от нахлынувшего на нее порыва, встала и обняла подругу за плечи. Американка посмотрела на нее с благодарностью и положила голову девушке на плечо.

– Я с тобой, – тихо сказала Поль. Паскаль усмехнулся.

– И я, – бросил он, – вы без меня пропадете.

– И мы, – улыбнулась обычно тихая и скромная Сюин, и сейчас ее круглое славное личико было исполнено по-настоящему стальной решительности. Фалих кивнул и только крепче сжал руку своей возлюбленной.

Спустя много лет Поль жалела об этом разговоре и думала, что если бы они были менее разгоряченными и безрассудными, а имели хоть толику благоразумия, то жизнь их сложилась бы иначе. Кэтрин вернулась бы к родителям в Америку, а остальные просто не ввязывались бы в войну, которая стоила им океана боли и бесконечной череды потерь. А кое-кому и жизни. Но, к несчастью, понимание этого приходит только с жизненным опытом, которого у всей великолепной пятерки тогда было мало. Они были детьми. Отчаянными, смелыми детьми с крепкими идеалами.

Глава шестая.

И снова Рим 1959 г.

Она наплела Рудольфу, что решила посетить один известный салон модной одежды и не хотела бы совершать это путешествие в его обществе. Притворно засмущавшись, Поль сообщила, что хочет приобрести кое-какие весьма пикантные детали женского гардероба и уловка сработала – мужчина отстал. Он порадовался только, что девушка наконец-то стала проявлять хоть какой-то интерес к окружающему миру. Запоздало Поль сообразила, что для подтверждения своего алиби ей действительно придется потратить время в магазине и эта перспектива ее скорее угнетала, чем радовала. Она не питала никакого интереса ко всем этим вещам, мало разбиралась в моде и том, как правильно нужно носить разные предметы, к которым попросту не привыкла. Большую часть жизни она одевалась, как мальчик, а в военные годы в лагере и вовсе успела привыкнуть к серой однообразной пижаме арестантки. Был, конечно, недолгий период в Париже до войны, когда Кэтрин пыталась привить ей хоть какой-то вкус, но быстро разочаровалась в этой идее. Просто сама выбирала Поль платья, которые та, скрипя зубами, все-таки натягивала на себя, чтобы не обижать подругу. И чувствовала себя ужасно неуютно – ветер так и норовил задрать подол, чулки все время рвались; сесть в свободной позе было неудобно, как и залезть на дерево или перемахнуть через забор, если в том появлялась необходимость.

На самом деле Поль отправилась на встречу с французом. В этот раз он выбрал место, находившееся куда дальше от отеля, где девушка остановилась с мужем. Поль была недовольна, но скоро узнала причину выбора старого друга и слегка смягчила свой гнев.

Они встретились у Пантеона и тут же зашли внутрь. Храм действительно производил неизгладимое впечатление, и Поль долго стояла посередине зала и разглядывала причудливую, сложную архитектуру. Больше всего ее поразило окошко посередине крыши и короткая справка, полученная от Паскаля, о том, что спроектировано здание таким хитрым образом, что дождь не попадает через отверстие внутрь. Поль даже захотелось задержаться здесь, чтобы проверить эту информацию.

– А теперь давай к делу, – они отошли в тень колонны подальше от стайки китайских туристов, потому что нетерпеливому французу хотелось побыстрее заговорить.

– Я не ошиблась, – сухо констатировала Поль, с трудом подавляя бушующие внутри эмоции, которые ей совсем не хотелось демонстрировать перед старым другом, – Шварц действительно здесь. И у него есть новые документы. Пробей при возможности фамилию Кавьяр. Есть ли такой в Милане.

Паскаль недоверчиво и испуганно уставился на подругу, но фамилию записал в маленький блокнотик, который тут же спрятал в карман.

Поль думала, стоит ли ей рассказывать про виллу на побережье и свои планы, которые она больше не намерена была откладывать.

– А что там с Вольфом? – нашлась она и перевела тему.

– Я пока слежу за ним, – быстро ответил Паскаль, – но было бы хорошо, если бы ты…

Поль многозначительно хмыкнула, не дав другу договорить.

– Поль, – Паскаль очень редко называл девушку по имени, не используя уменьшительно-ласкательное «Полли» или прозвище, только когда разговор становился действительно крайне серьезным, – ты единственная, кто может его опознать. Я его не видел, ты знаешь.

– Да, ты с нами в Гюрсе не отдыхал, – мрачно напомнила Поль и сама удивилась обиде, которая прозвучала в ее голосе.

Бессмысленно и глупо было винить Паскаля, в том, что в то время, когда они попали в плен, друг находился в другом месте, выполняя важную миссию. Он был не только отличным писателем, но и первоклассным пилотом. Злилась девушка скорее на себя, что не напросилась с ним, ведь тоже могла научиться управлять самолетом. Кукурузник ей водить однажды уже приходилось. Она могла быть полезна, но… Просто испугалась оставлять оторву Кэтрин и довольно беззащитных Фалеха и Сюин без присмотра в оккупированном Париже. Она в тот момент была уверена, что вернувшись, уже не найдет друзей живыми. Как наивно, ведь она даже будучи рядом, не смогла сберечь их от надвигавшейся беды.